В кооперативе тода иногда получают кредит, но он еще незначителен. За 1963 год только двадцати тода был дан заем по двести рупий. Но двести рупий на семью в год — очень немного. На них тоже не купишь корма. Кроме того, заем предоставляется под довольно высокий процент — семь в год. Снова клерк старательно водит пальцем по строчкам конторской книги. Нельдоди и Мутикен завороженно смотрят на эту толстую и непонятную книгу. Время от времени они покачивают головами. И трудно понять — в знак одобрения или осуждения.

Общество по снабжению молоком — не единственный кооператив, в котором участвуют тода. Все, кто видел путукхули тода, поражаются искусной вышивкой, заполняющей пространство между черными и красными продольными полосами. Творцы этой вышивки — женщины племени. Если вы придете в любой манд, то всегда увидите вышивающих женщин. Они сидят неподалеку от хижин на солнечных пригорках и аккуратно кладут стежок за стежком. На ткани рождается сложный орнамент, выполненный красными, черными и синими нитками. Это традиционные цвета тода. Я видела много путукхули, но не помню, чтобы хоть на одном из них повторился орнамент. Каждая вышивальщица — подлинный художник. И сочетание цветов, и линия чудесного узора каждый раз по-новому рождаются в голове мастерицы. Она творит орнамент сама, не имея перед глазами никаких заранее установленных образцов. Так работали создатели древних ковров.

Несколько лет тому назад в Утакаманде был создан кооператив вышивальщиц. Здание кооператива помещается на одной из центральных улиц. Тут же находится и центр по продаже вышитых изделий. На прилавках и столиках разложены занавески, полотенца, салфетки и путукхули. Кооператив снабжает вышивальщиц материалом, нитками и иногда предоставляет кредит. «Но вот беда, — жалуются работники центра, — женщины тода очень неохотно берут заказы».

— Как? — удивляюсь я. — Ведь они так любят вышивать!

— Видите ли, — объясняет мне дородная заведующая, — то, что они делают, не удовлетворяет наших покупателей. Мы хотим, чтобы они вышивали по узорам, которые мы им даем, а они не желают. Вы даже представить не можете, как упрямы эти женщины. Поэтому они у нас ничего не зарабатывают.

— Покажите, пожалуйста, узоры, которые вы им предлагаете, — прошу я.

— С удовольствием, — оживляется заведующая. — Вы-то поймете разницу между вот этим, — она бросает пренебрежительный взгляд на путукхули с традиционной вышивкой, — и тем, что я нам покажу. Утакаманд — город европейский, у нас развитые вкусы, — с гордостью добавляет она.

Разницу, действительно, я сразу увидела. Альбомы, разложенные передо мной, заполнены аляповатыми, безвкусными цветами, бабочками, кошками и тому подобным. Рыночная продукция Европы. У плантаторов Утакаманда «своеобразный» вкус. Помимо воли я резко отталкиваю альбом.

— Вам не нравится?

— Видите ли, — осторожно начинаю я, боясь оскорбить «развитой» вкус утакамандцев, — у тода ведь своя традиция. Это подлинное творчество… Они, по всей видимости, не могут и не хотят подражать другим. Каждая из ваших вышивальщиц — самобытный художник.

— При чем тут традиция и творчество? — женщина в сари обиженно поджимает губы. — Они просто ленивы. Да, да, — упрямо и жестко повторяет она, — ленивы и не понимают, что мы хотим сделать им добро и вытащить их из нищеты.

И тут я вспоминаю Ликипуф. Когда я пришла в ее манд, она сидела с вышиваньем около хижины. Я окликнула ее. Ликипуф подняла голову и улыбнулась мягко и задумчиво.

— Вот, амма, — сказала она, расправляя на коленях кусок ткани, — это сделала я. Нравится?

— Очень.

Геометрический орнамент переливался на солнце яркими красками. Замысловатый его узор полз между красной и черной полосами ткани.

— Долго ты вышиваешь это?

— Уже третий месяц. Когда есть настроение, я вышиваю, а когда нет — тогда вышивать нельзя. Все испортишь и узор не получится.

Ликипуф в этой простой безыскусной фразе выразила то, что переживает каждый художник. За покрывало, которое она вышивала, бадага из соседней деревни обещал ей 200 рупий. Но Ликипуф, очень нуждаясь в деньгах, тем не менее не спешила. Профессиональная честь была выше. Ни нищета, ни лишения не заставят поступиться этой честью. Каждая вышивка — творчество. Смысл этого, к сожалению, недоступен дородной даме из центра. Ликипуф для нее тоже лентяйка…

мы — тода

«Тода ленивы, — говорят в Утакаманде, — они не хотят зарабатывать, вышивая цветочки и кошек». «Тода ленивы, — вторят в окрестностях, — они не могут расстаться со своими буйволами и наняться в качестве кули на плантации». «Тода непредприимчивы и глупы, — ползет слух по базару, — они не умеют делать деньги и копить их». «Тода беззаботны и неделовиты, — посмеиваются чиновники в конторе коллектората, — они не заставляют других работать на себя». Тода такие, тода этакие. Кажется, это маленькое племя является вместилищем всех пороков и недостатков, присущих человечеству. Мнение местного населения о тода твердо и непоколебимо. В нем проявляется единство взглядов английского плантатора и индийского чиновника, рыночного торговца и городского ростовщика, крупного землевладельца и плантационного кули. Так осудило капиталистическое общество тода.

Когда вы встречаете тода, то первое, что замечаете в них, это их глаза. Они смотрят на вас открыто, с ласковым дружелюбием. Для тода неважно знать, кто вы. Вы человек. А человек достоин всяческого уважения. Потому так приветливы люди племени с пришельцами, и потому так доверчиво и искренне смотрят на вас эти глаза. В них светится доброта и ум. Примитивный образ жизни, постоянное общение с природой, донесенные до наших дней древние обычаи и традиции сформировали цельный и определенный характер тода. Характер современного человека формируется иначе. Ему приходится испытывать огромное количество влияний, обусловленных сложностью и богатством материальной и духовной жизни цивилизованного общества. Он может быть одновременно добрым и злым, глухим к страданиям других и отзывчивым, искренним и хитрым, трудолюбивым и ленивым, отважным и трусом. В характере современного человека в сложной комбинации переплетаются зачастую противоположные и противоречащие друг другу качества. Поэтому бывает трудно определить человека одним только словом: добрый или злой, эгоист или отзывчивый и т. д. Цельный же, нераздробленный множеством внешних влияний характер тода в большинство случаев позволяет это сделать. В характере тода преобладает одна какая-нибудь черта, а остальные если и присутствуют, то полностью подчинены этой главной черте.

Доброта тода подчас бывает невыносимой. Она угнетает вашу сложную современную психику своей прямолинейностью. У доброго тода ни для кого не существует слова «нет». Даже если ему при этом надо поступиться самым необходимым, начиная с мелочей и кончая крупным. Талапатери я встречаю у опушки джунглей, недалеко от его манда. Борода наполовину закрывает его широкую грудь, густые черные волосы в беспорядке лежат на плечах. В руках у Талапатери искусно сделанные из ветви дерева рога буйвола.

— Покажи, — прошу я.

Он протягивает мне поделку.

— Я повешу ее над светильником. — объясняет он мне.

— Ловко ты сделал рога, — рассматриваю я со всех сторон изящно изогнутую ветвь.

— Тебе нравится, амма?

— Да.

— Вот и возьми ее. — Талапатери отступает от меня.

— Подожди, возьми взамен…

Но он смотрит па меня с мягкой улыбкой и отказывается что-либо взять. Я стою в растерянности с этими «рогами» и чувствую себя последним «бакшишником».

После этого случая я решила быть более осторожной. Но это не всегда получалось. Однажды в Тарнадманде я заинтересовалась посохами тода. Некоторые из них сделаны мастерски и покрыты искусной резьбой. Передо мной разложили все имеющиеся в манде посохи. Я сфотографировала их, чем вызвала немалое удивление присутствующих. Старик тогда протянул мне свой посох. Я, конечно, стала его обладательницей. Взамен ничего не было принято.