Замок в одну ночь расцветился сотнями огней и гирляндами. Повсюду под потолком плавали воздушные змеи — казалось, здесь открыли филиал китайской выставки воздухоплавания. Занятия в этот день отменили, и школьники слонялись по коридорам, временами уворачиваясь от нежити, которая, не боясь света дня, шныряла под ногами: Домовики исподтишка старались что-нибудь стащить, кикиморки швырялись всем, что попадется под лапку, похожие на жертв техногенной катастрофы брауни просто бегали и размахивали лапками. Где-то кого-то окатили водой. Девочки взвизгивали, когда кикиморки дергали их за косы. Упал кто-то из старшекурсников — брауни связал ему вместе шнурки на ботинках.

Среди воздушных змеев скользили привидения. Заметив меня, Нетопырь Малюта Скуратов камнем спланировал вниз и огрел холодным крылом по спине:

— Ну, как? Обживаешься помаленьку?

— Спасибо. Кстати, ты не знаешь, кто это шумел по ночам?

— Не мое дело. Я вообще случайный гость — как на этом празднике жизни, так и там, в холодном мире по ту сторону. Я одинок, позабыт, позаброшен. И никто меня не любит, а все только норовят наступить на крыло и… Уй! — Нетопырь даже подпрыгнул, потому что кто-то из первоклассников действительно запустил в привидение петардой. Она взорвалась прямо в прозрачном животе Малюты, и он мгновенно стал пестрым от высыпавшегося конфетти.

— Укушу-у! — завыл Нетопырь, кидаясь за мальчишкой, и оставил меня в покое.

Во время праздничного обеда в зале распахнули окна, и в них стали влетать вороны, сороки и галки. Вороны несли письма от родных и друзей, сороки — телеграммы, а галки, объединившись в стаи, тащили посылки. Нашлось несколько мальчишек и девчонок, которым посылки доставили серые вороны — родители этих ребят проживали на другом конце света.

К своему удивлению, я тоже получил письмо и посылку. Моя мачеха, Алиса Граф, поздравляла меня с праздником и долго, путано извинялась за то, что сама не решилась открыть мне правду. В посылке оказался хрустальный футляр для моего амулета и красивая фибула с изящно вышитой руной Уруз, соответствующей моему настоящему дню рождения. Примерив фибулу, я вздохнул про себя и решил, что обязательно пошлю что-нибудь мачехе на память.

Вторая посылка пришла, когда все уже отправлялись в большой зал, где должно было произойти главное действо ночи Самхейна. Две галки втащили маленькую коробочку, уронили ее к моим ногам и умчались прочь так стремительно, словно боялись, что я выдеру им перья.

Я поднял коробочку. На ней не было ни подписи, ни обратного адреса. Только несколько славянских рун, долженствующих обезопасить посылочку от магического просвечивания. Заинтригованный, я открыл ее…

И тут же выронил, скорее от раздражения и разочарования, чем от страха.

В коробке лежала дохлая крыса.

— Глупая шутка, — громко сказал я, надеясь, что меня услышат те, кто захочет насладиться моим испугом.

— Нет, — раздался над моим ухом скрипучий холодный голос. Оказавшись рядом, Черный Вэл двумя пальцами поднял крысу за хвост и положил в коробку. — У вас завелись враги. У вас есть враги, Максимилиан?

При этом он посмотрел на меня так пристально, что мне захотелось сказать: «Да, и одного из них я сейчас вижу». Но вместо этого я покачал головой:

— Не помню, чтобы я кого-то обидел.

— Ну-ну. Считайте, вам повезло. Но на всякий случай сплюньте трижды через левое плечо и прочтите заговор от сглаза, — пожелал «господин отравитель», взял эту злосчастную коробку и ушел прочь, пробираясь сквозь толпу.

Я сердито посмотрел ему вслед. Со дня моего приезда в школу прошло больше месяца, но Черный Вэл заговорил со мной едва ли не впервые. Он вообще мало с кем разговаривал.

Но едва я переступил порог главного зала на первом этаже, все тревожные мысли разом вылетели из головы. Зал был украшен великолепно. Я, наотмечавшийся Самхейнов в бытность школьником, а потом студентом, был поражен и очарован. Самыми главными атрибутами праздника были выдолбленные изнутри тыквы с вырезанными на них масками и огромный котел, под которым уже были сложены дрова. До полуночи оставалось всего ничего. Едва раздастся гонг, зажжется огонь. Нечисть получит полную силу, и самой главной заботой будет — не дать огню погаснуть. По традиции, роль нечисти исполняли сами школьники, переодетые и загримированные, но тут, при таком скоплении брауни, домовиков и кикимор, наверняка не станут привлекать магов.

Дама Маска, прекрасная в воздушном одеянии, которое меняло оттенки в зависимости от того, что делала его владелица, поднялась к помосту с котлом. Дама Лилита, как представитель магии начал, щелчком пальца зажгла огонь, и Маска, вскинув увешанные браслетами руки, вдохновенно…

Завыла!

Вопль был такой пронзительный и страшный, что не только дети — взрослые отпрянули от помоста. Маска застыла с поднятыми руками и запрокинутой головой — и вдруг завизжала что было силы, показывая куда-то вверх.

Мы тоже запрокинули головы. Под потолком, примостившись на лепном карнизе, сидела баньши и вдохновенно орала, раскачиваясь в такт своим воплям. Все знали, что она живет в самой старой башне замка, но впервые за долгое время баньши решила нарушить свое уединение.

— Смерть! Смерть! Он пришел сеять смерть! — вопила она в промежутках между завываниями. — Он пришел сеять смерть! И теперь все умрут! Будет только смерть! И ничего больше! Смерть! Смерть!

А потом случилось то, что не случалось на Самхейн, наверное, никогда.

Зал погрузился во тьму. То есть полную и абсолютную. Позже, когда глаза немного привыкли, стали заметны серые пятна окон и на их фоне силуэты людей, но тогда…

Крики, визг, плач девчонок, ругань и обрывки заклинаний, сопровождаемые вспышками тут же гаснущего света. У какого-то умника в руках сработала петарда, и к шуму примешались крики боли. Послышались голоса учителей, пытавшихся навести порядок. Сирена громко начитывала вису, призывая огонь вернуться, но ее голос заглушался шумом толпы и воплями баньши, которые перекрыл жуткий грохот и треск.

Я тоже рванулся куда-то, потому что стоять на одном месте было еще страшнее, но в этот миг чья-то холодная рука схватила меня за запястье, и в лицо взглянули два белых глаза.