Долгий, полный гнева и отчаянья рев был ему ответом. Но Митуса уже ничего не слышал, глаза негра остановились, губы сложились в победную улыбку. Возможно, он видел в этот миг счастливую охоту сыновей леопарда в бескрайних саванах Дагомеи, свободной от бесконечных облав белых атлан и их алчного желания власти над всеми, кто не похож на них.

Шкик сидела, поджав под себя ноги, и не отрываясь глядела в хрустальный череп. Несколько дней назад она сообщила брату, благородному царю Ульпаку Капаку, что намеревается провести полнолуние в храме Ягуаров в долине между двумя горными кряжами к юго-востоку от поселка.

Две новых жены повелителя, Имахеро и Денаке, со всеми почестями сопроводили верховную жрицу ягуаров к месту молитвы и были готовы служить ей там, но Шкик отослала их вместе со стражей и носилками, сказав, что проведет время одна. На попытки брата возразить, девушка с улыбкой ответила, что здесь ей не только не угрожает никакая опасность, но и более того: ожидает величайшее счастье, как для самой жрицы, так и для всего рода ягуаров. К этому дню Шкик шла всю жизнь.

Внутри темноватого святилища, сложенного из базальтовых блоков, царила прохлада. В массивный квадрат двери светила почти полная, беременная луна. Шкик улыбнулась и снова взглянула на шар, лежавший у нее на коленях. «Все так, — прошептала она, — все так, как должно быть, а теперь прошу тебя, матерь Шкик, прародительница Ягуаров, приведи его к этим стенам».

Негр был прав. Какое-то время Акхан оглашал окрестности диким ревом и в отчаянии кидался на камни, но потом устал, лег на землю и уже через час не мог хорошенько вспомнить, от чего так выл и бесновался недавно. Он был сыт, более того — к туше тапира прибавилось тело еще одного врага. Ягуар оттащил дагомейца в те же кусты, где лежала его первая добыча и предусмотрительно забросал листьями и землей, орудуя сильными задними лапами.

Теперь его охватило странное смутное желание. Есть он не хотел. Но испытывал беспокойство и томление. Что-то необъяснимое властно подняло его с камней, заставило бросить уютную поляну у источника и погнало дальше на север. Ягуар искал кого-то. Кого-то точно такого же, как он, но другого. Совсем другого. С сильными лапами и мягкой шерстью, о которую можно было бы долго тереться нижней частью живота.

Он нашел его часа через два быстрого бега по извилистым каменистым тропам. В распадке меду двумя холмами. У странной пещеры с плоской крышей и мрачно темневшим входом внутрь. На ступеньках у этого непонятного сооружения сидела золотистая, как луна, самка ягуара. Прекрасная и грозная в своем ослепительном совершенстве. Рисунок ее тела был мягок, а черные узоры на шкуре необычайно ритмичны. Так и хотелось взглянуть, какой танец исполнят эти пятна, когда она встанет и двинется к нему.

Акхан огласил окрестности победным ревом, и согнанная со своего места ягуариха ответила ему тише, но призывнее. Да, они сошлись вместе на ступенях и закружились в долгом танце, вскидывая лапы, ударяя и покусывая друг друга. Она оказалась сильной и нежной, она пахла ночной землей и теплом желанного тела, белый без подпалин мех ее живота благоухал так сильно, что сводил ягуара с ума.

Луна заливала площадку перед квадратной пещерой, на которой кувыркались звери, но самка неумолимо отступала внутрь своего каменного убежища. Акхан сначала хотел позвать ее к ручью, на свою поляну, чтоб показать добычу и подчеркнуть силу и храбрость. Но ягуариха желала здесь и сейчас, что вполне устраивало и его. Завтра они отправятся туда и, если ее пещера действительно лучше, чем его ручей, перенесут туши тапира и человека под эти камни.

Свившись в большой клубок, звери катались по плитам храмового пола, испещренным многочисленными рисунками, недвусмысленно изображавшими соитие женщины с ягуаром — великой праматери Шкик с ее божественным супругом.

Два неровно вздрагивающих пятнистых тела успокоились и затихли только на гладком камне посреди храма. Всепоглощающая радостная полнота поглотила их, затопляя тела бескрайним наслаждением. А затем слабость на широких крыльях подняла ягуаров над землей и, мерно покачивая, понесла в благоуханный рай мягкой травы и сочной молодой дичи.

Акхан проснулся от яркого света. Солнце било в широкий квадрат двери и падало ему на лицо. Кошмарные видения вчерашней ночи разом встали перед стряхнувшим сон сознанием. Принц рывком поднял руки к глазам и, убедившись, что видит настоящие человеческие пальцы, с облегчением вздохнул. «Приснилось. — усмехнулся он. — Взбредет же такое в голову!»

Акхан повернулся на другой бок и застонал от боли. Все его тело было исполосовано ягуарьих когтей. Одни борозды были глубокими, походя на отметины после битвы с врагом. Другие — легкие игривые царапины — не причиняли особой досады. Но было и еще кое-что, встряхнувшее акалеля сильнее боли в руках и ногах. Прямо напротив него на широком плоском камне спала женщина ослепительной, прямо-таки нечеловеческой красоты. Он мог поклясться, что за всю жизнь не встречал ничего подобного. Хотя странная незнакомка и не относилась к расе белых атлан, она казалась совершенной. Черты ее лица не были грубы, как у большинства тольтеков. Напротив, в них светилась какая-то трогательная беззащитность в сочетании со странной, словно не своей, волей. Мягкие черные волосы рассыпались по холодному камню. На запястьях и щиколотках женщины поблескивали широкие золотые браслеты с изображением оскаленных ягуарьих морд. На стройной шее висело ожерелье из нефритовых когтей того же зверя.

— Сын Солнца, наконец, проснулся? — сказала она, широко распахнув черные блестящие глаза. Ее голос был мягок и тепл.

Женщина говорила на том примитивном атле, которым пользовались тольтеки, и акалель должен был отметить, что Ульпак знает язык белых атлан лучше. Вспомнив о своем бывшем пленнике, принц вспомнил, кого ему так неуловимо напоминает лежащая рядом незнакомка. Она явно была в родстве с ягуаром, и это не потому что все тольтеки похожи друг на друга. «У него есть сестра. Я помню, он говорил», — подумал акалель.

— Ты Шкик. — уверенно сказал принц, садясь и протягивая к женщине руку. — Ульпак рассказывал о тебе.

— Шкик польщена. — девушка улыбнулась. — Божественный Сын Солнца знает ее имя.

— Где мы?

— В храме Ягуара.

— Мы были вместе? — прямо спросил акалель. Судя по тому, как Шкик опустила голову, хитро поглядывая на него исподлобья, и зашлась тихим смехом без тени смущения или раскаяния, вывод акалеля оказался правильным.

— Ты очень красива. — сказал Акхан, осторожно коснувшись ее плеча. — Я не жалею о случившемся. Но, ради Атлат, как все это произошло? Я ничего не помню!

— Ничего? — снова засмеялась Шкик. — Совсем ничего?

Акалель должен был признать ее правоту. Обрывки каких-то воспоминаний дикой пляской проносились в его голове. Бег ягуара по ночному лесу, охота на какого-то зверя, битва с леопардом… Акхан похолодел. Митуса!

— Черный человек лгал, — прочитав его мысли, ответила жрица. — Не намеренно. Он исполнил свои ритуалы, но не знал наших.

— Да, но он сжег мою одежду. — растерянно произнес принц. — И сейчас я должен был бы оставаться зверем.

— Здесь особая земля. — покачала головой Шкик. — Не такая как за соленой водой. Разве не белые атлан говорят, что все, взятое в Ар Мор, должно быть тут и оставлено?

— Да, — протянул акалель. — Мы так говорим о золоте и рабах.

— Но это касается всех даров красной земли. — улыбнулась жрица. — И духа Великого Ягуара, который ты носил в своем теле, тоже. — она поудобнее устроилась на камне и приложила руку к груди Акхана. — Соприкоснувшись с душей Сына Солнца, зверь научился обуздывать свою злобу. А после того, как дух Ягуара был возвращен роду ягуаров, акалель стал свободен от него.

И верно — Акхан больше не ощущал тяжести в середине груди. Чувство громадного облегчения охватило его.