Занятия, конечно, были отменены. Школу прочесали вдоль и поперек, вылавливая детей из самых потайных уголков. Проверяя по списку, все ли на месте, школьников согнали в праздничный зал. Большинство были только рады тому, что не надо сидеть в душных классах, тем более что день, как назло, был солнечный и теплый, и сквозь высокие стрельчатые окна лился весенний свет. Казалось, даже отсюда слышно, как в парке орут птицы.

Ребят разбили на курсы, каждый курс — на группы, и старосты доложили, что все на месте. Ради такого случая даже принесли Адама Лекса из больницы, и Кристина Шульц приплясывала на месте, не спуская глаз со своего парня.

Спурия все-таки развязали, но только после того, как Черный Вэл силком влил ему в пасть одурманивающий настой. Оборотень по-прежнему мог реагировать на приказы хозяина, но двигался заторможенно и все норовил прилечь вздремнуть. Заплаканная Лилита не отходила от него ни на шаг, но зачарованный оборотень с трудом ее узнавал. В нем пробудился настоящий дикий зверь. Злости добавляло ему то, что я находился в непосредственной близости.

Не доверяя помощникам, мессир Леонард сам начертил на полу огромный круг, куда согнали всех детей. Нам он доверил только расставить по кругу свечи, которые и зажег, прочитав заклинание. Удивленные и напуганные таким поворотом дела, дети притихли. Кто-то из первокурсников даже захныкал.

— Всем молчать! — оказывается, у нашего директора настоящий бас. — Слушайте внимательно! Сегодня ночью в школе произошла трагедия. Совершено нападение на одного из учителей. Опасности подвергся не только он, но и кое-кто из его коллег! Есть все основания подозревать, что преступник находится среди вас.

Его слова были встречены бурей возмущенных возгласов. Без сомнения, слово «преступник» было лишним. Но мессир Леонард и ухом не повел. Он переждал вспышку возмущения и продолжил:

— Мы провели тщательное расследование и можем с уверенностью утверждать, что это — ученик нашей школы. Что заставило его встать на путь зла — пока трудно объяснить. Надеюсь, что он облегчит нашу задачу и свою участь тем, что сознается самостоятельно. В этом случае добровольное признание зачтется ему при расследовании, а заодно он избавит своих соучеников от неприятной поцедуры опознания. Даю две минуты на то, чтобы преступник сознался и сам вышел вперед!

Дети зашептались, толкаясь локтями. «Ты знаешь, кто это? — Нет. А ты? — И я не знаю!» — раздавались шепотки. Лыбедь все цеплялась за мою руку, но я не обращал на нее внимания. Я искал глазами Веронику. Когда девушки не было видно, у меня еще получалось бороться со своим чувством, но стоило ей появиться — и я терял над собой контроль. Вот и сейчас — я знал, что она находится где-то здесь, и рвался ее увидеть. Без нее мне не было спокойной жизни.

Наконец я отыскал ее глазами. Она шепталась со своими подружками и не смотрела в мою сторону. Это было какое-то колдовское наваждение, но я почувствовал ревность. Ну почему она не глядит на меня?

— Время вышло! — провозгласил мессир Леонард немного погодя. Но никто не сделал шага вперед.

— Неужели никто не признается?

— Я знаю! Я! — Адам Лекс рванулся привстать на носилках. Сидевшая возле него на корточках Кристина обхватила его за плечи, стараясь уложить на место и что-то яростно зашептала на ухо.

Берегиня рванулась к своему любимцу. Она знала, чье имя хочет назвать Адам — того, кто напал на него у тайной комнаты. Знал это и я.

— Это я! — раздался мальчишеский вскрик, и, расталкивая локтями толпу, к краю круга пробился Эмиль Голда.

— Я! — закричал он, размахивая руками. От него все отпрянули, словно от зачумленного. У Адама глаза полезли на лоб.

— Ученик Голда! — рявкнул мессир Леонард. Он тоже был сбит с толку. — Это правда?

— Правда! — закричал мальчишка. — Это я все делал! Это я стащил нож и прятался в тайной комнате! Я! Я! Я!

— Но почему?

— Мне так хотелось.

— ПОЧЕМУ?

Мальчишка насупился и замолчал.

Я не верил ни своим глазам, ни своим ушам. Кто бы мог подумать! Эмиль Голда! Самый обыкновенный подросток! Родители ни в чем не замешаны, сам ни разу не получил серьезного взыскания, хотя и учился более чем посредственно. Единственная зацепка — дружил с Даниилом Мельхиором, которого я подозревал.

Я быстро обернулся на Черного Вэла. На лорде-зелейнике не было лица, и я почувствовал мстительную радость. Получил-таки! Будешь знать, как допрашивать ни в чем не повинных детей!

Леди Ульфрида и Берегиня с двух сторон приблизились к мальчику. Завуч провела ладонями над его макушкой, а боевой маг быстро и ловко обыскала его:

— Ножа при нем нет!

— Куда ты дел нож? — строго спросил мессир Леонард.

— Я сначала хотел его подбросить… ну, кому-нибудь, — промолвил Эмиль, — а потом решил… Я не знал, кому подбросить, и просто выкинул.

— Куда?

Мальчик замолчал. И молчал он так долго, что уснувшие было подозрения всколыхнулись с новой силой.

— В канализацию, — наконец выдавил он.

Это уже было серьезно. Если мальчишка не врал, то достать нож будет уже невозможно. Проще сделать новый и дождаться полнолуния, когда Спурий станет человеком без всяких там ножей. Но до этого срока почти десять дней. Всякое может случиться, если нож все-таки обнаружат!

Странный это был день. Странный и немного пугающий. Виновником оказался тот, кого меньше всего можно было подозревать. Кто-то посторонний, совершенно случайный человек.

Уроки, конечно, было сорваны. Правда, занятия возобновились после обеда, но дети ходили пришибленные. У меня в классе стояла гробовая тишина. Мальчишки боялись даже кашлянуть и расходились после звонка, словно с похорон.

Допрашивать Эмиля Голду не стали — во-первых, мы не имели на это права, а во-вторых, информация, которую он мог выложить, явно предназначалась не для наших ушей. Дама Морана послала запрос в Инквизиторский Совет, и мы со страхом ждали решения.

Вечером все педагоги собрались в учительской. Через час после отбоя по графику надо было заступать группе мессира Леонарда, но ни Лыбедь, ни Невея Виевна, ни даже леди Ульфрида не помышляли о походе. Преступник обнаружен, так что теперь суетиться? Эмиль сидел в Комнате Без Углов, откуда только что выпустили Алису Дагарель, и оставаться в заключении он должен был вплоть до решения Инквизиторского Совета. Можно было радоваться, что вычислили и обезвредили опасного врага, но веселья не получалось.