— Девять десятых, — сказал я. — Мы прошли девять десятых пути, остался один бросок от Эльбы, от Праги до столицы Испании. Один большой бросок, и наши воины вернутся туда, где в тридцать шестом начинали битву с фашизмом Франко, Гитлера, Муссолини. Чтобы замкнуть кольцо. Там могилы боевых друзей, там их молодость и любовь. Насчет девяти десятых — это не мои слова. Помните Семена Кривошеина из Первой Конной?
— Мы достаточно знаем генерал-лейтенанта Кривошеина, командира гвардейского танкового корпуса. Он неплохо воюет.
— В сентябре тридцать девятого танковая бригада Кривошеина первой вошла в Брест, там мы встретились. А недавно увиделись снова — в Берлине. Не о нем ли стихи? В Испании его звали "коронель Мелле", он со своими танкистами насмерть стоял в Каса-дель-Кампо, защищая революционный Мадрид. А потом прошел всю Отечественную. Назад до Волги и вперед до Шпрее.
— У нас много таких героев, — кивнул Сталин.
— Насчет последнего броска — это его слова. Гвардейцы готовы.
— У нас много людей, которые мыслят подобным образом. Много упрямых генералов, думающих о Мадриде. И адмиралов тоже. Товарищ Кузнецов начал называться адмиралом там, в Испании, хотя у нас был еще капитаном первого ранга. Он тоже упрям. И тоже считает, что последний корень фашизма в Европе, диктатор Франко, должен быть вырван.
— Он прав.
— Возможно, возможно. — Иосиф Виссарионович надолго умолк, размеренно шагая по аллее. Тяжело вздохнув, заговорил вновь: — Когда вы, Николай Алексеевич, были в Берлине, когда там еще шли бои, мы в Ставке обсуждали проблему дальнейшего продвижения на запад. Докладывал товарищ Антонов, с учетом мнения командующих фронтами и флотами. "Вперед до Ла-Манша!" — как выразился один наш маршал. Некоторые товарищи поддержали его.
— И что же?
— Мы не хотим продолжения войны, но сейчас появилась единственная, может быть, за всю историю реальная возможность высвободить из оков империализма все народы Европы, помочь им встать на рельсы социалистического развития. Больше того, если до сорок первого года мы были единственным в мире социалистическим государством…
— С дружественной Монголией.
— Да, конечно, — усмехнулся Сталин. — Если мы были единственным государством, то теперь можем создать вместе с Китаем великую социалистическую Евразию. Сложилось самое благоприятное сочетание всех военных и политических факторов. Наши войска сейчас самые сильные, самые опытные в мире. Уверены в себе. Хорошо вооружены. Занимают выгодные стратегические позиции в центре Европы. У нас в резерве полтора миллиона обученного контингента двадцать седьмого года рождения и возвратных раненых. С нами две польские армии, сильная югославская армия, чехословаки, румыны, болгары, даже финны. И немцы. На нынешний день мы имеем до полумиллиона пленных, склонных воевать против англосаксов. Только вооружи и двинь вперед к берегам ненавистной им Великобритании. Немцы дисциплинированны, умелы, будут сражаться добросовестно, чтобы потом спокойно вернуться домой… Короче говоря, наши резервы велики, а у союзников их практически нет. Американцы, англичане, австралийцы и иже с ними завязли на Тихом океане, без нашей помощи им не справиться с Японией года полтора-два. Тем более, если мы дадим возможность японцам снять с наших границ миллионную Квантунскую армию. Англосаксам не позавидуешь.
— Рухнет лев, и лапы врозь… У меня никаких возражений по существу.
— Фактор политический, — продолжал Сталин. — В Соединенных Штатах и в Англии разброд, обе страны обезглавлены. Рузвельт скончался, Черчилля в июле ожидают выборы, не сулящие ему успеха: у лейбористов большие шансы сбросить его. Премьер на шатких ходулях. И, напротив, наш авторитет в мире, особенно в Европе, огромен. Кто-то уважает, кто-то боится нас, одолевших Гитлера. Отсюда повсеместный рост влияния коммунистических и рабочих партий, готовых и способных взять власть в свои руки в Греции, в Италии, во Франции. Надо лишь посодействовать им, и вся Европа будет с нами.
— И что же? — повторил я вопрос.
— А то, что с военной точки зрения у нас нет сомнений в быстром и безусловном успехе. Но насколько долговечным и выгодным будет успех политический, чем он со временем обернется для нас? Не промахнуться бы.
— На мой взгляд, лучше пожалеть о сделанном, чем о несделанном. Нынешние возможности уникальны.
— Мы не хотим больших осложнений. Надо взвесить все по всем направлениям. Поговорите, Николай Алексеевич, с генерал-лейтенантом Игнатьевым, не раскрывая всех карт. Он долго жил во Франции, даже мать его, насколько помню, осталась там. Какова была бы реакция французов, других народов?
— Встречусь сегодня же.
Свернули на аллею, ведущую к дому. Вечерняя заря догорела, со стороны Москвы-реки потянуло прохладой. Сталин зябко повел плечами. И опять сменил тему:
— Знаю, что вы ездили в Цоссен.
— Провел там двое суток.
— Общее впечатление?
— Огромность, монументальность, целесообразие.
— А подробнее?
— Командный пункт германского Генерального штаба в районе Цоссена создан в тридцать шестом — тридцать восьмом годах. Это целый город площадью двести гектаров с комплексом надземных и подземных сооружений. Всего сто шестьдесят отдельных строений, более трех тысяч комнат и кабинетов на разных уровнях. Подъезжаешь — обычный для окрестностей Берлина дачный населенный пункт. Ухоженный лес, красивые поляны, сады. Аккуратные двухэтажные дома с высокими крышами. Для офицеров Генштаба и охраны. Под каждым домом еще два-три этажа: помещения для работы и отдыха. Стены в полтора метра бетона и почти такие же межэтажные перекрытия. Все входные двери бронированные, герметичные. На всякий случай таких городков там два: «Майбах-1» и «Майбах-2». Они почти идентичны. Первый немного побольше и имеет мощный узел связи — на всю Европу и на Северную Африку. О первом я и рассказываю. Он опоясан кольцевой бетонной дорогой. Тоже дело обычное. Однако под этой дорогой на глубине примерно семь метров тянется подземный ход, такая же дорога, ответвления которой подходят ко всем зданиям «Майбаха-1». От этого хода проложен осевой тоннель, который плавно спускается на третий, четвертый подземные этажи с рабочими помещениями. На шестом этаже — столовые, амбулатория, библиотека, кинозал. На седьмом бомбо- и газоубежища, способные принять более четырех тысяч человек. Для самого высокого начальства есть особое ответвление тоннеля, связывающее подземный гараж пятого этажа с подвалом обычного дачного домика в соседнем поселке.
