Только что, вспомнив, как они пекли кексы с Папой Мэем, Джори на миг ощутила, как душу согрели чудом сохранившиеся отблески той давно утраченной теплоты. Кто знает, какие еще воспоминания запрятаны в глубинах ее сознания?
Джори закрыла поваренную книгу и поставила на место, потом посмотрела в окно. Снег все еще шел, но ветер утих. Белая мгла рассеялась, медленно падали хлопья. Земля, деревья, планки забора на заднем дворе – все было покрыто белоснежным покровом. Внезапно Джори померещилось, что стены старого дома сдвинулись и давят на нее, стало тесно и душно, непреодолимо захотелось оказаться снаружи, посреди этого белоснежного пейзажа, и вдохнуть полной грудью морозный воздух.
Джори подумала, что можно позвать на прогулку Гретхен, но сразу же отказалась от этой мысли, поняв, что хочет побыть одна. Ей нужна была не просто прогулка, ей нужно было побыть наедине со своими мыслями. Она решила не бродить пешком, а отправиться на машине. Поехать к тому единственному месту, которое способно оживить у нее новые воспоминания о далеких счастливых днях.
Джори взбежала по лестнице, схватила пальто и ключи от машины, потом так же быстро спустилась и выскочила из дома, будто боялась передумать, если остановится.
Пар от дыхания был таким же белым, как хлопья, медленно падавшие со всех сторон. Сойер обо что-то споткнулся и увидел, что это упавшее дерево, занесенное снегом.
Он целеустремленно прокладывал себе путь между голыми деревьями. В тишине погруженного в зимнюю спячку леса отчетливо слышался хруст снега под его ногами. Сойер был в пути уже больше часа и преодолел больше мили по глубоким сугробам. Он двигался в сторону границы владений, туда, где лесистая равнина постепенно переходила в предгорья Адирондак.
Несмотря на перчатки, пальцы онемели, ноги в теплых ботинках замерзли, и Сойер понял, что пора поворачивать обратно. Но возвращаться ему не хотелось: он не знал, что обнаружит, когда вернется.
Сойер чувствовал что-то неладное. Этой ночью где-то с кем-то произошло нечто ужасное. И Сойер страдал от мысли, что этот «кто-то» может быть Джори.
Бессонной ночью, ворочаясь с боку на бок в кровати, он несколько раз порывался снять трубку и позвонить ей только для того, чтобы убедиться, что все в порядке. Но как он мог решиться потревожить среди ночи ту, с которой едва знаком? Женщину, которая хотя и откликнулась на его страстный поцелуй несколько дней назад, тем не менее продолжала держать его на расстоянии? Да и сам он разве не пытался так же старательно, как она, соблюдать дистанцию – если не физически, то хотя бы эмоционально?
Вчера, пока они были рядом, желание обнять Джори и снова поцеловать нарастало с каждой секундой. Но Сойер знал, что не позволит себе этого. Он не должен был испытывать к ней физическое влечение! Он поклялся себе, что возьмет ее под защиту, – и ничего больше.
«Возьмет под защиту». Хорошо ли он защитил ее прошлой ночью, когда всей кожей чувствовал, что где-то рядом притаилась опасность? Да никак! Ни тогда, ни позже, утром, он не смог заставить себя позвонить Джори. А все из-за упрямого нежелания снова подвергать себя искушению.
Любовь к Джори Мэддок сулила ему только сердечную боль, а этого добра на долю Сойера Хоуленда и так уже выпало больше чем достаточно.
Сегодня утром он отправился в заснеженный лес лишь затем, чтобы избавиться от душевного смятения, не думать ежеминутно о том, как он может и способен ли вообще защитить Джори и себя самого. Ее жизнь под угрозой, а у него под угрозой оказалось сердце.
Сойер вышел к опушке леса. Впереди, за широкой, укрытой снегом лужайкой показался большой каменный дом. Он двинулся через белую равнину, но вдруг замер: его буквально пронзило острое предчувствие чего-то страшного. Через несколько секунд Сойер услышал донесшийся издалека вой полицейской сирены.
Притормозив на крутом повороте узкой проселочной дороги, Джори увидела впереди красные огни полицейских мигалок.
«Неужели какой-то болван вздумал превысить скорость на обледенелой дороге, да еще и в такую погоду?» – мелькнула у нее мысль. Даже она при всей своей беспечности вела «рейнджровер» медленно и осторожно. Ощущения, которые она испытала, когда машина накренилась и свалилась в кювет, были еще свежи в памяти.
Но подъехав ближе, Джори поняла, что полицейская машина стояла не на обочине рядом с машиной нарушителя. Оказалось, она остановилась перед небольшим фермерским домом, красным с черными ставнями. Проезжая мимо, Джори посмотрела и увидела перед входом двоих полицейских и какую-то женщину, размахивающую руками. Похоже, она была в истерике.
«Интересно, что там случилось? – подумала Джори без особого любопытства. – Может, у хозяйки потерялась в пургу собака? А может, она подралась с ревнивым любовником?»
Вскоре Джори свернула на Филдстоун-роуд, и ее поразила открывшаяся картина: пейзаж был знаком ей с детства, но она никогда не видела его зимой.
Она миновала поворот на дорожку, которая вела к обшарпанному трейлеру Хоба Никсона, по пути заметив, что дома совсем не изменились за десять лет. Над снегом выступали остатки старой каменной стены, окаймлявшей дорогу. Джори переехала мост над быстрым ручьем – как раз под ним особенно любил рыбачить Папа Мэй.
Приближаясь к дому, Джори спрашивала себя, что она будет делать, когда доедет. Дом не был виден с проселка, и если она хотела на него взглянуть, пришлось бы свернуть на подъездную дорогу, начало которой было отмечено двумя каменными столбами. Проедет ли она совсем немного, чтобы только в поле зрения показался дом? Или подъедет ближе, в надежде встретить… Кого? Сойера?
Нет, она здесь вовсе не из-за него. Во всяком случае, Джори не хотела в это верить. Выезжая из гостиницы, она считала, что просто хочет мельком взглянуть на место, где прошли лучшие дни ее жизни. Но почему-то чем ближе она подъезжала, тем больше места в ее мыслях занимал Сойер, и вскоре она уже сама не знала, ради чего в действительности отправилась на Филдстоун-роуд.
Чуть впереди справа Джори заметила ограду, некогда отмечавшую начало владений деда. Она продолжала двигаться вперед, пока не достигла каменных столбов, потом после короткого колебания свернула на подъездную дорогу. На покрывавшем ее снегу виднелись следы шин. Было странно сознавать, что в их доме живут незнакомые люди, приходят и уходят как к себе домой, и что один из этих незнакомцев – Сойер Хоуленд, а она, Джори, здесь – посторонняя. «Рейнджровер» миновал сосновую рощицу. Это означало, что впереди вот-вот покажется дом. Джори глубоко вздохнула, готовясь увидеть место, которое за последние несколько лет столько раз посещала в своих воспоминаниях.
И вот показался дом. На таком расстоянии казалось, что он совершенно не изменился за десять лет, только крыша была белой от снега.
Джори сбавила скорость и, прерывисто вздохнув, затормозила. Она всмотрелась в знакомую картину. Все осталось по-прежнему: и фронтон, и веранда, и двойные двери парадного входа с полукруглыми окнами над ними, в которые, как и прежде, были вставлены цветные стекла. Ставни, как и раньше, были выкрашены в темно-зеленый цвет, а перила веранды – в белый.
Со стороны ничто не напоминало о том, что дом больше не принадлежал Мэддокам.
Краем глаза Джори заметила на белом фоне какое-то движущееся пятно. Она повернулась и увидела, что через лужайку по глубокому снегу пробирается какой-то мужчина в синем пуховике. С такого расстояния сквозь редкую сетку падающего снега лица было не разглядеть. Но Джори не сомневалась, что это Сойер Хоуленд.
Некоторое время она просто сидела, положив руки на руль, готовая в любой момент уехать, сбежать, пока Сойер ее не заметил и не начал гадать, что ей тут понадобилось. Потом Джори поняла, что он все равно узнает «рейнджровер». Лучше уж остаться и дать какое-то объяснение, чем позволить ему думать, будто она приезжала ради его прекрасных глаз.