Новая Ева протягивает спасительное яблоко новому Адаму. («…И вы будете как боги, знающие добро и зло»). Рецепт прост: нужно отыскать дверь в свой Микрокосм, пройти через его зеркало, уменьшиться и стать повелителем нового мира.

«Вспыхнули матовые уличные фонарики. На сцене была городская площадь. Двери в домах раскрылись, выбежали маленькие человечки, полезли в игрушечный трамвай. Кондуктор зазвонил, вагоновожатый завертел ручку, мальчишка живо прицепился к „колбасе“, милиционер засвистел, — трамвай укатился в боковую улицу между высокими домами. Проехал велосипедист на колесах — не больше блюдечка для варенья. Пробежал газетчик, — вчетверо сложенные листки отрывного календаря — вот такой величины были у него газеты». Открыв квадратную дверь, Буратино стал новым Карабасом. Но из заколдованного круга нужно вырваться: именно поэтому доктор кукольных наук Карабас-Барабас тоже ищет тайную дверцу. Круглых дверей в сказке нет, зато в подземном кукольном театре мы видим башню с «круглым окошком из разноцветных стекол». Оно открывается, и заводная птица приглашает пытливых читателей: «К нам — к нам, к нам — к нам, к нам — к нам…». А где же знак последнего выхода — треугольник? Только что выструганный Буратино попытался сбежать и был пойман огромным полицейским в треугольной шляпе. Среди всякой снеди, которую видит Буратино, идя в школу — «маковые, на меду, треугольнички». Затем знак повторяется: «Куплю много маковых треугольничков».

«Пора стать ушельцем в щель», — говорит ученый по фамилии Левеникс, герой новеллы С.Кржнжаповского «Собиратель щелей». Вслушайтесь: Левен-икс. Нетрудно догадаться, какие буквы «недоговаривает» автор, чтобы намекнуть на Микрокосм: основоположник микроскопии — Левенгук. Устами своего героя Кржижановский приоткрывает второе условие «запасного выхода» н Микрокосм — остановку сознания между двумя «кинокадрами»:

«Особенность моего метода такова: людям неведомо даже то, о чем знают все уличные циферблаты. Почему? Потому что щель, расщепляя бытие, поглощает вместе с ними и их сознания, бытие отражающее. Выброшенные назад в бытие, бедняки и не подозревают, что за миг до того их не было, — и только вещи и люди, не возвращенные вместе с ними назад, под солнце, возбуждают некоторый страх и недобрые предчувствия. О затерявшихся говорят: „умерли-погибли неизвестно где“. И не знают, что каждый миг грозит нам „неизвестно где“: всему и всем. Но узнать внутреннее бездны может лишь тот, кто не отдаст расщепившейся щели своего сознания, тот, кто исчислив точно час и миг катаклизма, властью воления и веры — останется быть один среди небытия, войдет живым в самую смерть». Выключиться из этого мира и войти в другой?.. Кржижановский был знаком с Булгаковым, гостил у Грина в Феодосии и два лета — 1925-26 — у Волошина. Двадцать пятый год представляет для нас особенный интерес: в Коктебель съехались Бартини, Булгаков, Грин и Леонов. Кржижановский читал им свою повесть «Странствующее „странно“», в которой есть очень любопытные строчки: «Сейчас, когда вся моя эзотерическая библиотека давно уже выменяна на муку и картофель, я не могу с книгой в руках показать вам те сложные формулы и максимы, которые руководили нами, магами, в годы наших ученических странствий. Но суть в следующем: самое имя Magus — от потерявшего букву (редуцированного, как говорят филологи) слова magnus, большой. Мы, люди, почувствовавшие всю тесноту жилпланетных площадей, захотевшие здесь, в малом мире, мира большего. Но в большее лишь один путь — через меньшее: в возвеличенье — сквозь умаление». И далее: «Правила нашего магического стажа — поскольку они хотят сделать нас большими среди меньших, великанами среди лилипутов, естественно, — стягивают линии наших учебных маршрутов, вводя нас в магизм, то есть в возвеличение, лишь путем трудной и длительной техники умаления…».

«Учебные маршруты» и «ученические странствия» — ясный намек на школу. Герой повести выпивает какую-то таинственную тинктуру из первого пузырька и делается ростом с пылинку. Второй пузырек дает еще более радикальный эффект, а третий может уменьшить Землю до размеров футбольного мяча (живой глобус!). Какие же «формулы» руководили «ученическими странствиями магов»? Любая формула инструктивна, — но только для того, кто вместо символов может подставить определенные силы.

Кржижановский употребляет два математических знака, известных каждому школьнику — > и <, — но поворачивает их так, чтобы вершины были направлены вверх или вниз (как у Булгакова — М и W). По сути, это один знак-перевертыш, он изображен на каком-то таинственном пузырьке и действует в зависимости от своего положения. Весьма вероятно, что формула, которую «не смог» показать нам старый маг, составлена из этих двух элементов, наложенных друг на друга таким образом: XX. Нижняя половина символа — буква М. Верхняя, зеркальная — W. Сделав первого гостя воландова бала «очень недурным алхимиком», Булгаков надеялся, что внимательный читатель попробует расположить эти буквы одну над другой: знак XX в алхимических гримуарах означал амальгаму. Иначе говоря — зеркало!..

В «нехорошую квартиру» входят тремя способами — в дверь, из зеркала и через камин, — но это не что иное, как карнавальные маски Философского Камня, открывающего «дыру» в зеркальном шарике Микрокосма. (Вряд ли случайно такое созвучие: камин — камень. Рука Воланда — «как будто каменная», а Коровьев говорит о «микроскопических возможностях» гостей из камина).

В «Мастере и Маргарите» есть два третьестепенных персонажа — старые профессора Кузьмин и Буре. Смертельно больной писатель вставил их в уже готовую рукопись. — но зачем? Профессором — учителем высшей школы — называет себя Воланд. Булгаков подбирает «высшим учителям» очень многозначительные фамилии: имя «Кузьма» происходит от греческого слова «космос», а марка часов «Буре» — самая известная в начале XX века. Пространство и Время? Но именно в этом эпизоде появляются пиявки: профессор Буре прописал их профессору Кузьмину. (Профессор Воланд: «Кровь — великое дело!»).

Повесть Кржижановского «Странствующее „странно“» за-вершается путешествием микроскопического героя по венам. артериям и капиллярам. Путь крови. Последний пузырек, который предстояло выпить ученику мага, — красного цвета. Очевидно, это «рубедо» — третья стадия Великого Делания: адепт («Птица») устремляется в пролом Микрокосма и становится сверхчеловеком.

А вот как освобождается из тюрьмы летающий человек Грина: «…Друд, закрыв голову руками, пробил стеклянный свод замка, и освещенная крыша его понеслась вниз, угасая и суживаясь по мере того, как он овладевал высотой. Осколки стекол, порхая в озаренную глубину пролета, со звоном раздробились внизу…».

Нечто похожее наблюдает булгаковский профессор Кузьмин: таинственный воробушек «…взлетел вверх, повис в воздухе, потом с размаху будто стальным клювом клюнул в стекло фотографии, изображающей полный университетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел в окно».

А почему, собственно — «94-й год»?.. Может быть, Булгаков знал о каком-то важном событии, которое произойдет в 1994-м году? Этy догадку подтверждают Стругацкие: в 94-м году начинается цепочка происшествий, которая привела к «Большому Откровению 99-го года» («Волны гасят ветер»). Напомним. что в этой повести расследуется влияние таинственной и могущественной силы, названной Монокосмом (единство микро— и макрокосмов?). Монокосм занят поиском людей особого рода и пробуждением у них фантастических способностей, а отбор производится по наличию «Т-зубца в ментограмме». Т — истинная форма распятия. Обратите внимание и на условное название следственного дела — «Визит старой дамы». Пьеса Дюрренматта выбрана по созвучию: древнееврейское слово «дам» — «кровь». Значит, настоящий критерий отбора — генетический? «Перепроверим» у Кржижановского: «Я думал, что путаные медитации мои об аристотелевских большом и малом человеке распутали теперь для меня все свои узлы; теперь я, микрочеловек, познал макрочеловека до конца: мы соприкоснулись не кожей о кожу, а кровью о кровь. И то, мыслил я, что отняла у меня пролитая алая кровь, то вернут мне, влившись в меня, алые капли третьей склянки».