Девушка вскочила, захлопав ресницами, и что-то пробормотала.
— Вы отсутствуете на уроке, ученица Шульц, — сказал я. — Эта тема будет включена в экзамены. Делаю вам замечание. Еще раз замечу, что вы меня не слушаете, — оставлю после уроков… Кстати, это относится ко всем!
Группа неохотно подняла на меня глаза. Инга, вторая подружка Вероники, демонстративно оторвала перо от бумаги.
Я рассердился. Девчонки вели себя так, словно это я посадил Веронику под замок! После урока я окликнул Кристину:
— Ученица Шульц, задержитесь!
Девушка встала передо мной, насупившись. К моему удивлению, остальные шестикурсницы тоже остановились, поджидая ее.
— Это никуда не годится, Кристина, — сказал я. — Я понимаю, что вам жалко Веронику, но это еще не повод игнорировать занятия. В субботу она вернется, так что глупо переживать.
Кристина опять пробурчала что-то невразумительное.
— Что-что?
— Она вам записку оставила, — с явной неохотой проговорила девушка, — только не знаю, отдавать ее вам или нет.
— Давай. — Я протянул руку.
Меня смерили вызывающе-недоверчивым взглядом — за такой взгляд на экзамене запросто снижают балл, — но протянули сложенный в несколько раз бумажный листок.
— Можете быть свободны, ученица Шульц, — сказал я. — И советую вам хорошенько подготовиться к пятнице.
Оставшись один, я развернул бумажку, в глубине души ожидая увидеть еще одно любовное письмо. Но там стояло:
«Если за мной придут инквизиторы, я им про вас ничего не скажу».
Среда для меня легкий день — всего три занятия, одна пара у шестикурсниц и еще два часовых урока у четвертых классов, где я веду нежитеведение. У младших курсов специализации еще нет, и они изучают все предметы понемногу, чтобы к шестому курсу определиться, что им больше нравится. Занятия у них длятся всего один час, и группы тут большие — по тридцать-тридцать пять человек. Я веду, если помните, у третьих курсов звериную магию и у четвертых нежитеведение и, пытаясь вдолбить ребятне что-то в головы, знаю, что с большинством слушателей на шестом курсе не встречусь.
Обычно после занятий в среду я просматриваю прессу в библиотеке или придумываю, как по-другому убить время, но сегодня не находил себе места. Сидеть сложа руки было скучно, и я занялся было уборкой, вычищая за единорогами и козлерогом, но скоро оставил это занятие. Мною владело странное чувство — как будто я что-то забыл и силюсь вспомнить. Пытаясь вспомнить это что-то, я вышел из кабинета и долго бродил по притихшей школе. Уроки еще продолжались, только где-то на втором этаже шумели первокурсники. У них обычно уроки длятся только до обеда, и вторую половину дня дети посвящают играм. Их крики и беготня мешали заниматься остальным, но спускаться и делать детям замечание не хотелось. Наоборот, я поспешил убраться туда, где голосов не было слышно.
Ноги сами принесли меня к обитой железом небольшой двери. Комната Без Углов! Там сейчас находится Вероника! Ее выпускали только по вечерам, после занятий, чтобы в подвале Черного Вэла она даже случайно не могла столкнуться с другими учениками. Сейчас она наверняка сидела одна.
Я осторожно подошел. В двери было маленькое окошечко — через него подавали обед. Ключ был у завхоза, который сам исполнял обязанности тюремщика, но я, пользуясь тем, что на этаже кроме меня никого нет, набрался смелости и постучал.
— Вероника?
Из-за железной двери не было слышно ни звука. Девушка тоже не могла меня слышать. Я постучал сильнее, и неожиданно в ответ раздался стук!
Я постучал еще — девушка ответила, отбивая какой-то ритм. Я не понял, что она хотела сказать, поэтому постоял еще немного и потихоньку ушел. Мне было грустно.
Но потом наступила суббота, и Веронику выпустили из Комнаты Без Углов.
Накануне я не находил себе места. Утром вскочил на час раньше и будто невзначай после завтрака поднялся на шестой этаж, где была Комната. За Вероникой пришли директор, оба завуча и завхоз. Железную дверь отперли, и побледневшая, похудевшая девушка вышла, не глядя ни на кого.
Я стоял за колонной, прижавшись к стене, и слышал, как дама Морана сделала Веронике последнее внушение, как девушка срывающимся голосом попросила прощения и как завхоз, войдя после нее в Комнату, доложил, что оставлена она в надлежащем порядке, только после этого узница обрела полную свободу.
Я так и стоял в уголке, не в силах сдвинуться с места. Странное чувство вины и облегчения владело мной. Я вдруг понял, что мне жалко девушку, я хочу и в то же время мучительно стесняюсь подойти к ней. Такого со мной еще не бывало… или было — но очень давно. Я уже почти переборол себя, но тут навстречу Веронике вылетели ее подружки — вся девчоночья половина того курса — окружили и умчали вниз по лестнице, а я так и остался стоять на месте.
В ту ночь была наша очередь патрулировать школу. Это был мой третий поход, я приготовился к нему основательно, напившись загодя крепкого кофе с возбуждающими добавками, и был полон решимости отыскать настоящего хулигана. Кто бы он ни был, из-за него подозрения пали на Веронику. И я, отнюдь не воинственный человек, ощущал желание отомстить.
Спурий опять перекинулся в волка. Шли дни новолуния, ему было трудно это делать, он разбегался и прыгал дважды, прежде чем что-то получилось. И все равно зверь вышел преотвратный — нечто собакоголовое, но с почти человеческими конечностями и голым хвостом.
Опять перед нами возник Прилежный Ученик. То и дело заглядывая в свою шпаргалку, он доложил, что все спят и только на втором этаже в трех комнатах до полуночи наблюдалось шевеление, а двое пятикурсников только что вернулись из грабительского налета на школьный буфет, и в их рекреации еще продолжается пирушка захваченными продуктами. Сообщил он и о привидениях — Безумный Проповедник молится на крыше, Неугомонный Строитель пытается переделать Комнату Без Углов, пристроив к ней запасной вход, Студентка-Неудачница опять уснула над конспектами и экзаменов не сдаст, Нетопырь дразнит Баньши, Оживающий Доспех марширует по холлу первого этажа в стеганом ассирийском панцире.
Выслушав доклады, Берегине предложила разделиться.