– У Евы Черни не должно было быть ничего общего с Анной Фаркас. Я создала новую женщину, творила новую жизнь и ради нее готова была безжалостно разрушить прежнее.

– И меня в том числе.

– Все прежнее должно было исчезнуть… Я верила в свою судьбу и, чтобы исполнить ее повеление, делала то, что считала нужным.

– Тогда почему ты решилась все же взять меня в дом?

– Другого выхода просто не было. Мэри Брент привезла тебя ко мне.

– Помню.

Ева спокойно встретила взгляд дочери.

– Она угрожала, что опубликует в газетах мою подлинную биографию, если я не возьму тебя. А я ведь только-только начала укреплять свои позиции и строить серьезные планы на будущее. Я вышла замуж за Кристофера Бингхэма, он считал, что до него у меня никого не было, и эта история могла иметь очень неприятные последствия.

– Для Евы или мистера Бингхэма?

– Для нас обоих. Мне нравилось быть Евой Черни. Но мне также нравилось быть и миссис Кристофер Бингхэм. Это сразу вывело меня на иной уровень, я стала важной персоной. И я не могла позволить, чтобы правда вышла наружу. Слишком тяжким трудом мне далось то, что я имела. А тут меня всего хотели лишить. Потом муж погиб…

– И ты перенесла всю свою любовь на сына?

– Да. Но и его у меня отняли. Судьба оказалась одновременно и щедрой, и жестокой. Мне не суждено прожить жизнь так, как проживают ее другие женщины. Стать женой, матерью. Две вещи, которые я создала, остались неизменными – Ева Черни и компания. Вот урок, который я извлекла из случившего. И это означало, что я должна опереться именно на эти две ценности. И я сделала это. На супружество, на семью я уже не рассчитывала.

– Бери, что хочешь, но плати соответствующую цену, как говорится…

Ева кивнула:

– Именно так. Такова цена, которую я должна была заплатить, и я выплатила долг.

– Да… – медленно проговорила Алекс, пытаясь осмыслить сказанное… – Ты не такая, как остальные женщины…

Ева восприняла ее слова как комплимент.

– И еще один вопрос, – продолжила Алекс. – Ты объяснила, почему оттолкнула меня. Но как ты могла это сделать – вот чего я не понимаю.

– Ты не входила в мои планы. Меня взбесило появление Мари Брент с девочкой, о которой я и думать забыла. Мне она была совершенно ни к чему.

– Как и теперь…

Ева промолчала.

– Мне бы хотелось, чтобы ты ответила.

– Сына я любила за то, что он являлся продолжением того, о чем я мечтала. А Ласло Ковача я не любила.

– И всех остальных мужчин тоже.

Ева усмехнулась:

– У меня к ним было только влечение.

– Включая и Рика Стивенса?

Ева посмотрела на свои холеные руки.

– Это одна из самых серьезных моих ошибок, я искренне о ней сожалею.

– Но ты возместила «убытки».

Ева улыбнулась:

– Это была идея Макса. Он убедил меня вложить деньги в голливудскую студию и объяснил, какие из этого можно извлечь выгоды. Я согласилась. – Ева посмотрела на дочь изучающим взглядом. – Макс всегда трогательно заботился о тебе, – заметила она, и было видно, что ей и теперь невдомек, почему. – Но Макс вообще необыкновенный человек.

Теперь настала очередь Алекс промолчать в ответ.

– Я спрашивала его, насколько вся эта история… насколько болезненно ты восприняла ее. Он уверил меня, что ты забыла о случившемся, но что лучше будет отправить тебя в колледж. Ты отлично училась. Не удивительно – Ковач был редкого ума человек.

– Тогда… – снова заговорила Алекс. Ева терпеливо ждала, когда она продолжит. – Почему тогда ты решилась рассказать мне обо всем именно сегодня? Что случилось? Что подтолкнуло тебя?

Ева встала с кресла:

– Идем…

Алекс как завороженная пошла за ней, уловив в ее голосе нечто особенное. Пройдя по коридору, Ева остановилась у двери и, немного замешкавшись, открыла ее. Это была спальня с зашторенными окнами, слабый свет исходил от единственной лампы, стоявшей на ночном столике. На кровати кто-то лежал. Рядом на стуле сидела медсестра, она читала.

– Как он? – спросила Ева.

– Все еще спит. У него нервное истощение.

Ева кивнула:

– Не могли бы вы нас оставить ненадолго, если это вас не затруднит?

Медсестра вышла. Ева подошла к постели и склонилась над лежащим.

– Подойди ближе, – проговорила она, не оборачиваясь.

Нахмурившись, Алекс подошла вплотную к кровати.

Укрытый одеялом, на ней лежал старик, совершенно седой, изможденный, с безжизненным лицом – кости, обтянутые кожей, – видимо, человек этот много страдал.

– Это Ласло Ковач, – проговорила Ева, – твой отец.

Алекс взглянула на нее, затем на лежащего в кровати человека и снова на Еву.

– Он умирает?..

– Чуть не умер. Все эти тридцать лет он провел в лагере. До тех пор, пока господин Горбачев не подписал амнистию для всех политзаключенных. Об этом появилась большая статья в лондонской «Таймс» две недели тому назад. Там говорилось о людях, которые возвращались в Венгрию, – это были заключенные, попавшие в Россию после венгерского восстания. Многие из тех, кто принял в нем участие, погибли тогда, в 1956 году. Я попросила Макса сделать запрос. Ему удалось найти в списках тех, кто вернулся в Будапешт, Ласло Ковача. А затем он перевез его сюда, ко мне.

Потрясенная Алекс вцепилась в спинку кровати не в силах вымолвить ни слова.

– Теперь понимаешь, почему Бог не позволил мне умереть раньше времени? – спросила Ева.

– Ты считаешь, что это тоже перст судьбы?

– Конечно. – Мать с недоумением посмотрела на нее. – Колесо судьбы совершило полный оборот. Я начала строительство, в основе которого лежало открытие Ласло. Теперь, спустя годы, он снова появился в моей жизни. Я не смогла стать для тебя матерью, но я смогу вернуть тебе отца – похоже, тебе очень важно иметь родную душу.

Подбородок Алекс дрогнул:

– Вернуть мне отца? – И она вдруг начала смеяться. – О… Боже… ты… и в самом деле…

– Тридцать лет я считала, что он умер.

– И более того, очень хотела, чтобы так оно и было… Ведь все, на чем ты строила карьеру, опиралось на его формулы.

– Судьба предоставила мне возможность отплатить ему это.

– Ради Бога, перестать твердить о судьбе, – закричала Алекс. – А ты сама? Чего хочешь ты сама?

– Вопрос не в том, чего хочу я, – ответила Ева с прежним спокойствием. – Вопрос в том, что должно быть сделано.

– Я не верю ни единому твоему слову, – в отчаянии воскликнула Алекс. – Я уже не так доверчива, как прежде… Тебе кажется, что какое бы знамя ты ни взяла в руки, все это веление судьбы. – Она тряхнула головой, словно хотела скинуть с себя наваждение. – Ты используешь любой случай, чтобы продолжить свое победное шествие.

– Я тебе рассказала все о своей жизни. Подумай об этом. Потом вернемся к нашему разговору. – Ничто не могло поколебать убежденности Евы.

– И что теперь я должна делать со своим «отцом»? – спросила Алекс. – Прижать его к груди и забрать с собой в Кембридж, где мы заживем вместе, счастливые и радостные?

– Прежде всего, его надо подлечить. Он останется здесь до тех пор, пока по-настоящему не окрепнет. А там – решайте, как вам быть.

– Он старик, который так много выстрадал за последние годы, что…

– Для меня самым главным было – свести вас вместе. А любовь подскажет вам, как жить дальше.

– Любовь?! Какая любовь?! Что ты знаешь о любви?! Ты, которая никого на свете не замечала и не признавала, кроме самой себя! Любить – это значит отдавать себя, а ты никогда – малой толики себя – не могла бы отдать ни единой живой душе. Даже своему обожаемому Кристоферу Бингхэму.

– Кто может сказать, что такое любовь в каждом отдельном случае? Я любила Кристофера за то, кем он был для меня, за то, что он дал мне, на какую высоту поднял меня. И я сумела сделать его счастливым, у нас с ним был сын. Но, видно, и он, и мой сын не были моей судьбой. Я потеряла обоих, прежде чем сумела понять это. – Ева закончила все с тем же нечеловеческим спокойствием. – Я есть то, что я есть.