Впрочем, Кузнецов был не во всем прав. Мыльников тоже во все глаза смотрел на Тамару. И он тоже, как будто забыл то, что сделал только что. Но Семен не столько любовался ей, сколько… ревновал, попутно отмечая плотоядные взгляды красавца Виталия и этого моложавого спортивного профессора. Хорошо хоть Алексей был несколько в тени, и Мыльников не видел его жадных взглядов. А то бы он мог не выдержать, созерцая такое, пусть и виртуальное, но очевидное коллективное изнасилование.

– Мальчики, – прервала молчание Тамара с легкой насмешкой, – я чувствую себя течной волчицей в центре стаи голодных самцов. Бога ради, не начните рвать друг друга. И перестаньте пялиться на мои бедра. Вспомните, в каком положении мы находимся и как много хотим понять.

– Браво, Тамара Петровна, браво, – живо откликнулся Кузнецов. – Но прежде чем перейти к основной части нашей беседы, позвольте все же узнать, почему милый подполковник, спасший нас, называет вас княжной.

Мыльников недовольно покосился на профессора.

– Уймись, Семен! – как-то по-хозяйски прикрикнула на него Тамара. И ему вдруг стало очень хорошо от этого окрика. Так одергивать может только жена, или любимая невеста, знающая, что скоро она станет женой. Причем женой подкаблучника. Но черт с ним, с этим положением. Быть под каблуком у такой королевы это счастье.

И Мыльников вдруг полностью успокоился, еще больше откинулся назад, сильнее прислонившись к стене. И ему стало хорошо и спокойно.

Между тем, Тамара повернулась к профессору и ответила на его вопрос:

– Потому что я урожденная княжна Полоцкая. Семен знал, что я княжна, но не знал моей родословной.

– Позвольте, – воскликнул профессор, – я что-то не слыхал такого княжеского рода.

– Ой ли? А об изнасилованной князем Владимиром княжне Полоцкой Рогнеде, матери Ярослава Мудрого вы уж наверняка слышали. Как, вероятно, и о князе-колдуне Всеславе Полоцком, одно время побывавшем даже Великим князем Киевским.

– Да.

– Так вот род наш не перевелся. Но мы больше колдуны, чем князья. Хотя, если согласиться с вашими книгами, править как раз и должны колдуны, а не мордовороты в погонах и без оных.

Кузнецов не без внутреннего самодовольства отметил знакомство несравненной княжны с его трудами.

– И кстати, – продолжала Тамара, вытягивая левую руку с крупным перстнем-печаткой, на котором угадывался Сварогов квадрат. – Коли вы решили выступать под нашим родовым символом, извольте уважать его хранительницу.

– Мистика, мистика – пробормотал профессор. – Почему этот древнейший символ ваш?

– Потому, что это Сварга, или Сварогов квадрат, общий символ всех колдунов и кузнецов Руси. Не знали, господин Кузнецов, потомок мастеров?

– Знал, но не предполагал такого оборота.

– Теперь знайте. И говорю вам совершенно серьезно, этот знак приносит удачу. Но не всем, а только тем, кто достоин его носить. Можете считать это мистикой, но посмотрите на этого хоругвеносца. Не находите, что только стечение обстоятельств обусловило то, что он, а не вы, лежите на его месте? А что такое случайность?

– Неосознанная закономерность, – в один голос сказали Кузнецов и Мыльников.

– Браво, мальчики. Вы хорошо учили в свое время марксизм-ленинизм. Или как там его.– Она на мгновение замолкла, но никто не прервал ее молчание. – Так вот, господин профессор. Я не советую вам, если вы рассчитываете и далее использовать покровительство этого знака, вступать в серьезные противоречия с его носительницей.

– Знаете, княжна, я склонен вам верить, – промолвил Кузнецов. – Но коли вы, волею судеб, стали старшей в нашем…, – он на мгновение запнулся, – временном коллективе, то мы ждем разъяснений и предложений. Согласитесь, кроме поверхностного знакомства и нашего общего соучастия в убийстве этого господина, – он кивнул в сторону Муртазова – нас пока ничего не связывает.

– Лукавите, профессор. Нас связывает общая цель – найти библиотеку Ивана Грозного.

Повисло молчание.

– Ну вот, слово произнесено, – прервал молчание Кузнецов. – Подданные ждут дальнейших указаний, ваша светлость.

Тамара помолчала.

– Извините, трудно выбрать с чего начать. Ладно, в давней истории пока копаться не будем. Начнем с дел нынешних. Итак, ваша так и не зарегистрированная партия, Святослав Михайлович, уже много лет напряженно ищет средств для собственной раскрутки. Уж извините господа Кузнецов и Мыльников за такую вульгарность из уст профессионального филолога, но иного термина не подберу. А денег вам никто в России не даст, ибо вы ни много, ни мало, желаете спровоцировать русскую национальную революцию.

– Да, попал в компанию, – прервал ее Мыльников. – Вымогателем был, взяточником был, теперь вот стал убийцей, но вот политическим преступником еще не был.

– Придется, Семен, это гораздо интереснее, поверь – как-то буднично сказала Тамара и продолжила. – И вот, профессору Кузнецову, заместителю председателя Центрального совета Партии народной свободы приходит идея найти библиотеку Ивана Грозного, продать ее, разумеется, за рубеж. А на вырученные деньги все же эту самую национальную революцию замутить. Тьфу ты, опять не смогла обойтись без жаргона.

– Не извиняйтесь, княжна, о таких вещах надо говорить адекватным языком. Тем более, что вы должны быть понятой не только мною и подполковником, но и нашими юными друзьями, – заметил Кузнецов.

– Согласна, профессор. Итак, вы докладываете ваши соображения председателю Центрального совета. Он, разумеется «за», но помочь вам особо не может. Но рекомендует привлечь к поискам сочувствующего вашим идеям журналиста и человека с авантюрной жилкой Юрия Половцева.

Человека, – она на мгновение запнулась, – интересного, яркого, нестандартного. Убежденного русского националиста и немного анархиста. Человека великодушного, не растратившего детского восприятия жизни. Человека, который сразу загорелся этой идеей, еще не понимая, какой опасности он себя подверг.

Тамара замолчала. В неверном свете факелов показалось, что глаза ее повлажнели. Это было тем более странно, что она только что цинично держала на мушке человека, ее любившего и ей доверявшего, заставляя его на глазах у всех добить уже поверженного и беспомощного противника. А потом, как ни в чем не бывало мило разговаривала с участниками драмы, зачастую превращая беседу в присутствии свежего трупа в откровенный стеб.

Никто не прерывал ее молчания. И вдруг она вынула из кармана рубашки носовой платок и промокнула глаза.

– Извините, – глухим голосом произнесла она.

Все потрясенно молчали.

– Итак, вы пригласили Половцева и он согласился участвовать в ваших поисках, – справившись с собой произнесла, наконец, Тамара.

И тут Кузнецов решился прервать ее.

– Позвольте, откуда вы все это знаете?!

– Половцев был моим другом и фактическим мужем. Мы были не расписаны, но это не столь важно. А задолго до этого он сильно выручил меня. Я не только любила его, но и была ему многим обязана.

Слова Тамары вызвали у Мыльникова бурю чувств. Он представил себе в деталях ситуацию своей первой встречи с ней. И был поражен ее цинизмом и двуличием. Возможно, он был не прав в своих оценках, ибо знал еще далеко не все. Возможно, в его душе просто накопилось напряжение от всего пережитого сегодня. Но он на мгновение потерял над собой контроль. Он как бы взглянул на Тамару совершенно другими глазами, мгновенно осознав, как много раз она его элементарно использовала.

– И ты спала со мной, едва узнав, что твой любимый человек погиб?! Да ты не княжна, а обычная блядь!

Тамара резко развернулась к нему. Она ему давно симпатизировала, но отнюдь не любила. Он был нужен ей послушный, покорный, полезный. Вне этих качеств он был ей не интересен. И терпеть от него грубость она не была намерена. Как всегда бывает в такие моменты резкой смены отношения к человеку, она вдруг «вспомнила», что Мыльников милиционер. Он представитель того слоя, который она ненавидела всей душой.