Мы все лето занимались, и только теперь я понял, до чего же интересны и ботаника, и история, и даже немецкий язык. Может, в этом виноват академик Туляков, а может, мы действительно много узнали летом, но только осенью мы легко ответили на все вопросы, которые нам задавали учителя. Мы с Димкой перешли в седьмой класс, Левка – в шестой.

– Что случилось с Молокоедовым? – удивлялись в школе. – Был такой оболтус, а теперь учится лучше всех…

Не знаю, о чем говорили между собой учителя после нашего бегства, но только они, видимо, поняли кое-что. Когда Мишка Фриденсон предложил организовать ребячий истребительный батальон, Аннушка не чинила препятствий и даже стала главным нашим ходатаем по этому Делу. Меня избрали командиром. А батальон свой мы назвали так: Первый пионерский истребительный батальон имени Джека Лондона.

Забыл еще сказать, что Белку, или, точнее, Нюрку Соколову, которая кончила четырехлетку в Березовке и училась теперь в пятом классе нашей школы, мы тоже приняли в свой батальон бойцом и санинструктором.

Первую четверть все мы – я, Димка, Левка и Белка – закончили в числе лучших учеников. Шестого ноября к нам в квартиру пришел сам академик Туляков. Дома были только мы с Белкой, и он попросил позвать остальных. Я сказал Белке, чтобы она выбросила на балконе сигнал: она вывесила мамин фартук, и сразу явились Димка и Левка. Академик даже удивился:

– Хорошо у вас дело поставлено!

Он сначала поговорил с нами, посмеялся, всего Джека Лондона и Брет-Гарта у меня пересмотрел, а потом позвонил куда-то и спросил: «Ну как? Готово? Тогда приезжайте сюда».

И вот через некоторое время вваливается к нам какой-то дяденька с пакетами и портфелем. Роман Харитонович начал суетиться, велел Белке накрыть стол и начал выкладывать разные закуски, конфеты, пирожные, о каких мы уж перестали думать во время войны. А потом поставил на середину стола бутылку шампанского.

– Не знаю, как в Доусоне, – сказал он, – а у русских золотоискателей принята в таких случаях бутылочка шампанского. Впрочем, может, наши дамы желают ситро?

– Ага, мне ситро, – сказала Белка, сразу вообразившая себя дамой.

– На Клондайке все больше виски глушат, – сказал Левка, как будто только и делал, что сидел в Доусоне и глушил виски.

– Гнусный напиток, я вам скажу, – сморщился академик.

Расставил он еду, отошел к двери, прищурил глаз, оглядел стол и справа и слева, а потом спрашивает:

– Как вы находите? По-моему, все для праздничного банкета готово. Разрешите поэтому сообщить вам небольшую новость. За открытие месторождения медной руды вам, друзья, законно причитается 75 тысяч рублей премии. Скажите, куда перевести деньги?

Мы так и опешили. У Белки глаза стали величиной с блюдце.

– Зачем же вы даете им так много денег? – удивилась она. – Мне раз дали тридцатку, и то я с ней измучилась, не знала, куда девать.

– На танк, ребята! – закричал я.

– На танк! На танк! – заорали Димка с Левкой, и мы все зааплодировали, потому что теперь-то уж могли купить танк.

Вместе с академиком Туляковым мы стали думать, как назвать этот танк.

– Давайте назовем так, – глубокомысленно заявил Левка: – «Три двоечника».

– Разве вы все еще плохо учитесь? – удивился Туляков.

– Нет, – запротестовала Белка. – Это он просто старину вспомнил. Это когда еще им «бы» мешало…

– Я предлагаю, – сказал я: – «Три отличника».

– Вот правильно! – сразу откликнулся Туляков. – Наконец я слышу речь не мальчика, но – мужа. Откуда это? – спросил он у Димки.

– Думаете, не знаю, да? – обиделся Димка. – Из «Бориса Годунова». Слова Марины Мнишек в сцене у фонтана.

– Хорошо! – похвалил Туляков. – Вот это хорошо. Люблю начитанных, но не терплю, когда плохо учатся. Ну как: «Три двоечника» или «Три отличника»? И почему только три? А четвертая? – указал он на Белку.

Мы думали, думали и решили назвать танк «Отличниками.

– Тогда предлагаю… – сказал Туляков.

Но тут пришла с работы моя мама, а с ней Димкина мама, и академик Туляков, хотя и не знал мудрости Снежной Тропы, повел себя в чужой хижине как хозяин. Он снял с женщин пальто, подал им стулья:

– Предлагаю выпить за отличников! – и взял в руки бутылку, сломал проволоку, вытащил немного пробку и крикнул: – Внимание!

Мы все стали смотреть, как из бутылки выползает пробка, а Туляков спросил:

– Куда прикажете выстрелить? Я в молодости был очень метким стрелком.

– В мишку, – сказал Левка.

На шифоньере у нас всегда сидел плюшевый мишка. Туляков повернул бутылку на шифоньер, Белка стала жмуриться так, что от васильков остались одни реснички. Бах! – мишка кувыркнулся.

– Наповал! – рассмеялся академик и стал разливать по рюмкам шампанское.

– Мне ситро! – крикнула Белка.

– И нам ситро! – сказали Левка и Димка.

Мне очень хотелось выпить со взрослыми, но я решил быть солидарным с друзьями и тоже попросил ситро.

– Ого, – сказал Туляков, – наши золотоискатели привыкли к содовой!

Он открыл бутылку ситро, и оно стрельнуло еще громче.

Бывают же такие хорошие академики! А ходит в очках на ниточке, в смешной шапочке – ни за что не подумаешь, что хороший…

Танк «Отличник» упоминался за боевые подвиги даже в сводке «Совинформбюро». Экипаж его с нами переписывается, и мы стараемся, чтобы наш танк соответствовал своему званию, учимся только на «отлично».

– «Бы» больше не мешает? – спросил однажды, встретив меня на улице, академик Туляков.

Вместо ответа я задал ему загадку:

– А и Б сидели на трубе. А – упало, Б – пропало, что осталось?

– И…

– Нет, «о». Отлично!

Он засмеялся и чмокнул меня в щеку. Хороший академик. Не то что тот майор!

Вот мой рассказ и окончен. Я, конечно, понимаю, что мне далеко до писателя, но одно скажу: эту книгу прочитают все наши острогорские ребята. Они слышали про нашу историю, и им любопытно будет узнать, как все у нас получилось. Девочки, конечно, читать не будут. Им нужны поэтические описания природы, психологические переживания, всякие охи да вздохи. Но я считаю? все это ни к чему.

Ребятам, по-моему, понравится. И Белке понравится. А остальные девочки, если уж им позарез нужны описания и переживания, пусть читают Майна Рида и Фенимора Купера.