Но на что ты рассчитывал, присоединяясь к поискам? Что тут все книги будут в массивных золотых окладах? А ты возьмешь их себе, продашь на вес, а нам оставишь сами книги без обложек?

Или я не прав?

Мыльников несколько смущенно промолчал. Возможно, в другой ситуации он бы был более уверен в себе. Но сейчас, со все еще сломанными ребрами, в доме Кузнецова в присутствии его вооруженных соратников он явно не хотел дальше продолжать свою мысль.

И тут в готовый разразиться конфликт вмешалась Тамара.

– Семен, ты помнишь, у меня есть бриллиантовые серьги? Это, конечно же, не наследие времен Ивана Грозного, или Ярослава Мудрого. Но кое-что у меня от более близких предков есть.

Я полагаю, что именно ради вот таких ситуаций мне все это досталось. Поэтому я все это продам. Это потянет не так уж и намного, тысяч на пятьдесят, максимум шестьдесят баксов.

Далее, вот эти три книжицы, – она отложила две, судя по всему европейские первопечатные книги в обычных переплетах и одну рукописную в золотой обложке, я думаю, что сумею продать по демпинговой цене и в Москве. Не вызвав сильных подозрений. Я надеюсь выручить за них за всех тысяч сто пятьдесят.

Итак, у нас будет двести тысяч долларов. Я думаю, нам хватит, чтобы таким образом оплатить вывоз библиотеки за границу.

Вариантов маршрута может быть два. Первый, через Белоруссию в Литву. Второй на Украину.

Кстати, можно продумать вариант, что мы вывозим наиболее ценные книги. А остальные перепрятываем здесь. И продаем потом.

Но, так или иначе, все вполне реально. И не надо паниковать.

Тем более, Семен, что у тебя здесь, как говорят наши политические ублюдки, есть определенный административный ресурс.

Поэтому давайте не ныть, не глядеть друг на друга, как на потенциальных изменников, а делать дело.

– Браво, княжна! – зааплодировал Кузнецов.

– Бросьте кривляться, профессор, надоело, – неожиданно раздраженно сказала Тамара. И добавила, – оставьте нас одних с Семеном.

Все молча вышли.

– Сеня, – начала княжна, – наступает момент принятия решения.

– Я думал, он наступил гораздо раньше. Например, когда я добивал этого хоругвеносца, или закрывал тебя собой.

– Сеня, не делай из меня дуру. Я все прекрасно понимаю. Но во все этих ситуациях у тебя был шанс, что все обойдется. Мало того, был шанс, что ты получишь дополнительный выигрыш, не потеряв ничего, из того, что имеешь.

Понял мою мысль, или разъяснить?

– Лучше разъясни.

– Ах, Сеня, зря ты так. Ибо я буду опять не по-княжески груба. Ты что же, надеешься, что можно не рисковать? Ребят сдать. Навесить на них все убийства. Себя сделать героем-одиночкой, спасающим национальное достояние и раскрывающим банду террористов. А там уже наверняка полковник на генеральской должности в центральном аппарате. Взятки по двести тысяч баксов.

Ведь столько примерно берут в вашей говеной конторе?!

– Столько брали при генерале Орлове. Сейчас гораздо меньше.

– По пятьдесят тысяч? Но тебе и этого хватит.

– Ты забыла, что я тебя люблю.

– «Он счастлив, он ее имеет!», – пропела строчку из пародии на незнакомую Мыльникову песню, княжна.

Так вот, Сеня, и тут все просто, как ведро сметаны. Ты сможешь вывести меня из этого дела, но так при этом привязать, что я тебе буду даже больше, чем женой. Настоящей рабыней.

Как, верная реконструкция общего хода твоих мыслей?

– А ты не думала, что есть и обратный вариант? Некая потаскуха, по ее словам, из княжеского рода, использует пожилого глупого мента. По всем раскладам, он ей пока еще нужен. Но после того, как он поможет переправить за кордон библиотеку, он станет не нужен.

Эти ребятки еще некоторое время будут нужны. Тем более, с таким станком, как у тебя, – он намеренно употребил это грубое жаргонное понятие, – можно некоторое время держать их всех на привязи одним сексом. Ты ведь в койке и полутруп расшевелишь. А уж этих-то и подавно. Но вот Мыльников тогда уже станет не нужен.

И его даже не хлопнут, а просто вышвырнут. Он все равно ничего не сможет сделать.

Как тебе такая реконструкция твоих возможных мыслей?

Тамара задумалась.

– Конечно же, это не к месту. Но как же проще иметь дело с фанатиками и идеалистами. Профессор чудовищно черствый бездушный человек. Он в частностях может быть поразительно циничен. Но как хорошо он прогнозируем и чист в главном. И как красит его эта чистота! – последнюю фразу она сказала это с нескрываемым восхищением, и продолжала. – Он не купится на деньги, не купится на карьерные перспективы в этой дерьмовой стране. Он отдаст эту долбанную библиотеку за треть цены, лишь бы продолжать свою борьбу.

И с ним можно договориться железно, если во главу угла поставить его идею. Его дело.

И его ребята такие же. Я уверенна, у них и тени мысли не возникло, что можно что-то стащить, обогатиться и купить себе крутую тачку, или снять крутую телку.

А у тебя, Семен, нет никакого дела, кроме как интриговать в одном из самых гнусных ведомств, одной из самых гнусных стран мира. Получать за это немалые деньги и доставлять себе, любименькому постельные удовольствия.

Пока, конечно, член стоит.

– Вот только эту смесь интеллектуала и громилы, нам сейчас обсуждать, – сказал Мыльников, имея в виду профессора.

Тамаре отчего-то понравилась эта характеристика Кузнецова, и она рассмеялась. Мыльников тоже неуверенно захихикал, а потом засмеялся громче, настолько сильно, насколько ему позволяли поврежденные ребра.

– Понимаешь, Тамара, если ты подумаешь трезво, то наша перепалка это не обсуждение нашей авантюры, а обсуждение наших личных отношений. Согласись, для меня просто самоубийственно было бы обсуждать в моем положении эти вопросы всерьез. Команда профессора попробовала крови. И грохнуть меня здесь для них не проблема.

Если бы я действительно обдумывал варианты, как их сдать, я бы ни за что не продемонстрировал своего настроения.

Так что мое совершенно неразумное поведение это доказательство моей искренности и непосредственности. Как ни смешно это звучит.

Но пойми и ты. Я действительно теряю больше, чем приобретаю в самом что ни на есть лучшем варианте. При этом постоянно рискуя всем. Ради чего? Ради тебя. И я устал, понимаешь, устал быть в подвешенном состоянии.

Знаешь, не верится до конца, что ты княжна и колдунья, но я поверю твоему слову. Может не как княжне, а просто как некой фанатичке. О твердости взглядов этой публики, ты только что сказала весьма выразительно. А ты по сути одна из них. И когда была с Половцевым, и сейчас, когда в душе восхищаешься Кузнецовым.

– Семен, ну что ты, – хотела возразить княжна, но он прервал ее.

– Не спорь. Все это видно невооруженным глазом. Поэтому хватит торговаться. «А если я то, а если ты это». Скажи, наконец, «да» или «нет».

– Сеня, я ценю тебя, я благодарна тебе, но я не люблю тебя. И не надо, как в романах девятнадцатого века думать: «Ах, со временем она меня полюбит». Не полюблю. Уясни это твердо. Но я говорю тебе «да». Хотя и предупреждаю, что наша жизнь, даже во Флориде или Ницце не будет безоблачна. И тебе и мне придется делать усилия. Уж не знаю, большие или маленькие, чтобы сохранить наше супружество.

Но я буду делать эти усилия. Обещаю тебе твердо.

Ну, не вижу бурной радости новоиспеченного жениха.

– Я тоже твердо обещаю тебе делать все, что в моих силах. Сейчас для завершения нашей авантюры, а потом для сохранения нашего брака.

– Ну, поцелуй свою невесту.

Он с трудом встал и, довольно неуклюже наклонившись к ней, поцеловал.

– А теперь Тамара объясни наши текущие и стратегические цели. Вернее, твои цели, которые теперь и мои цели.

– Повторение, мать учения. Впрочем, я не права. Ведь о своих целях я так и не сказала ни тебе, ни нашим сообщникам. Так, все на догадках, полунамеках и вроде бы очевидных соображениях. Между тем, нам действительно пора определиться в этом плане. Итак, поиски библиотеки Грозного, антихристианский скандал, полное развенчание этой византийской государственности – это мой родовой долг. Кроме того, я, уже лично я, хочу отомстить этому государству за Половцева и за свое унижение в Белом доме. И я все это выполню.