– Короче, ты у нас жертва несправедливости! – захохотал Петька.

– У тебя-то как все прошло? – поинтересовалась у него Настя.

– Нормально, – ответил тот.

– Я тоже легко отделалась, – сказала Настя.

– Теперь отдыхать будем, – вмешался Дима. – Эх, искупаться бы…

– А кто нам мешает? – поддержал его Петька.

Остальные тоже не возражали.

– Сбегаем за купальными принадлежностями, а потом встретимся возле дачи Ковровой-Водкиной, – предложила Маша.

– Зачем? – возразил Петька. – Я сейчас сбегаю в дом и переоденусь, а потом вместе отправимся к вам.

Десять минут спустя все четверо, выйдя за ворота дачи Мироновых, достигли угла улицы, свернули на соседнюю и пустились по раскаленной от июньского зноя асфальтовой дороге к участкам Адамовых и Серебряковых.

Поселок Красные Горы, в котором, как ни странно, не было ни одной горы и даже пригорка, возник в середине тридцатых годов. Огромные двух и даже трехэтажные дачи, стоящие на необъятных участках. Множество улиц, переулков, тупичков… На каждой даче телефон и прочие блага цивилизации. Тогда это был поселок, там жили видные ученые, военачальники, деятели искусств. С годами состав жителей Красных Гор становился все более разнообразным. Старожилы умирали. Многим из их обедневших потомков уже не под силу было содержать огромные дачи. Особенно заметно разбавилось население поселка в последние годы. Дачи одну за другой скупали «новые русские». Они в большинстве своем тут же сносили старые деревянные дома. На их месте возводились монументальные особняки из кирпича или камня. Коренное население Красных Гор относилось к подобным новшествам неодобрительно.

Дима и Маша Серебряковы и Петька Миронов представляли третье поколение старожилов. Настя Адамова появилась в поселке лишь два года назад, однако сразу же вписалась в их компанию.

Больше всего эта красивая яркая девочка с рыжими волосами и огромными зелеными глазами понравилась Петьке. Стремясь обратить на себя ее внимание, он и предложил создать тайное детективное «Братство кленового листа». Идея всем очень понравилась. Правда, Дима немедленно заявил, что где-где, а в Красных Горах детективному «Братству» делать совершенно нечего.

В поселке и впрямь царила безмятежная жизнь. Правда, бдительный сторож Иван Степанович, с гордостью называвший себя бывшим заслуженным работником органов правопорядка, нес усиленную охрану вверенной ему территории, однако весь криминал пока ограничивался расхищением яблок и прочих фруктов из садов дачников.

Стоило, однако, четверым друзьям написать устав детективного «Братства» и принять клятву, как в Красных Горах и окрестностях стали происходить самые настоящие преступления. Тайное «Братство кленового листа» начало действовать, и к концу прошлого лета ребята могли похвастаться пятью блестяще проведенными расследованиями.

Участковый милиционер, капитан Алексей Борисович Шмельков, был очень благодарен тайному «Братству» за помощь. Совсем по-иному воспринимал их деятельность Иван Степанович. Дело в том, что он сам давно хотел тряхнуть стариной. Как только в Красных Горах стали совершаться преступления, Степаныч, облачившись в видавший виды милицейский китель и водрузив на коротко стриженную седую голову, выгоревшую форменную фуражку, начал самостоятельные расследования. Во-первых, доблестному сторожу давно уже хотелось доказать «зеленому», по его словам, капитану Шмелькову, кто тут «настоящий опытный сыскарь». А во-вторых, задержав и обезвредив преступников, Степаныч поднял бы свой авторитет в глазах дачников.

Впрочем, все это оставалось мечтами. «Братство кленового листа» неизменно опережало бывшего заслуженного работника органов правопорядка. Степаныч кипел от возмущения и проникался все большей неприязнью к «нахальной и невоспитанной подростковой компании». Именно так сторож поселка Красные Горы именовал про себя четверых неразлучных друзей. О Степаныче ребята и вспомнили по пути от Петьки к даче Адамовых.

– Он все такой же! – звонко расхохоталась Настя. – Когда открывал нам шлагбаум, у него лицо так и перекосилось.

– Наверное, бедный, надеялся, что мы сюда больше никогда не приедем, – скривила губы в усмешке Маша.

– Я вообще, когда мы въезжали в поселок, пригнулся, – подхватил Дима. – Чего Степаныча понапрасну расстраивать!

– Димочка у нас гуманист, – покачала головой сестра. – Не хотел портить настроение пожилому человеку.

– В таком случае зря старался, – подмигнул ему Петька. – Я Степанычу с самого раннего утра испортил настроение.

– Чем? – хором поинтересовались друзья.

– Сам не знаю, – пожал плечами Петька. – Я просто вылез из машины и очень вежливо с ним поздоровался. А он повернулся к нам с папой спиной. И удалился к себе в сторожку. Даже шлагбаум, когда мы проехали, забыл опустить.

– Значит, снова все лето будет нас доставать, – вздохнул Дима.

Они поравнялись с воротами Адамовых. Настя побежала к даче.

– Возьмешь все и заходи за нами, – хором сказали ей близнецы.

– Договорились, – крикнула на ходу она.

Дойдя до следующих ворот, Дима, Маша и Петька пошли по длинной аллее к даче Серебряковых. Кроны старых деревьев, росших по обе стороны дороги, смыкались, образуя густую спасительную тень.

– Единственное место, где нормально себя чувствуешь в такую жару, – выдохнул Дима.

– Мальчику, наверное, голову напекло, – не замедлила с колкостью Маша.

Петька усмехнулся, в который раз, за их многолетнюю дружбу отмечая несходство близнецов. Внешне-то они очень похожи. Оба светловолосые, голубоглазые, рослые и стройные. А вот характеры… Ироничная Маша всегда уверена в себе. Решения принимает мгновенно. Диме больше свойственны рассеянность и мечтательность, которые причудливым образом сочетаются у него с чрезмерной торопливостью. Тайно ото всех Дима пишет стихи, которые никогда никому не показывает. Кроме того, он очень мнителен. И страшно печется о собственном здоровье.

Маша очень похожа на бабушку – пожилую ученую даму Анну Константиновну Серебрякову. Дима же, по словам старожилов поселка, вылитый дедушка. Покойный академик Серебряков был точно таким же. Рассеянность его не знала границ. Поговаривали, что на вручение какой-то крупной международной премии он явился в изысканной фрачной паре и стоптанных домашних шлепанцах. А несколько позже, делая доклад на представительном форуме, где собрались крупнейшие биологи со всего мира, настолько увлекся, что свалился вместе с трибуной в партер. От покойного дедушки Дима унаследовал и склонность к простудам. И у того и у другого насморк прекращался только летом, да и то ненадолго.

– Ты зайдешь? – вывела Петьку из задумчивости Маша.

Они стояли перед дверью огромной серебряковской дачи.

– На улице постою, – покачал головой мальчик. – Лучше давайте скорей.

Дверь отворилась, и на крыльцо вышла Анна Константиновна.

– Петруша! – обрадовалась она. – Ты все больше становишься, похож на отца.

Петькиного папу, Валерия Петровича, она знала с пеленок и до сих пор называла «замечательным мальчиком». Хотя вообще-то Миронову-старшему перевалило за сорок, и ныне он возглавлял довольно крупную фирму, производящую электронное оборудование.

– Заходи, заходи, – пригласила Петьку в дом Анна Константиновна.

– Да мы, вообще-то, купаться собрались, – объяснил тот.

– Только не сразу, – возразила Анна Константиновна. – Придется вам сначала навестить несчастную старуху.

Петька едва сдержал улыбку. «Несчастной старухой» Анна Константиновна называла свою приятельницу Наталью Владимировну Коврову-Водкину, которая считалась одной из достопримечательностей Красных Гор.

– Зачем нам нужно к несчастной старухе? – спросила Маша – они с Димой, переодевшись, как раз спустились со второго этажа.

– Потому что я к ней сегодня идти не в состоянии, – ответила Анна Константиновна. – Визит у меня отнимет как минимум два часа. А я приступила сегодня к очень важному фрагменту своих мемуаров. Описываю, как Борису Пастернаку присудили Нобелевскую премию.