Вдруг он поймал себя на мысли, что все последнее время ведет себя неправильно. Циничный, осторожный, хладнокровный «старый полицейский» как будто бы потеснился, уступая место в душе Семена Платоновича молодому Сене Мыльникову. Упорному, твердому, но вместе с тем наивному, провинциальному интеллигенту, запоем читающему помимо книг по специальности Светония, Тацита, Карамзина и Ключевского.

У него не было других объяснений этой метаморфозе, кроме любви, меняющей его на глазах. Но сегодня даже мысли о Тамаре не вызывали положительных переживаний.

Какое-то эмоциональное похмелье овладело им. Он вдруг осознал, что вся его жизнь была неким эрзацем. Он многого добивался и достойно парировал многие вызовы Судьбы. Но все было как-то не так. Все время какие-то паллиативы.

И это преследовало его с самого начала. Он хотел поступить на Географический факультет на кафедру океанологии. Но на эту сверхпрестижную кафедру не прошел. Хотя на факультет поступил. Потом совершенно случайно выбрал специализацию по геоморфологии россыпей, которая его совершенно не интересовала.

К счастью, работать по этой специальности ему сразу не пришлось. После окончания МГУ он попал в армию. Служба не тяготила его. Тем более, что быт офицера ВВС был по советским меркам весьма неплох. Но в авиации он постоянно чувствовал себя человеком второго сорта. Наземной «обслугой» аристократов-«летунов».

Ладно, черт с ней, с армией. Служба закончилась, и Семен подался на Север. «Север, воля, удача, страна без границ. Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья», – кстати вспомнилась строка из Высоцкого. Какая воля, какая удача, какое такое отсутствие «грязи»!

Все тускло, тоскливо, бесперспективно. И так же подло, трусливо и лицемерно, как и на остальной территории великой красной империи. Возможность пойти в милицию он воспринял как шанс. И на тебе, этот шанс обернулся необходимостью два года прятаться в шахте.

А потом?! Это подлое чувство постоянной опасности, не отпускающее даже, когда реальной опасности нет. Из-за этого чертова страха он упустил массу возможностей в начале 1990-х. А ведь мог бы сейчас быть долларовым миллионером. С его то опытом и знанием таких тонкостей жизни, которое в те годы имели лишь единицы.

Да что там миллионер. Даже просто в рамках своей новой специальности он всю жизнь занимался не тем, чем хотел. После возвращения из Кузбасса хотел попасть в адвокатуру, а проработал в прокуратуре, суде, милиции.

Но ведь были в жизни и светлые моменты, – вдруг одернул себя Мыльников. Его женщины, например.

Да все мои женщины были просто лекарством от страха, не более того, – отчаянно возразил он самому себе. Но женщина не должна быть лекарством. Она должна вдохновлять на подвиги и свершения.

И если она хороша как лекарство, то непременно рано или поздно надоест, как напоминание о болезни, которую призвана лечить. Потому-то все женщины Мыльникова, он вдруг четко это осознал, были лишь подобием его идеала. И внешне и духовно они были все тем же эрзацем, паллиативом, обладая массой изъянов, на которые Мыльников сознательно закрывал глаза. А он столь щедро одаривал их материальными благами скорее не по широте души, но все из того же страха, чтобы отвязывались без скандала.

Дуры, хабалки! Все то, что я им всем отдал, сейчас бы бросить к ногам Тамары. Вот она, женщина моей мечты! Вот идеал, которому стоит служить и ради которого стоит рисковать.

Вот только лишнего риска мне сейчас не хватает, – резко одернул себя Мыльников, с тяжелой головой и мятым лицом входя на утреннюю планерку в кабинет начальника.

Взглянув на шефа, он злорадно отметил, что тот тоже выглядит не лучшим образом. Выражение лица подполковника Егорова было таким, как будто он по ошибке съел что-то очень горькое. Как быстро понял Мыльников из дальнейшего, причины для этого были весомые.

– У нас опять ЧП, – без вступления произнес подполковник. – Этой ночью два убийства.

Он сморщился в страдальческой гримасе. И вдруг взорвался тирадой.

– Это черт знает что!!! По количеству тяжких преступлений на душу населения мы скоро станем первыми не только в области, но и в России. Где профилактическая работа?! Где предупреждение преступлений?! Где, я спрашиваю?! А раскрываемость?!

Убийство на пороге ФСБ, массовая драка с одним погибшим и двумя десятками пострадавших, и вот теперь еще два убийства. И все за неполный месяц. И ничего еще не раскрыто. И это в то время, когда в область ожидается визит министра внутренних дел! Вы что же думаете, что если меня снимут, вы чистенькими останетесь? Не надейтесь!!!

Егоров орал на подчиненных как типичный советский самодур, что случалось с ним, надо отдать ему должное, весьма редко. Из его слов посторонний наблюдатель мог бы сделать заключение, что сидящие за столом сами причастны ко всем упомянутым преступным эпизодам. Например, вот этот капитан организовывал драку цыган и кавказцев, и лично огрел железным прутом одного из цыганских боевиков. А этот майор в свободное от службы время в компании с двумя старлеями по ночам лишает законопослушных сограждан жизни.

Разумеется, все они были далеко не ангелами. Но не до такой же степени! Нет, господа, злоупотребление служебным положением и вымогательства это все же не серийные убийства.

Так что несправедлив был подполковник к подчиненным. Несправедлив.

Вот что мог бы подумать сторонний наблюдатель, слушая начальственный ор подполковника Егорова.

Хмуро глядя на шефа, Мыльников вдруг почувствовал некую смесь озарения и чего-то похожего на ужас. Он уже знал, кто убит.

– Извините, товарищ подполковник, – официально обратился к шефу Мыльников, – но кто все-таки убит?

Егоров как будто споткнулся. И совершенно будничным тоном произнес.

– Этой ночью совершено разбойное нападение на дом хорошо известного нам всем нашего цыганского барона. Сам барон убит. Дом ограблен. И этой же ночью убит недавно приехавший к нам новый настоятель церкви в Старой Слободе.

– Я прошу вас поручить мне эти дела и хочу обсудить с вами ход расследования после планерки, – твердо сказал Мыльников.

– Не прогнешься, Семен Платонович? На тебе еще и убийство на пороге ФСБ и массовая драка. Что-то ты и их-то пока не раскрыл, чего тебе еще и новые дела брать?

– Не прогнусь. Но кое-какие детали необходимо согласовать с вами.

– Хорошо. После планерки останься.

Егоров закончил планерку весьма оперативно. Казалось, ему не терпелось остаться с Мыльниковым наедине.

– Ну, выкладывай Семен Платонович, что у тебя на уме.

– Сергей Дмитриевич, визит нашего министра в область в ближайшее время это слухи, или верные данные?

– А к чему тебе это? – хитровато спросил подполковник.

– Сергей Дмитриевич, если это правда, мы сможем эффектно отчитаться, раскрыв сразу три преступления. Я имею в виду последствия побоища, а также нынешние убийства.

– А труп на пороге ФСБ?

– Этого не гарантирую. Но гарантирую, что грамотно спихнем это дело соседям. Все данные за то, что это их компетенция.

– И все же, причем здесь визит министра?

– Ему нужны громкие дела. Он на этом посту человек новый. Ему необходимо показать себя с лучшей стороны. А дела эти будут громкие.

Мыльников пристально посмотрел в глаза Егорова.

– Скажу больше, Сергей Дмитриевич, эти дела довольно просто раскрыть, если не побояться сделать их громкими.

Егоров понимающе усмехнулся, немного отведя глаза. И непостижимым образом, как будто подражая тону магаданского полковника времен Семеновой молодости, произнес:

– Все еще любишь громкие дела Семен, – он помедлил, – Платонович?

– Не понимаю, что вы имеете в виду, товарищ подполковник.

Они помолчали, глядя друг другу в глаза, и как будто ведя безмолвный диалог.

«У меня это единственный шанс без потерь выпутаться из твоей подставы», – говорили глаза Мыльникова.

«Извини, Семен, я не со злости. Но своя рубашка ближе к телу», – безмолвно ответил Егоров.