(Нижегородцы пишут об организации похода за спасение православия и очищение земли от иноземцев.)
И то нам от всемогущаго и преизряднаго хитреца Бога великия милости к навечной славе и похвале учинится, за избаву хрестьянскую, на воспоминание, на память душам нашим во вся роды в предыдучие веки, а от святейшаго Ермогена патриарха Московского и всея Руси и ото всего Освященного Собора и всего хрестьянского рода приведется на вечное благословенье…»
(В конце грамоты добавлено, что к ней прилагается и список с грамоты Ляпунова от 31 января) [148].
Итак, Ляпунов утверждал, что выступил по благословению Гермогена (согласно грамоте от 27 января), но и к 31 января письменного воззвания патриарха не имел. Так же и нижегородцы ссылались в начале февраля на «приказание» Гермогена и его благословенье, но не привели список его воззвания, прямо указав, что от патриарха получены лишь две чужие грамоты (коие приведены).
Если эти грамоты прислал действительно Гермоген (в чем позволительно сомневаться), то тем более демонстративным выглядит отсутствие его собственного послания. Но для участников народных ополчений, веками воспитывавшихся как подданные Богом установленной власти, патриарх оставался единственным сочувствующим им ее представителем, единственным авторитетом, на который можно было сослаться.
Об этом писали в Вологду во второй половине февраля ярославцы, долго объяснявшие, на каких условиях с одобрения патриарха бояре призвали Владислава. Жители Ярославля были послушны патриарху и правительству до тех пор, пока жадные паны не добрались до них самих: тут-то ярославцам очень кстати оказались известия, что именно Гермоген призывает народ очистить Отечество от иноземцев.
«…И мы в Ярославле по той записи, по патриаршескому благословению и Московского государьства бояр князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи веленью королевичу Владиславу Жигимонтовичу крест целовали.
И нынеча, господа, король стоит под Смоленском с литовскими людьми, к Смоленску приступают безъпрестани, забыв крестное целованье. А на Москве владеет все литва.
И к нам в Ярославль с Москвы паны приезжали и кормы (поборы на свое содержание. – А. Б.) на нас правили всякие нещадно, и мы сверх крестного целованья им, паном, кормы давали по великой нуже. И как, господа, мы паном в кормех отказали, что нам кормов давать невозможно, – а се мы целовали крест на том, что было паном на Москве и во всех городех Московского государьства не быти. И на Москве, господа, от литовских людей московским людем почало быти утесненье и насильство великое. И Москвы, господа, святейший Ермоген патриарх Московский и всея Руси и московские люди писали на Резань к Прокофью Ляпунову и во все украйные городы и в Понизовые и словом приказывали, чтоб им собрався с окольными городы и с Поволжскими однолично идти на польских и на литовских людей к Москве и Московскому б государьству помочь учинити вскоре, докаместа литва Московского государьства и окрестных городов не овладели…
(Грамоты о сборе ополчения пришли от Ляпунова в Нижний Новгород, а оттуда в Ярославль. Ярославцы подробно характеризуют военные приготовления и обширную переписку разных городов, рассказывают о новостях, в том числе совершенно фантастических, полученных от вернувшихся из Москвы романовских татар: что поляки разбиты под Смоленском и гетман Жолкевский взят в плен; король пишет в Москву, что Владислава на царство не даст, а поляки и литовцы должны оттуда убегать; Ляпунов разбил поляков; в Москве повесился Федор Андронов.)
А Михайло де Салтыков приходил к святейшему Ермогену патриарху Московскому и всея Руси благословения просити, чтобы ему говети, и святейший Ермоген патриарх благословения не дал и проклял его от ныне и до века…»
(Далее в грамоте еще множество новостей о сборе ополчений) [149].
Ободряющие вести, что Гермоген на стороне ополчений, что он санкционировал борьбу с интервентами, передавались от города в город. Вообще для каждого города и уезда, присоединявшегося к выступлению против московских правителей и их друзей-иноземцев, было крайне важно убедиться, что другие от них не отстают. Поэтому многочисленные грамоты из города в город наполнялись отчетами о переписке с участниками ополчения, включали в себя все новые и новые списки этих эпистолий.
13 марта 1611 года из участвовавшей во всеобщей борьбе Перми среди иных посланий была отправлена грамота в Москву к патриарху Гермогену.
«Великому господину святейшему Ермогену патриарху Московскому и всея Руси, Перми Великие… (все духовные и светские люди) челом бьют… (9 марта из Устюга Великого от земских людей привезли) отписку, а под отпискою подклеены: список с твоей святейшего Ермогена патриарха Московского и всея Руси грамоты, да с отписок из-под Смоленска, из Нижнего Новгорода, из Рязани, и с Вологодских, и с Ярославских, и с Суздальских.
А писано, государь, в тех списках, чтоб нам, всем православным хрестьяном, стояти за православную хрестьянскую веру, и за святыя Божий церкви, и за Пречистые Богородицы дом, и за Московское государство на разорителей веры хрестьянския, на богоотступников, и на польских, и на литовских людей, всем единодушно… (Переписав полученный свиток и свою отписку, пермичи послали все в сибирские города, а сами отправили отряд в ополчение 13 марта [150] и обещают еще подкрепления)» [151].
В качестве грамоты Гермогена пермичи приняли уже прочтенную нами грамоту московских жителей, действительно помещенную в свитке из Нижнего Новгорода перед грамотой смольнян и Ляпунова. Пересылка друг другу списков грамот разных городов имела смысл для уяснения действительного состава участников ополчения. Например, бойкие ярославцы, восставшие на защиту своих животов и Отечества, еще в феврале писали вологжанам об участии в ополчении Казани. А казанцы только 12 июня обстоятельно известили Пермь Великую, что 28 апреля узнали об ополчении от гонцов из Владимира и Ярославля (прихвативших с собой и грамоту из Костромы), 1 мая получили грамоту от воевод из-под Москвы и лишь после этого приняли новую присягу и решили послать войска к столице. Списки всех этих грамот вместе со своим предложением присоединиться к ополчению казанцы и отправили к пермичам [152].
В переписке городов и ополчений далеко не всегда упоминалось о патриархе. Но, учитывая влияние митрополита Казанского и Свияжского Ефрема и память, которую оставил в Казани Гермоген, авторы обращений к казанцам как один сослались на авторитет патриарха. Ярославцы с характерной для них непосредственностью описали приезд казанских купцов и свое удивление, «что вам ничего того в Казани не ведомо, потому что Казань от Москвы место дальнее». В грамоте рассказано о предательстве Салтыкова с товарищами, вознамерившихся передать Москву и все города польскому королю, «а бояря прельстились для уделов, а иные боясь»:
«И мы уже бедные все православные хрестьяня отчаялись, ни заступающаго, ни помогающего не было, ни делом, ни словом. И Господь на нас еще не до конца прогневался, неначаемое учинилось: отцем отец святейший боголюбимый великий господин святейший патриарх Ермоген Московский и всея Руси стал за православную веру несуменно и не убоясь смерти; услыша то (желание присягнуть Сигизмунду. – А. Б.) от еретиков от Михаила Глебова с товарыщи и от литовских людей, призвав всех православных хрестьян, говорил и укрепил; за православную веру всем велел стояти и померети, а еретиков при всех людех обличал [153].
И только б не от Бога послан и такого досточудного дела патриарх не учинил – и за то было кому стояти? Не токмо веру попрати – хотя б на всех хохлы хотели учинити, и за то б никто слова не смел молвити, боясь многих литовских людей и руских злодеев, которые с ними, отступя от Бога, сложилися.
И в городы патриарх приказывал, чтоб за православную веру стали, а кто умрет – будут новые страстотерпцы. И то все слыша от патриарха и видя своима очима (предательство и разорение страны. – А Б.), городы все обослались и пошли к Москве».
148
Печ. по: ААЭ. СПб., 1836. Т. 2. № 176 (предисловие).
149
Печ. по: ААЭ. СПб., 1836. Т. 2. № 179.
150
См. грамоту об этом от того же 13 марта: ААЭ. СПб., 1836. Т. 2. № 181.
151
Печ. по: АИ. СПб., 1841. Т. 2. № 323.
152
См. ААЭ. СПб., 1836. Т. 2. № 188 (начинается с отписки казанцев, затем следуют грамоты). I (крестоцеловальная), II (ярославская), III (костромская), IV (нижегородских, суздальских и владимирских воевод), V (Ляпунова и подмосковных воевод). № II-V; см. также: СГиД. М., 1819. Т. 2. № 241, 242, 244, 251.
153
Речь идет о выступлениях патриарха против капитулянтских грамот послам под Смоленском.
