Вот карта Лиона. Видишь Сону? Это должно случиться тут, напротив моста Сен-Венсан. Ты пройдешь шагов сто по тротуару, по этой стороне. Слепой придет сюда; Курчавый сказал, что обычно он ходит в город этим путем. Когда он дойдет до моста и захочет перейти дорогу, ты подойдешь к нему и предложишь свою помощь. Нужно, чтобы это был ты: голос Курчавого он узнает.

А он точно пойдет утром в город?

Курчавый все устроит. Месяц назад у слепого потерялась собака; в девять утра Курчавый пошлет к нему племянника, малыша Тонена. Мальчишка скажет, что видел, как собака бегает по набережной на том берегу Соны. Он наврет, что хотел привести собаку сам, но пес не дался в руки. Слепой тут же отправится за своей собачонкой!

А если он будет не один?

Не волнуйся. Старуха, которая за ним ухаживает, слегла, у нее приступ ревматизма. Она даже в магазин не выходит, мальчишки с Круа-Русс носят ей продукты.

А если эти мальчишки…

Будь спокоен. Курчавый все разузнал. Он слышал, что они говорили, когда возился во дворе с металлоломом. Завтра утром никто из них к слепому не пойдет.

Хорошо. Что делать дальше?

Вместе со слепым ждать, пока я тебе просигналю. Я буду метрах в двухстах от вас, за рулем автомобиля, и тут же тронусь с места. Как только услышишь сигнал, скажешь слепому, что дорога свободна. Возьмешь его под руку и медленно поведешь через улицу, а как увидишь, что машина близко, оставишь слепого и отскочишь назад. Все остальное я беру на себя. Ясно?

Ясно-то ясно, а потом что?

А что потом?

Свидетели, полиция!

Разумеется, набегут зеваки, полицейские, начнется суматоха. Ты объяснишь, что помогал слепому перейти улицу, но, услышав гудок, он испугался и вместо того чтобы попятиться, вырвался и бросился под колеса. Разумеется, меня ты не знаешь. Видишь, нет никакой опасности: просто несчастный случай, таких в Лионе каждый день десятки.

Ну а дальше?

А что дальше? Я застрахован от аварии, у слепого родственников нет. Дело быстро закроют… Ну все, договорились — завтра утром, в девять часов, на тротуаре напротив моста Сен-Венсан… Если дело выгорит, неплохо заработаешь.

Я приду, хозяин!

На этом беседа закончилась, послышались шаги по паркету. Сквозь щели в ставнях были видны тени уходящих людей. Свет погас, дверь захлопнулась.

Я чувствовал, что дрожу с головы до пят; по лбу струился холодный пот. Я схватил руку Сапожника — она была ледяная. В ужасе от услышанного мы опрометью бросились к велосипедам.

В КОМИССАРИАТЕ

Колокол прозвонил шесть часов, когда мы, бешено крутя педалями, проезжали мимо церкви Сен-Жан. Миновав Сону, мы с трудом въехали на холм и из последних сил добрались до Пещеры, где нас ждали Мади, Стриженый и Корже. Бифштекс и Гиль все еще колесили по Лиону вслед за желтым пикапом.

По нашему безумному виду друзья поняли, что случилось нечто чрезвычайное. Сапожник буквально рухнул на один из ящиков, которые служили нам стульями, и зарыдал, совсем забыв, что хочет казаться «настоящим мужчиной».

— Это ужасно! Они хотят… они хотят его…

Он не мог выговорить страшное слово, но ребята и так все понимали. Мади повернулась ко мне и схватила за руку.

— Тиду, рассказывай! Умоляю, рассказывай скорей!..

Прерывающимся от волнения голосом я рассказал о чудовищном заговоре, о котором мы узнали под окнами дома с башенками; о замыслах и планах человека в сером пальто.

— Да, Мади, завтра утром, в девять часов. Это настоящий кошмар!

Ребята были потрясены. Мади не смогла сдержать слез.

— Надо скорее предупредить мсье Воклена, сказать ему, ч/о завтра утром мы придем к нему с подарками, и попросить ни в коем случае не выходить из дома!

Увы! Это не было окончательным решением проблемы. Разумеется, завтра мы не дадим случиться преступлению, спасем нашего старого друга. Ну а потом? На какие еще выдумки способны эти негодяи?.. Теперь, когда мы знали так много, мы не имели права молчать.

— Да, — решил Корже, — медлить нельзя. Нужно заявить в полицию.

— Прямо сейчас, — добавил Сапожник, к которому, после того как он выплакался, вернулись энергия и решительность.

Гиля и Бифштекса еще не было, но мы не могли больше ждать. Я нацарапал записку, чтобы они сразу шли в комиссариат.

И вот мы, протискиваясь сквозь праздничную толпу, зашагали в полицейский участок. Нас направили в главный комиссариат, расположенный около городской гостиницы. Перед дверью комиссариата стоял постовой.

— Мсье полицейский, мы бы хотели пройти к комиссару.

Постовой изумленно уставился на нас. — К комиссару?..

Нам нужно срочно с ним поговорить.

Вы что-нибудь потеряли?

Нет, мсье полицейский, дело посерьезнее… Человек в опасности!

Постовой еще раз с интересом оглядел нас, затем отошел в сторону и пропустил в большую комнату, в которой, сидя за большим столом, курили и болтали полицейские. Наше вторжение им не понравилось, они недовольно посмотрели на нас.

Что вам нужно?

Нам нужно поговорить с комиссаром, — сказал Корже.

Полицейские захохотали.

— С комиссаром?.. Хотите, чтобы он поискал ваши двадцать су?

Корже не сдавался.

— Завтра утром около моста Сен-Венсан человек будет сбит машиной.

Он произнес эти слова так серьезно, что полицейские на мгновение перестали смеяться. Но тут один из них сказал с издевкой:

— Ребята, вы, по-моему, ошиблись! Завтра — первое января, а не первое апреля. Знаете, в полиции таких шуток не любят.

Мы не ожидали такого приема. Мади подошла к столу, кипя от возмущения.

Поверьте нам, бандиты собираются задавить слепого, нашего друга!

И они вам об этом сказали, чтобы вы успели заявить в полицию?

Мы не шутим! — в отчаянии воскликнула Мади. — Это сделает на своей машине один человек, который живет в Сент-Фуа. Мои друзья только что подслушали разговор…

Да, — подтвердил Сапожник, — мы все прекрасно слышали. Это должно произойти завтра утром.

Он без запинки рассказал всю историю, отчаянно жестикулируя и не замечая, что полицейские смеются над ним. Когда он закончил, один из них поднялся, взял его за руку и сказал ласковым голосом:

— Это все ужасно интересно, малыш. Я бы на твоем месте купил толстую тетрадь и в ней чернымпо белому написал бы отличный детективный роман.

Мы протестовали, возмущались, клялись, что Сапожник говорит правду, но полицейские не желали нас слушать. В конце концов мы им надоели, и они потребовали, чтобы мы покинули помещение. Но тут случилось непредвиденное: у Мади сдали нервы. Вскрикнув, она зашаталась и упала на пол. Полицейские бросились к ней, подняли, уложили на стулья… В лице девочки не было ни кровинки.

Полицейские утратили свою веселость, они казались скорее раздосадованными… Вдруг в глубине комнаты открылась дверь и из нее вышел человек в штатском.

— Что тут за шум?

— Ничего особенного, господин комиссар, девочка упала в обморок.

На улице?

Нет, здесь, в участке.

А что она тут делала? И кто эти мальчишки?

Это Мади, наша подруга, — с жаром заговорил Корже. — Мы пришли поговорить с вами, господин комиссар, но полицейские нас не пускают. Мы пришли вам сказать, что завтра утром слепого старика, нашего знакомого, собираются сбить машиной около моста Сен-Венсан!

Что? Преступление?

Один из полицейских услужливо вмешался:

— Господин комиссар, не слушайте их. Они нам тоже рассказали эту историю… Ну чистый бред, господин комиссар!

Комиссар не ответил. Он знаком приказал полицейскому замолчать и склонился над Мади.

Как ты себя чувствуешь, малышка?

Извините… не знаю, что со мной… Наверное, я сильно переволновалась, потому что наш старый друг в опасности, а нам не хотят верить.

Комиссар помог ей подняться. Девочка уже немного порозовела.

— Хорошо! — сказал он. — Проходи сюда. И вы, ребята, тоже.

Он провел нас в свой кабинет — большую комнату, заставленную шкафами и заваленную бумагами. Он усадил Мади на стул, мы стояли рядом. Комиссар сел за стол. Потом медленно и спокойно произнес: