Кузнецов взглянул на нее и все понял. У него сжалось сердце. В порыве какой-то испепеляющей нежности, он сжал ее в объятиях, и, гладя по голове, повторял как в бреду: «Малыш. Малыш. Малыш».

– Да, это я.– Она улыбнулась. Поначалу несколько робко.

И тут Кузнецова будто прорвало. Прошло уже больше суток с того момента, как он первый раз в жизни смотрел в дуло направленного на него пистолета, а потом в первый раз в жизни убил человека. Потом он искал библиотеку, распоряжался, думал, действовал. Ему некогда было задуматься над прошедшим и пережить, переварить все в душе.

Ему казалось, что все улеглось и так. Но он ошибался. И сейчас, глядя на эту добрую беззащитную маленькую женщину, он вдруг ощутил, как хрупок дорогой для него мир. И как много надо работать, думать, драться, рисковать, чтобы иметь право сказать – я сделал все, чтобы ты, и такие как ты были счастливы, благополучны и спокойны.

Он снова стиснул ее в объятиях и ни с того, ни с сего беззвучно разрыдался.

– Наш соратник умер?! Нет? Тогда где он?! Что ты меня задерживаешь?!

Малыш превратно истолковала его слезы и, вывернувшись из объятий, бросилась в дом.

Кузнецов понесся за ней.

Малыш влетела в гостиную, и хотя первая растерянность и напряженность от ее визита уже прошла, присутствующие все еще чувствовали себя не совсем в своей тарелке. Даже не обратив внимания на стоящего, как истукан, Виталия с автоматом в руках, Малыш подлетела к Семену.

– Как вы себя чувствуете?

Как это ни парадоксально, но циничный, усталый от жизни Мыльников, очень тонко почувствовал ситуацию.

С большой теплотой в голосе, он ответил.

– Большое спасибо. Гораздо лучше.

– Господи, у Михалыча было такое лицо, что я подумала невесть что. Но я сейчас осмотрю вас, сменю повязку и сделаю укол. Вы пили то, что я вам прописала?

– Да, – сказал Мыльников. – Спасибо, все очень помогло.

– Ладно, пойдемте в другую комнату. Вы как, можете подняться?

– Да, конечно, – сказал Мыльников поднимаясь. Хотя и не смог скрыть гримасу боли.

Они прошли в другую комнату.

– Не стойте с такими дурацкими рожами, – раздраженно бросила княжна ребятам. – Уберите свои пушки и закройте дверь. А мы, профессор, давай пройдем на кухню, да поставим чайник. Он уже остыл. И заварим свежий чай.

Когда они оказались на кухне одни, княжна взглянула на Кузнецова с интересом.

– Слушай, Михалыч, а у тебя есть семья?

– Конечно, – бросил профессор.

– И как же она относится ко всем твоим играм? Начиная от политических и заканчивая любовными.

– А никак, – равнодушно бросил он. – Им-то какое дело. Средства на жизнь я им даю. Своими делами не достаю.

– А любовь?

– Что любовь? Для любви существуют любовники и любовницы. А семья существует для совместного ведения хозяйства, бытовой взаимопомощи и выращивания детей. Все это в моей семье присутствует в полном объеме.

Тамара посмотрела на Кузнецова внимательно, с каким-то странным, пока непонятным выражением.

– А как, например, они относятся к этой ситуации. У тебя в доме какой-то народ. Украденный у государства клад, куча стволов. В гараже чужая «Газель». Какие-то женщины.

Он посмотрел на нее откровенно тупо.

– Так я потом приберусь. А сейчас я им позвонил и сказал, чтобы пока здесь не появлялись. А чего им, собственно? На этот дом я честно заработал. Оформил его на жену. Машину тоже. Я не жлоб. Потом, надо же позаботиться о них, если со мной что случится. А в остальном они мне жить не мешают и я им. Жаль, были бы деньги, квартиры бы детям купил. Но денег нет.

– Ну, ничего, сейчас будут.

– Это у вас с Семеном будут. А мы все пустим на наш проект. Дело, прежде всего.

– Да, не хотела бы я быть твоей женой, – протянула княжна.

– Так я и не предлагаю, – спокойно, а может быть непробиваемо тупо, сказал этот интеллектуал.

Тамара посмотрела на него с откровенным изумлением, как на некое диковинное чудовище, которому не стоит ужасаться только потому, что оно с тобой сейчас в «одной команде». С женским чутьем она заметила, какие чувства бушевали в нем только что, когда пришла эта маленькая подружка. И вот такой контраст. Она была уверенна, что Кузнецов сейчас будет также непробиваемо черств и к своей любовнице-соратнице, как сейчас к ней.

Но здесь она была права лишь отчасти. Хотя тенденцию уловила верную.

С вновь заваренным чаем они вернулись в гостиную. Мыльников сидел, расположившись гораздо более удобно. После сделанной перевязки ему было явно лучше. Остальные расположились за столом, как и прежде. Малыш сидела рядом со своим пациентом.

– Господа, – как ни в чем не бывало, обратился ко всем Кузнецов. – Лена остается с нами. Ей будет интересно наше обсуждение. Она такие дела любит.

Он не спросил ее намерений и желаний. А Мыльников подумал, что нельзя вот так бестрепетно вовлекать в их опасные игры постороннего человека. Он вспомнил, как достойно смотрел Кузнецов в дуло пистолета Муртазова, а потом совершенно не пытаясь геройствовать спрятался за его труп. Поступил, впрочем, совершенно правильно. Но, но…, как-то не так.

И вообще, что значит «правильно» для них, совершивших за последние двое суток такую массу правонарушений?

Между тем, Кузнецов обратился к Тамаре:

– Продолжайте, княжна. Мы остановились, что двоюродного дедушку Иисуса шантажируют. Чем? Да, Малыш, я потом тебе расскажу предысторию. Это очень интересно.

Как будто ей это так уж важно, – подумала Тамара. Но отогнала посторонние мысли и продолжала.

– Да, так вот, двоюродного деда Иисуса шантажируют происхождением его внучатного племянника. А история эта интересна и поучительна.

Как мы помним, дед Иисуса и его конкурент в лагере фарисеев, брат царицы, кажется Симеон, постоянно то союзники, то соперники. Вот для укрепления своего союза, еще при Гиркане, отце Янная, дед Иисуса выдает свою племянницу за любимого ученика Симеона.

Этот брак должен был укрепить единство в рядах фарисеев. Но тут случился сбой. Мария, судя по всему, была девушкой темпераментной и забеременела не от мужа, а от некоего крутого спецназовца по кличке Пантера, скифского гвардейца сирийского царя.

– Как она это умудрилась? – недоверчиво спросил Виталий.

– Так она же была девушкой из самой верхушки общества. Дома не сидела. Приемы, контакты с представителями иностранных дипмиссий, и так далее, и тому подобное. Кстати, задним числом эта версия подтвердилась. Иисус родился поразительно не похожим на того смугленького семитского Иосифа. Мальчик был светловолос, с яркими синими глазами. Разрез которых был столь редок в тех местах, что их отмечали специальным термином «лотосовидные». То есть широко расставленные, с легкой косинкой.

Такие глаза часто встречаются на женских портретах известного немецкого художника Лукаса Кранаха. Так что глаза у Иисуса были явно арийского типа.

Итак, Иосиф боится быть опозоренным. Рассказывает о своих сомнениях Симеону. Тот советует ему Марию тайно изгнать, а самому тоже уехать подальше.

Что тот и делает.

– Погодите, но Мария была женою некоего плотника Иосифа, – не выдержал уже Мыльников.

– Правильно, Сеня. Но плотник Иосиф, тезка официального мужа Марии, человек скромный и добрый, подобрал Марию после ее изгнания. И это тоже сюжет, стандартный в истории. Любят, ох любят, иные скромные мужички подобрать козырную девочку хороших кровей, которая явно не про их честь. А как ее подобрать? Правильно, когда она в стрессовой тупиковой ситуации. Вот тогда эти скромники такую девочку пригреют, приголубят, спасут, пожалеют. А потом всю жизнь имеют.

– Мол, русалка все пойму, и с дитем тебя возьму, и пошла она к ему, как в тюрьму! – глумливо пропел строчку из Высоцкого Кузнецов.

После прихода Малыша, он успел опрокинуть изрядный стопарь конька, и было видно, что расслабился.

Тамара громко захохотала. Ее смех поддержали Кузнецов и ребята. Даже маленькая докторша улыбнулась, найдя ситуацию забавной.