На последнем пункте особенно горячо настаивал Левка. Он, видимо, здорово побаивался своей матери и уверял, что если только она узнает, где он прячется, ему несдобровать.

Левка опять пристал к Белке с требованиями, чтобы она дала клятву не выдать никому нашего присутствия в Золотой Долине.

– Ну клянусь же, клянусь! – твердила Белка. – Ужас, до чего недоверчивый…

– Нет, ты поклянись по-настоящему!

– Честное пионерское!

– Дай самую страшную святую клятву.

– А для меня она самая святая, – горячо возразила Белка.

– Нет, ты дай самую-самую святую! Такую, чтобы святее ее для тебя ничего не было.

Тогда Белка не выдержала, вскочила с места и, подняв правую руку, как для салюта, поклялась своей принадлежностью к великой армии пионеров-ленинцев, что не выдаст нашей тайны.

– Теперь я тебе верю, Рыжая Белка, – вежливо сказал Левка. – На вот тебе на прощание, – и подал красивое перо из крыла сойки, которое, видимо, заранее припас для Белки и хранил в боковом кармане.

– Спасибо, Левка! – как бы между прочим бросила девочка, но я увидел, что она вся так и засветилась от удовольствия.

Она воткнула голубое перо в свой вязаный белый берет, и от этого васильки расцвели, кажется, еще ярче. Я сначала пожалел, что не догадался приготовить Белке свой подарок, но потом усмехнулся: «телячьи нежности»!

– Закругляйтесь! Пора в путь.

Я отозвал Белку в сторону:

– Задание у тебя трудное, и тебе может понадобиться помощь. Так вот, не забудь, у меня есть верные люди. В случае чего можешь обратиться к ним.

Я нарисовал план нашего двора, отметил на нем крестиком недостроенный дом и сообщил тайный сигнал, каким можно вызвать Никиту Сычева.

Белке понравилась затея с сигналом:

– Как это ты придумал такое, Молокоед? Мне казалось, что тайные сигналы бывают только в романах. И пещера, и бутылка с письмом, и золото – все у вас, как в интересном романе.

Мы остановили проходившую машину. Шофер охотно посадил Белку в кузов, пообещав довезти до самого Острогорска. И она уехала туда, куда рвались и наши сердца. Но долг звал нас обратно в Золотую Долину…

– Ну, что же, Федор Большое Ухо, потопали?

Левка вздохнул:

– Выходит, потопали, Молокоед.

Дубленая Кожа встретил нас на тропинке недалеко от входа в Золотую Долину. Он сидел, как горный орел, на большой скале, торчавшей над кустами, и бросал тревожные взгляды то в нашу сторону, то принимался внимательно озирать Долину. Когда мы подошли к скале, приложил палец к губам, сделал знак, чтобы мы остановились.

– Димка! Ты хоть скажи, в чем дело? – опросил я шепотом.

Дубленая Кожа, не отрывая глаз от чего-то, что видел только он, сердито отмахнулся. Наконец, стал спускаться.

– Черт те что! Знаешь, Васька, он, кажется, видит нас из-под земли.

– Может, придумаешь что-нибудь поумнее? – усмехнулся Левка.

Но смешного было мало. Димкино сообщение заставило меня призадуматься.

…Только мы с Белкой скрылись в кустарнике, старик выскочил из воронки и бегом бросился вдоль Долины. В руках у него, как всегда, было ружье. Поравнявшись с тропинкой, он оглянулся и стремительно бросился за нами.

Димка испугался, как бы старик не стал стрелять нам в спину, и что есть духу припустил догонять нашего врага. Тот скоро выдохся, и Димка чуть не наскочил на него.

Старик стоял на тропинке и, держась за сердце, дышал всей грудью, задирая вверх обезьянью морду. Отдышавшись, пытался снова идти в гору, но, видно, понял, что мы уже далеко, и стал медленно спускаться обратно.

Димка проводил врага, следуя по пятам, до Долины, взобрался на скалу и сидел там, пока не удостоверился, что зверь снова уполз в свою нору.

– Попомни меня, Васька, у него, верно, есть наблюдательный пункт…

– И он все видит, а его никто не видит, – добавил Левка. – Не зря же так сказала Белка.

– Иначе как бы он узнал, что вы пошли по тропинке? – снова начал убеждать меня Димка. – Он же выскочил из воронки, словно с цепи сорвался. И побежал прямехонько следом…

Мне все это казалось фантазией Дубленой Кожи. Однако на всякий случай я скомандовал на открытом месте днем не появляться, в хижину пробираться незаметно, Долину из виду не выпускать. Смотреть на нее из леса или из кустов на берегу.

Мы взобрались на скалу, и с нее я указал каждому его наблюдательный пункт. Димка должен был караулить только пещеру из-под приземистой елки. Левке я поручил коптильный завод и участок в районе нашей хижины, а сам остался на скале, чтобы видеть и тропинку, ведущую к Черным Скалам, и открывающееся с нее все Пространство Золотой Долины.

Скалу я выбрал себе потому, что она казалась мне самым важным пунктом, где требуется не только особая бдительность, но и умение принять быстрое решение и перейти к активным действиям против врагов. Вы поймете, что я не ошибся.

Со скалы мне хорошо было видно, как Левка и Димка пробираются по заросшему лесом склону к коптильному заводу. Около него они постояли и, поговорив о чем-то, расстались: Левка полез вверх, а Димка направился дальше к своему наблюдательному пункту. Несколько минут спустя пронзительно крикнула сойка – тут же откликнулась вторая сойка, поближе. Это означало, что Димка встал на свой пост, и Левка тоже находится начеку, и пока все благополучно.

Я ответил таким же сигналом и, расположившись удобнее на камне, стал смотреть в Золотую Долину, которая была передо мной как на ладони.

Хорошо же, наверно, здесь летом. Но сейчас жизнь в Долине только начинает пробуждаться. Деревья, кроме хвойных, стоят еще голые и черные, словно опаленные пожаром. Зато редкая молодая травка, почти незаметная вблизи, отсюда, сверху, кажется уже чистой и покрывает почти всю Долину зеленым ковром.

Большая стая грачей деловито суетилась на полянке, прилегающей к тропинке, а под скалой разыскивал в сухой траве пищу целый табунок каких-то зеленых птичек.

Солнце пригревало все сильнее, и мне стало жарко в ватной куртке. Я снял ее, расстелил и лег, положив голову на руки. Сказались, видно, бессонные ночи, и я начал засыпать, но в это время что-то ослепительно ударило мне в лицо – будто кто шалил и наводил на меня зеркало. Но зеркальный зайчик тут же исчез, и я увидел недалеко от пещеры блестящую точку. Вроде бы там лежало стекло, от которого отражаются солнечные лучи. Точка шевелилась. Она то светлела, то угасала, а зайчик от нее так и бегал по всей Долине.

Я стал гадать, что бы это могло быть. И вдруг чуть не подскочил от мысли: перископ! Бывают же перископы на подводных лодках. Они служат для того, чтобы, не всплывая, видеть все, что делается на поверхности. Почему бы и старичку, который всех видит, а его никто не видит, не сделать себе перископ? Говорил же Димка, что старик выскочил из своего убежища в ту минуту, как мы вышли на тропинку. Чудом, что ли, он нас увидел?

От этой мысли я так и заерзал: мне хотелось поскорее поделиться с ребятами открытием. Но Левка и Димка сидели в засадах, и я, как ни вглядывался, не мог их обнаружить.

По привычке я на всякий случай зарисовал Золотую Долину и отметил на рисунке точку, где был блестящий предмет. Потом мы могли найти его и выяснить, что это такое.

Едва успел я сделать чертеж, как грачи с криком поднялись в воздух, а немного погодя вспорхнула и стая зеленых птичек.

Я оглянулся, чтобы узнать, что их потревожило, и увидел… – кого бы вы думали? – Белотелова!

Он шел с большим рюкзаком. Под скалой остановился, снял рюкзак и носовым платком стал отирать с лица и шеи пот. Но я понял, что он не столько утирается, сколько присматривается ко всему вокруг. Наконец, словно решившись на опасное дело, взвалив на плечи ношу, Белотелов двинулся дальше. Он не рискнул показаться на открытом месте, а пробирался вдоль опушки, прячась под деревьями. Как все-таки я был прав, когда по следам новых галош отгадывал путь, каким появлялся и исчезал из Долины этот подозрительный тип! Он даже нагибался под деревьями точно так, как я себе представлял.