— Мадам повезло, — заметил он. — Солнце! Пассажиры обычно расстраиваются, когда просыпаются, а за окном пасмурно.
— О, я бы тоже наверняка расстроилась, — ответила Катарин.
— Мы сильно опаздываем, мадам! — Проводник собрался уходить. — Я предупрежу вас, когда будем подъезжать к Ницце.
Катарин кивнула. Сев у окна, она залюбовалась открывающимися панорамами. Пальмы, глубокая синева моря, цветущие мимозы совершенно очаровали ее, ведь за всю жизнь она знала лишь слякотную английскую зиму.
В Каннах Катарин решила прогуляться по платформе. Она вспомнила про леди в норковом манто и посмотрела на окно ее купе. Шторы были опущены это было единственное занавешенное окно во всем поезде. Катарин немного удивилась и, вернувшись в поезд, подошла к купе своей знакомой и убедилась, что оно заперто. Леди в норковом манто, похоже, была поздней пташкой.
Вскоре проводник сказал, что через несколько минут они прибудут в Ниццу.
Катарин дала ему чаевые, он поблагодарил ее, но без энтузиазма. Катарин решила, что либо чаевых недостаточно, либо что-то более важное тревожит проводника. Действительно, он был взволнован, его глаза бегали, казалось, он боится за свою жизнь.
— Мадам простит меня, если я спрошу, встречают ли ее в Ницце?
— Наверное, а что?
Но он только покачал головой, бормоча что-то невнятное. Он ушел и не появлялся до тех пор, пока поезд не остановился.
Катарин стояла на платформе, растерянно озираясь по сторонам. К ней подошел молодой человек с беззаботным лицом и нерешительно спросил:
— Мисс Грей?
Катарин ответила, что это она, тогда молодой человек, ослепив ее улыбкой, представился:
— Я — Шабби, муж леди Темплин. Надеюсь, она упомянула обо мне, но могла и забыть. Где ваш багаж?
Когда я в этом году приехал сюда, то потерял свои вещи, и вы даже представить себе не можете, сколько было шуму. Типичный французский гвалт.
Катарин показала ему свои вещи, они уже собрались идти, когда услышали очень вежливый голос:
— Один момент, мадам, если позволите.
Катарин обернулась и увидела человека в униформе.
Он объяснил:
— Простые формальности. Мадам, конечно, будет так любезна и не откажется пройти со мной. Распоряжение полиции. — Он развел руками. — Абсурд, но что поделаешь.
Мистер Шабби напрягся, слушая: его французский оставлял желать лучшего.
— Как это похоже на французов, — прошептал он.
Он принадлежал к тому типу патриотически настроенных британцев, которые, предпочитая заграницу своей собственной стране, весьма критично относятся к заграничным порядкам.
— Вечно у них какие-то глупости. Хотя раньше они не задерживали людей на станции. Это нечто новое. Думаю, вам следует пойти с ним.
К удивлению Катарин, человек повел ее к поезду.
Они вошли в одно из купе. Очень напыщенный человек, наверное служащий, поклонился Катарин и сказал:
— Извините, мадам, но необходимо выполнить кое-какие формальности. Я вижу, мадам говорит по-французски.
— Вполне сносно, думаю, — по-французски ответила Катарин.
— Это хорошо. Пожалуйста, садитесь, мадам. Я — месье Кау, комиссар полиции. — Он произнес это со значением, и Катарин постаралась изобразить, что это произвело на нее должное впечатление.
— Вы хотите видеть мой паспорт? — предположила она. — Вот он.
— Благодарю, мадам, — сказал комиссар, взяв паспорт. Он откашлялся. — Но на самом деле нам нужна небольшая информация.
— Информация?
Комиссар спокойно кивнул головой.
— Насчет той дамы, что ехала с вами в поезде. Вы вчера говорили с ней во время ленча.
— Боюсь, я ничего не смогу рассказать о ней. Мы действительно говорили за ленчем, но я с ней незнакома и никогда раньше ее не видела.
— Однако вы пошли в ее купе после ленча и о чем-то говорили? — спросил комиссар.
— Да, — ответила Катарин, — это правда.
Казалось, комиссар ожидал, что она скажет больше.
Он поощрительно взглянул на нее.
— Продолжайте, мадам.
— О чем, месье?
— Вы ведь расскажете мне, о чем вы говорили?
— Я могла бы, но не понимаю, почему я должна это делать.
Как истинная британка, она была возмущена. Этот французский служака слишком бесцеремонен.
— Почему? — воскликнул комиссар. — О, мадам, уверяю вас, есть очень важная причина.
— Тогда, конечно, вы мне ее назовете.
Комиссар задумчиво поскреб подбородок.
— Мадам, — сказал он наконец. — Причина очень проста. Дама, о которой я спрашиваю, была утром найдена мертвой в своем купе.
— Мертвой! — воскликнула Катарин. — Сердечный приступ?
— Нет, — сонным голосом ответил комиссар. — Она была убита.
— Убита!
— Теперь, мадам, вы понимаете, что нам нужна любая информация.
— Но ведь ее служанка…
— Служанка исчезла.
— О… — Катарин замолчала, собираясь с мыслями.
— Проводник видел, что вы были с леди в ее купе, он сообщил об этом полиции, вот почему, мадам, мы вас побеспокоили.
— Как жаль, — сказала Катарин, — но я даже не знаю ее имени.
— Ее фамилия Кеттеринг. Это мы узнали из ее паспорта и пометки на багаже.
Раздался стук. Месье Кау встал и приоткрыл дверь купе.
— Что случилось? — спросил он недовольно. — Не отвлекайте меня.
В дверях показалась яйцеобразная голова вчерашнего собеседника Катарин.
— Мое имя, — представился он, — Эркюль Пуаро.
— Неужели, — запинаясь, проговорил месье Кау, — неужели вы тот самый Эркюль Пуаро?
— Тот самый. Я, помнится, встречал вас однажды, месье Кау, в Sulne[15] в Париже, хотя не уверен, что вы меня помните.
— Ну что вы, месье, ну что вы! Входите, пожалуйста! Вы знаете о…
— Да, знаю! Я пришел узнать, не нужна ли помощь.
— Буду польщен, — ответил комиссар. — Позвольте представить вам, месье Пуаро, — он заглянул в паспорт Катарин, — мадам, то есть мадемуазель Грей.
Пуаро улыбнулся Катарин.
— Не странно ли, — проговорил он, — что мои слова начали сбываться так скоро?
— Мадемуазель, к несчастью, может рассказать нам совсем немного, заметил комиссар.
— Я уже объяснила, — сказала Катарин, — что эта бедная леди была мне незнакома.
— Но ведь она говорила с вами, не так ли? — мягко спросил Пуаро. — У вас, наверное, сложилось о ней определенное впечатление?
— Да, — задумчиво ответила Катарин. — Кажется, сложилось.
— Что ж, мадемуазель, — вмешался комиссар, — расскажите нам о нем.
Катарин подробно пересказала их вчерашний разговор. Она чувствовала, что предает свою собеседницу, но слово «убийство» все меняло. И как можно точнее, слово в слово, она передала свой разговор с погибшей.
— Интересно! — Комиссар обратился к Пуаро:
— Месье Пуаро, правда, это интересно? Либо это не имеет с преступлением ничего общего… — Он не закончил свою фразу.
— А может, это самоубийство? — предположила Катарин.
— Нет, — ответил комиссар. — Это не самоубийство. Она была задушена черным шнуром.
— Боже! — Катарин задрожала.
Месье Кау успокаивающе поднял руку.
— Да, да, все это очень неприятно. Наверное, наши преступники более жестоки, чем ваши.
— Это ужасно!
— Да, да, — ласково произнес комиссар. — Вы очень смелая женщина, мадемуазель. Как только я увидел вас, я сказал себе: «Эта мадемуазель смелый человек». Поэтому я хочу попросить вас об одной вещи, очень неприятной вещи, но, уверяю вас, это необходимо.
Катарин ошарашенно смотрела на него. Он поднял руку, словно защищаясь.
— Осмелюсь попросить вас, мадемуазель, пройти со мной в соседнее купе.
— Это необходимо? — тихо спросила Катарин.
— Кто-то должен опознать ее, — ответил комиссар. — Служанка исчезла…
— Он покашлял со значением. — Вы единственная, кто с ней общался.
— Ну что ж, — спокойно сказала Катарин, — если это необходимо…
Она встала. Пуаро ободряюще кивнул ей.
— Мадемуазель весьма чувствительна, — сказал он. — Я тоже могу пойти, месье Кау?
15
Сюрте Женераль — французская полиция.