Герцогу и в голову не приходило, что его воинская карьера – постоянный предмет бесед Пирса и Ричарда. А от гувернантки мисс Хокинс мальчик узнавал подробности детства Вейла. Сокровища детской, которые перешли в полную собственность Ричарда, обрели для него особую ценность потому, что прежде ими владел рослый, сероглазый человек, перед которым преклонялись все – и Пирс, и Смитерс, и мисс Хокинс.

Темной октябрьской ночью огромный замок крепко спал, убаюканный тишиной. Конюх поднял тревогу, едва едкий запах дыма долетел до сеновала, где он спал.

Распахнув дверь и увидев, что огонь стремительно распространяется по конюшне, конюх не стал медлить ни секунды. Гулкий звон колокола разорвал ночную тишину, и почти мгновенно двор заполонили полуодетые конюхи, грумы и их помощники. Ржание запертых в конюшне лошадей, обезумевших от ужаса, придавало их спасителям силы и проворства.

Само собой, никому и в голову не пришло послать за герцогом – по крайней мере в первые минуты суеты и неразберихи. Домашняя прислуга вскоре пришла на помощь конюхам, но хозяина дома Томпсон все не решался разбудить.

В конце концов отца разбудил Ричард. Крыло дома, где располагалась детская, находилось ближе к конюшням. Звон колокола заставил мальчика выглянуть в окно и в ужасе броситься на поиски человека, которого он считал всесильным.

Ник понял все отчаяние ребенка мгновенно. Он начал одеваться раньше, чем Мэри сумела разобрать всхлипы Ричарда.

– Не выпускай его отсюда! – приказал Ник, бесцеремонно сажая ребенка на постель рядом с матерью. – Делай что угодно, Мэри, но пусть он будет рядом с тобой!

– Там пони! – всхлипнул Ричард. – Пожалуйста, спасите их!

Вейл ничего не стал обещать, не зная, насколько силен пожар. Конюхи в любом случае попытаются первым делом вывести из пламени рабочих лошадей. Четыре карликовые лошадки, не представляющие почти никакой ценности, наверняка будут забыты.

Уже спускаясь по лестнице, герцог осознал, что сын впервые обратился к нему с просьбой. И Ник поспешил к конюшне, подгоняемый негромкими, полными надежды всхлипами.

В тишине спальни Мэри долго сидела молча, обняв сына и медленно покачиваясь из стороны в сторону, словно пытаясь убаюкать его. Но мысленно она была рядом с Ником и слугами, которые в отчаянии пытались спасти животных.

– Он сможет вывести пони из конюшни? – наконец прошептал Ричард.

– Он попытается, – откликнулась Мэри, поглаживая сына по голове. – Если получится... – добавила она и вдруг поняла, что Ник ни за что не станет рисковать жизнью слуг ради спасения лошадей. – Если при этом никому не придется рисковать. Пожар в конюшне – это очень опасно. В панике животные не понимают, что конюхи пытаются спасти их. Если вывести их не удастся... ты должен помнить, что ради спасения было предпринято все возможное. Ты же знаешь, как здесь заботятся о лошадях.

– О людях я не подумал, – признался Ричард, и его серые глаза снова наполнились слезами.

– Понимаю. Не расстраивайся, Вейл сделает все возможное! – утешила ребенка Мэри. – Все будет хорошо, – прошептала она, приглаживая золотистые волосы.

– Из окон детской виден пожар, – он умоляюще посмотрел на Мэри.

– Но, глядя из нее, мы ничем не поможем остальным. Ричард, уверяю тебя: они сделают все, что смогут!

– А может, спустимся вниз? – осторожно спросил он. – И подождем там?

Вейл запретил им покидать дом, но насчет кухни он ничего не говорил. И Мэри решила спуститься, подогреть ребенку молока и дождаться вестей.

– Ну хорошо, – согласилась она. – Мы разведем в кухне огонь и приготовим герцогу и Пирсу чай. Ты согласен? – с улыбкой спросила она. По-прежнему вспоминая грозное пламя, бушующее в конюшне, мальчик робко кивнул. Мэри набросила халат, взяла сына за руку и повела в кухню.

Уже в коридоре она поняла, что в огромном доме нет ни души. Скорее всего, Томпсон и лакеи бросились на помощь конюхам, а горничные мирно спали в людской, в другом крыле, или же выбежали из дома, чтобы поглазеть на пожар.

Спускаясь по лестнице, Мэри никак не могла отделаться от дурного предчувствия. Его усиливала зловещая тишина, царившая в доме, нижний этаж которого освещала только луна, заглядывавшая в высокие окна. Казалось, пожар, суета и тревожный звон колокола находятся в совсем другом мире.

У подножия лестницы Мэри немного помедлила, прежде чем ступить на мраморный пол. В углах холла сгустились мрачные тени. Мэри вдруг подумалось, что, кроме нее с сыном, на свете не осталось ни души. Они совершенно беспомощны и одиноки.

Она убеждала себя, что, хотя все мужчины поместья сбежались к конюшне, это не означает, что в доме ей угрожает опасность. Нам нечего бояться, повторяла Мэри. Однако она даже не удивилась, когда вдруг из темноты раздался знакомый голос.

– Вот так встреча, Мэри! – вкрадчиво произнес Маркус Трейвик тоном, в котором смешались злорадство и удивление. – Какая удача, что на мой зов явилась именно ты! Сказать по правде, я ждал твоего любовника-аристократа, но вышло еще лучше: спустился не он, а вы с Ричардом!

– На ваш зов? – повторила Мэри, борясь с ужасом, от которого похолодело все тело.

– Звон колокола. Похоже, в конюшне твоего супруга что-то стряслось...

– Это вы подожгли ее! – вдруг поняла Мэри. – Но зачем? На что вы надеялись?

– У меня осталась всего одна надежда, дорогая, – надежда на маленькую, но беспощадную месть.

– Месть Вейлу? – воскликнула она. Очевидно, Трейвик поджег конюшню и пробрался в дом, когда слуги сбежались на звон колокола. Спрятавшись в темном углу, Трейвик поджидал Ника, но тот, очевидно, вышел через другую дверь. Возможно, торговец до сих пор не понял, что Ник уже снаружи и что в доме нет никого, кроме Мэри и Ричарда.

– Ему досталось все. Вы двое отняли у меня все, что я имел.

– Я ничего не брала у вас...

– Деньги, дело и репутацию, даже мое лицо – у меня не осталось ничего! По милости Вейла мне пришлось стать изгнанником. Я заключил с тобой сделку, а ты предала меня.

– Вейл предлагал заплатить за... – начала Мэри и осеклась.

– За его ублюдка, – злобно подсказал Трейвик. – За отродье его шлюхи!

– Он и сейчас готов заплатить вам, – прошептала Мэри, – какую бы цену вы ни назвали. – Она не осмеливалась взглянуть на мальчика, который жался к ней. Ей оставалось лишь надеяться, что Ричард не поймет смысл гнусных намеков торговца.

– А моя жизнь? Он сможет вернуть ее мне, Мэри? Вейл согласен вернуть то, что он отнял?

– Он даст вам столько денег, чтобы вы смогли начать все заново – во Франции или где пожелаете. Он согласится на все, – уверяла она.

– На все... – издевательски протянул Трейвик. – Однажды ты уже предлагала мне «все», но это была лишь уловка. Ты все подстроила так, чтобы Вейл застал нас вдвоем.

– Нет, – покачала головой Мэри. – Я не думала, что он найдет меня. Я ни за что не стала бы подвергать его опасности.

– Я думал, что он мертв. Долгие недели я считал, что убил его. Я вынужден был покинуть Англию, но я был счастлив: его смерть стала бы для тебя суровой карой. Ты бы никогда не нашла мальчишку – я знал это! Но... – Трейвик сделал паузу, и Мэри напряглась, почувствовав, что он не намерен откладывать задуманное. Другого случая ему могло не представиться. – Но потом я узнал, что ты ничуть не пострадала. Ты разрушила мою жизнь и получила все, чего добивалась. Это несправедливо, Мэри: тебе досталось все, а мне – ничего. У тебя есть сын, муж, все это, – он взмахнул рукой, указывая на роскошную обстановку холла.

При этом движении Мэри заметила, что в другой руке Трейвик сжимает маленький пистолет – возможно, тот же самый, из которого он стрелял в Вейла.

– Что вы задумали? – спросила она, уже зная, на что способен озлобленный торговец. Ее сердце замерло, кровь в жилах заледенела от страха.

– А что причинит тебе боль, моя дорогая Мэри? Долгие месяцы скрываясь во Франции, я размышлял об этом, наблюдая, как тают деньги, которые мне удалось вырвать из лап твоего любовника. Что стало бы для тебя смертельным ударом?