Рейджен пожал плечами.

– Каждый раз, когда Билли встает на пятно, он думает, что сделал что-то плохое, и пытается убить себя. Я отвечаю за это. И говорю «нет».

– Какие у тебя обязанности?

– Защищать всех, особенно маленьких.

– Понимаю. И ты всегда выполняешь свои обязанности? Маленьких никогда не обижали, им не было больно, потому что ты всегда охранял их от этого?

– Не совсем так. Дэвид чувствует боль.

– И ты позволяешь Дэвиду брать боль на себя?

– Это его задача.

– Такой большой, сильный мужчина, как ты, позволяет ребенку брать на себя боль и страдания всех?

– Доктор Уилбур, я не…

– Тебе должно быть стыдно, Рейджен! Вряд ли ты можешь считать себя непререкаемым авторитетом. Я врач и имела раньше дело с такими случаями. Я считаю, что решать, может ли Билли выйти, имею право именно я, а уж конечно не тот, кто позволяет беззащитному ребенку брать на себя боль, вместо того чтобы взять хотя бы часть боли на свои плечи.

Рейджен заерзал на стуле со смущенным и виноватым видом. Он пробормотал, что доктор Уилбур совершенно не понимает ситуацию, однако она продолжала говорить, тихо, но убедительно.

– Ладно! – сказал он. – Вы отвечаете за это. Но сначала все мужчины должны выйти из комнаты. Билли боится мужчин из-за того, что сделал с ним его отец.

Гэри, Берни и доктор Хардинг поднялись, чтобы выйти из комнаты, но тут заговорила Джуди:

– Рейджен, очень важно, чтобы доктор Хардинг остался и увидел Билли. Доверься мне. Доктора Хардинга интересует медицинская сторона, и ты должен позволить ему остаться.

– А мы выйдем, – сказал Гэри, показывая на себя и на Явича.

Рейджен оглядел комнату, оценивая ситуацию.

– Я разрешаю, – сказал он, показывая на стул в дальнем углу большой комнаты. – Но он должен сесть туда и сидеть.

Джордж Хардинг, чувствуя себя неловко, слабо улыбнулся, кивнул и сел в углу.

– И не двигаться! – сказал Рейджен.

– Не буду.

Гэри и Берни Явич вышли в коридор, и Гэри сказал:

– Я никогда не видел Билли, личность-ядро. Я не знаю, выйдет ли он. А что ты думаешь обо всем, что увидел и услышал?

Явич вздохнул:

– Поначалу я не верил, а сейчас не знаю, что и сказать. Очень уж не похоже на игру.

Оставшиеся в комнате внимательно наблюдали, как бледнело лицо Миллигана. Казалось, взгляд его обратился внутрь. Губы дергались, словно он говорил во сне.

Вдруг глаза его распахнулись.

– О боже! – воскликнул он. – Я думал, что умер!

Он рывком повернулся, оглядываясь. Увидев смотрящих на него людей, вскочил со стула, упал на четвереньки и пополз, как краб, к противоположной стене, как можно дальше от них. Протиснулся между двумя стульями с откидными досками для письма, съежился и зарыдал:

– Что я сделал на этот раз?

Ласково, но твердо Корнелия Уилбур сказала:

– Вы не сделали ничего плохого, молодой человек, не надо так расстраиваться.

Миллиган дрожал мелкой дрожью, вдавливая себя в стену, словно стараясь пройти сквозь нее. Волосы упали ему на глаза, и он выглядывал из-под них, не делая попыток откинуть их с лица.

– Ты этого не знаешь, Билли, но все в этой комнате хотят помочь тебе. А теперь, пожалуйста, поднимись с пола и сядь в то кресло, чтобы мы могли поговорить с тобой.

Всем присутствующим стало ясно, что Уилбур владеет ситуацией и точно знает, что делать, чтобы заставить пациента прореагировать должным образом. Тем временем Миллиган поднялся и сел в кресло. Колени его тряслись, все тело дрожало.

– Так я не умер?

– Ты очень даже живой, Билли. Но у тебя проблемы, и тебе нужна помощь. Ведь тебе нужна помощь, да?

Он кивнул, глядя широко открытыми глазами.

– Расскажи мне, Билли, почему ты на днях разбил голову о стену?

– Я думал, что я умер, – сказал он, – но потом проснулся и оказался в тюрьме.

– О чем ты думал перед этим?

– О том, как я поднялся на крышу школы. Я больше не хотел видеть докторов. Доктор Браун в Центре психического здоровья в Ланкастере не мог меня вылечить. Я думал, что я спрыгнул с крыши. Почему я не мертв? Кто вы все? Почему вы так смотрите на меня?

– Мы врачи и адвокаты, Билли. Мы здесь, чтобы помочь тебе.

– Врачи? Папа Чел убьет меня, если я буду говорить с вами.

– Почему, Билли?

– Он не хочет, чтобы я рассказывал, что он сделал со мной.

Уилбур вопросительно посмотрела на Джуди Стивенсон.

– Его приемный отец, – объяснила Джуди. – Его мать развелась с Челмером Миллиганом шесть лет назад.

Билли был ошеломлен.

– Развелась? Шесть лет назад? – Он дотронулся до лица, словно хотел убедиться, что все происходит наяву. – Как это возможно?

– Нам нужно о многом поговорить, Билли, – сказала Уилбур. – Чтобы найти отсутствующие кусочки и составить целую картину.

Миллиган, как безумный, огляделся вокруг:

– Как я попал сюда? Что вообще происходит?

Он разрыдался, раскачиваясь в кресле.

– Я знаю, что ты устал, Билли, – сказала Уилбур. – Ты можешь уйти и отдохнуть.

Рыдания вдруг прекратились, выражение лица мгновенно стало настороженным и в то же время смущенным. Он дотронулся до слез, бегущих по щекам, и нахмурился.

– Что происходит? Кто это был? Я слышал, что кто-то плачет, но не мог понять, откуда идет плач. Боже, кто бы он ни был, он как раз собирался бежать и удариться головой о стену. Кто это был?

– Это был Билли, – сказала Уилбур. – Подлинный Билли, иногда известный как «хозяин» или «ядро». А ты кто?

– Я не знал, что Билли разрешили выйти. Никто мне не сказал. Я Томми.

Гэри и Берни Явичу было разрешено войти в комнату. Томми был представлен всем присутствующим, ему задали несколько вопросов и отправили в камеру. Когда Явич услышал, что произошло в их отсутствие, он покачал головой. Все это казалось нереальным – словно мертвые тела, захваченные духами или демонами. Берни сказал Гэри и Джуди:

– Я не знаю, что это значит, но я на вашей стороне. Это не мистификация.

И только доктор Джордж Хардинг не сказал ничего определенного. Он заявил, что хотел бы пока воздержаться от суждений: ему необходимо подумать о том, что он слышал и видел. Завтра он изложит свое мнение на бумаге и передаст судье Флауэрсу.

Расс Хилл, медик, который привел Томми обратно в камеру, понятия не имел, что происходите Миллиганом. Все, что он знал, – это то, что много врачей и адвокатов приходят, чтобы посмотреть его пациента, весьма переменчивого молодого человека, который способен рисовать хорошие картины. Несколько дней спустя после большого воскресного собрания Хилл проходил мимо камеры и увидел, что Миллиган рисует. Медик заглянул сквозь решетку и увидел детский рисунок с несколькими словами, написанными печатными буквами.

Подошел охранник и засмеялся:

– Готов поспорить, моя двухлетка рисует лучше, чем этот чертов насильник.

– Оставь его, – сказал Хилл.

У охранника в руке был стакан с водой. Он плеснул водой через решетку и намочил рисунок.

– Зачем ты это сделал? – воскликнул Хилл. – Черт побери, что с тобой происходит?

Но тут охранник поспешно отошел от решетки, увидев выражение лица Миллигана. Это была неприкрытая ярость. Заключенный огляделся в поисках того, чем бы бросить в охранника. Внезапно он схватил унитаз, оторвал его от стены и швырнул в решетку. Фаянс разлетелся на мелкие кусочки. Охранник отпрянул и побежал бить тревогу.

– Господи, Миллиган! – только и сумел выговорить Хилл.

– Он облил рисунок Кристин. Нельзя портить работу детей.

Шестеро охранников вбежали в коридор, но к тому времени Миллиган уже сидел на полу с изумленным выражением на лице.

– Ты заплатишь за это, сукин сын! – закричал охранник. – Это имущество графства.

Томми прислонился к стене и заложил руки за голову.

– Да пошло оно, твое имущество… – процедил он сквозь зубы.

В письме, датированном 13 марта 1978 года, доктор Джордж Хардинг-младший написал судье Флауэрсу следующее: