«Ловко устроился старичок!» – подумал я, спускаясь в воронку, и сразу нашел в стенке широкий ход, в который свободно мог пролезть человек, посветил фонариком, убедился, что ход длинный.

– Прыгайте! – махнул я рукой ребятам. – Только сначала Мурку спустите.

Димка подал мне собаку, а потом спустился сам.

Я привязал конец лесы к камню и стал ее разматывать, чтобы на обратном пути по этой лесе найти выход из пещеры.

– Слушай, Молокоед! – произнес опять Левка. – Ты дай мне один конец лески, а я его буду здесь держать… В случае опасности дерни за леску, и я сразу примчусь к вам.

Мне стало жаль трусишку, и я дал ему конец лески: пусть сидит, держит, это все-таки надежнее, чем привязывать ее к камню.

– Только, смотри, крепче держи! – сказал я, чтобы и Левка проникся сознанием ответственности.

Ход вначале был узкий, потом расширялся, в нем свободно можно было идти стоя. Мы увидели сталактиты и сталагмиты, и струйки воды на камнях, и летучих мышей – все, что принято расписывать в романах о подземельях.

Я размотал уже больше половины стометровой лески, а пещера все уходила вдаль. Ничто не выдавало присутствия человека в этом подземелье. По стенам медленно ползли струйки воды, пахло сыростью и известкой, было темно и тихо.

Мурка уже освоилась с пещерой и бежала впереди, временами оглядываясь. Когда она поджидала нас, глаза ее вспыхивали в свете фонарика зеленым огнем, как у волка. Становилось страшно, почему-то вспоминалась «Майская ночь, или утопленница» и страшная «Собака Баскервиллей»…

Ход раздвоился: узкий вел налево, а широкий продолжался прямо. Стометровая леска уже кончилась, я привязал к ней вторую, и мы пошли дальше по широкому ходу. Скоро от него стали отходить в обе стороны все новые и новые коридоры.

Пещера окончилась широким – как бы это сказать? – залом[38]. Иначе, пожалуй, и не скажешь, потому что сверху спускались вроде люстр огромные белые сталактиты, а стены сверкали и переливались тысячами огоньков.

– Смотри-ка, Вася, – прошептал Димка.

У его ног лежал, оскалив зубы, человеческий череп, а рядом валялись остатки скелета.

Что там ни говори, а мне стало не по себе. Димка тоже оробел. Только Мурка спокойно обнюхала череп и пошла выписывать круги по подземному гроту.

Когда мы освоились немного и перестали бояться человеческих костей, я решил испытать Левку и с силой дернул за леску.

– Что ты! – ухмыльнулся Димка. – Да разве этот трус придет?

Но вдали скоро забрезжил свет. Сначала он был неподвижным, потом стал колыхаться, как луч прожектора, освещая то одну, то другую стену, а иногда скользил по потолку. Чувствовалось, свет идет от фонарика.

«Не может быть, чтобы Левка так быстро прибежал, – думал я. – Неужели…»

– …старик! – шепнул Димка, видимо, обеспокоенный той же мыслью.

В самом деле, что, если он?

– Гаси фонарик!

Я моментально сообразил, что без света мы окажемся в более выгодном положении, чем наш таинственный противник.

Мы очутились в кромешной тьме. Даже Мурке, видимо, становилось боязно, потому что она прижалась к моим ногам и заискивающе колотила хвостом по коленям.

А свет приближался. Вот на одном из поворотов ярко блеснул фонарик, и мы с Димкой на какое-то мгновение оказались освещенными, но я рванул Димку за руку, почти протащил за выступ стены.

Мурка осталась стоять посреди пещеры. Она вся сжалась и замерла, ее глаза горели, как изумруды.

Я невольно вынул из-за пояса топор и взял его в правую руку. Теперь фонарик все время освещал наши лица, я уже слышал спотыкающиеся шаги.

Мурка нервничала. Уши ее еще больше насторожились, она то пятилась, то порывалась броситься вперед, то и дело принималась рычать. Вдруг сорвалась с места, пулей умчалась в темноту.

Мы ждали, что сейчас услышим злобный лай и шум схватки человека с собакой. Вместо этого до нас донеслось радостное Муркино повизгивание и ворчание Федора Большое Ухо:

– Да ну тебя, Мурка, к свиньям собачьим… Отстань! Не до тебя…

Перед нами вынырнул Левка.

– Что случилось? – спросил он, запыхавшись.

Вот так Федор Большое Ухо! Я и не подозревал, что он способен на подвиги. Но все же решил попугать. И на вопрос, что случилось, сделал страшные глаза:

– Видишь что – череп.

У Левки разочарованно опустились губы:

– Подумаешь, череп! Печенеги из этих черепов вино пили. И то ничего! Да и Олег, верно, пил!

– Какой Олег?

– Ну князь, который собирался отомстить неразумным хазарам.

– Вот за это его змея и укусила, – сказал Димка. – Она же из черепа выползла.

– Откуда тебе известно?

– Эх ты, ботаник! – рассмеялся Димка. – Пушкина не знаешь! А еще в пятом учишься.

И он начал читать «Песнь о вещем Олеге»:

– Так то – коня! – закричал Левка. – А это – человека. В человеческих черепах змеи не водятся. На, посмотри!

Он схватил череп и поднес его прямо к Димкиному носу, так что Димка отпрыгнул шага на четыре.

– Что, струсил? – засмеялся Левка. – А еще говоришь, будто я – трус. Я только мышей боюсь, а из черепов, если хочешь знать, могу даже чай пить.

Он опустился на колени и начал ползать по пещере, как завзятый сыщик, направляя свет фонарика на каждый выступ и в каждую щель.

– Э! – вдруг воскликнул Большое Ухо. – Это – что? – и из трещины в стене извлек тяжелую черную бутылку. – Пожалуй, мы сейчас и винца выпьем!

Левка старался вытащить из бутылки деревянную пробку, но она не вынималась. Бутылка переходила из рук в руки, а открыть ее мы не могли.

– Нет, там не вино, – вспомнил я роман Жюля Верна «Дети капитана Гранта», – там должна быть записка.

– Пошли в хижину, – предложил Димка. – Там чем-нибудь откроем.

И гуськом, держась одной рукой за леску, мы направились к выходу. Леску я сматывать не стал – было долго. Леску можно было вытянуть на поверхность и уже там смотать на катушку.

Около одного из боковых ходов Мурка вдруг остановилась, зарычала и с лаем бросилась в темноту.

Мы посветили в боковой ход, но лучи наших фонариков уперлись в стену: ход круто сворачивал в сторону.

– Как думаешь, Молокоед, – прошептал Димка, – не пойти ли навстречу врагам?

громко заорал раздурачившийся Левка и направился, топая, в подозрительный коридор.

– Левка, назад! – крикнул я. – Ты с ума спятил?

– А что? – удивился он. – Я пойду, а вы с Димкой пока сбегайте за дровами.

– Тс-с! – мне показалось, что где-то бешено рычит и лает Мурка.

Мы прислушались: стукала об пол капель. Из бокового хода не доносилось больше никаких звуков. Еще через несколько минут явилась Мурка. Она была цела и невредима и, увидев нас, снова повернулась в сторону подземелья.

– Пошли к выходу, – скомандовал я.

Ребята послушались, но собака осталась на месте и продолжала лаять. Скоро она нагнала нас и посмотрела на меня такими глазами, словно хотела сказать:

«Он же здесь. Ну чего вы! Арестуйте его, и все».

Ребята молчали и, боюсь, тоже думали обо мне нехорошо.

Но я чувствовал себя правым. Моя трусливая осторожность все же лучше дурашливой Левкиной храбрости.

Мы выбрались по очереди из воронки. Я взял катушку и стал сматывать леску. Неожиданно она перестала подаваться, я хотел ее дернуть, чтобы освободить от зацепа, но тут дернул за леску кто-то оттуда, из пещеры, и так сильно, что катушка чуть не вылетела у меня из рук.

– Клюет? – рассмеялся Левка, увидев мою растерянность.

Но леска опять освободилась, и я смотал ее без всяких препятствий до конца.