Она уносила пару все дальше, головы нежно склонялись друг к другу, широкие, грациозные движения были плавными и полностью совпадали с ритмом инструментов. Теперь Эш улыбался так же блаженно и удовлетворенно, как Тесса. И по мере того как шаги ускорялись, трубы деликатно выводили трели, все убыстряя ритм, но в совершенстве его контролируя, и все голоса могущественно сливались в наиболее праздничные звучания композиции, они двигались все быстрее, а Тесса вращалась почти шаловливо, описывая все более смелые и дерзкие круги. Каблучки слегка пощелкивали по дереву, ее улыбка становилась еще ослепительнее.

Теперь другой звук смешался с мелодией танца, ибо канон, исполняемый таким образом, был действительно танцем – и Майкл не сразу понял, что это была песня Эша В ней не было слов, только чарующее гудение, к которому Тесса добавила свое собственное. И безукоризненно музыкальные голоса вознеслись над пением блестящих духовых инструментов, без особых усилий, непринужденно превзошли крещендо и теперь приняли более быстрый темп. Держа спины прямо, они смеялись в полном блаженстве.

Глаза Роуан наполнились слезами, пока она смотрела на них: на высокого, с царственной осанкой мужчину и тоненькую сказочную королеву; такими же были глаза старика, вцепившегося в подлокотники стула, словно силы его были на исходе.

Юрий казался полностью опустошенным, словно окончательно утратил контроль над собой. Он неподвижно застыл, прислонившись к стене, и просто наблюдал за происходящим.

Взгляд Эша оставался шаловливым и обожающим, он качал головой, непринужденно поворачивался и двигался все быстрее и быстрее.

Они танцевали и танцевали, вращаясь у освещенной границы, уходя в тень и возникая из нее снова, распевая серенады друг другу. Лицо Тессы выражало такой экстаз, словно она была маленькой девочкой, величайшая надежда которой наконец исполнилась. Майклу показалось, что они – Роуан, Юрий и он сам – должны удалиться и предоставить им возможность наслаждаться столь необычным, мгновенно возникшим союзом. Быть может, это было единственное объятие, которое им суждено познать вместе. Казалось, они забыли о времени и о том, что ожидает их впереди.

Но он не мог уйти. Никто не сдвинулся с места. Танец все продолжался и продолжался, пока не стал замедляться ритм, пока инструменты не стали звучать все мягче – предупреждение им, что нужно будет скоро разойтись, – и накладывающиеся друг на друга мелодии канона слились в один полнозвучный голос, который слабел, переходя в конечный скорбный звук… А потом наступила полная тишина.

Пара остановилась в самом центре пола, свет лился на лица и на сверкающие волосы.

Майкл стоял у каменной стены, не в силах шевельнуться, не решаясь оторвать от них взгляд.

Подобная музыка может причинить боль. Она может принести разочарование и вызвать полное опустошение. Она говорит: «Жизнь может быть такой. Запомни это».

Эш поднял руки волшебной королевы и внимательно посмотрел на них. Затем поцеловал повернутые кверху ладони и отпустил. А она стояла, глядя на него будто влюбленная, – возможно, и не в него, а в музыку, и в танец, и в свет, и во все сущее.

Эш отвел Тессу к ткацкому станку, осторожно усадил на табурет, а затем повернул ее голову, словно предлагая вернуться к прежней работе.

И она вновь стала внимательно рассматривать ткань. Казалось, она уже забыла о его присутствии. Ее пальцы коснулись нитей и немедленно начали работать. Эш отошел в сторону, стараясь не производить шума, затем повернулся и посмотрел на Стюарта Гордона.

Ни мольбы, ни протеста не высказал старик, прислонившийся к подлокотнику своего кресла. Взгляд его медленно перемещался с Эша на Тессу, а затем снова возвращался к Эшу.

Возможно, наступило ужасное мгновение. Майкл не представлял, что будет. Но разумеется, какая-то история, какое-то длительное объяснение, какое-то отчаянное повествование должно предшествовать этому. Гордону необходимо попытаться. Кто-то должен попытаться. Что-то должно было случиться и предотвратить неминуемую казнь.

– Я хочу узнать имена остальных, – сказал Эш в своей обычной спокойной манере. – Я хочу знать, кто входит в ряды ваших пособников как внутри ордена, так и вне его.

Стюарт помедлил, прежде чем ответить. Он не двинулся с места, не отвел глаз от Эша.

– Нет, – сказал он наконец. – Эти имена я никогда не сообщу вам.

Его слова прозвучали с такой твердостью, столь решительно, что ничего подобного Майкл не ожидал услышать. И человек, испытывающий боль, был недоступен любой форме убеждения.

Эш направился к Гордону.

– Подождите! – воскликнул Майкл. – Пожалуйста, Эш, подождите!

Эш остановился и выжидающе посмотрел на него.

– В чем дело, Майкл? – спросил он, словно не понимая.

– Эш, позвольте ему сообщить все, что ему известно. – В голосе Майкла звучали просительные нотки. – Пусть он расскажет нам свою историю!

Все изменилось. Стало легко и свободно. Она лежала в руках Морриган, а Морриган – у нее в руках, и был вечер, когда она открыла глаза.

Что за великий сон ей приснился! Как будто Гиффорд, и Алисия, и Старуха Эвелин рядом с ней и не было ни смертей, ни страданий, а они были вместе и затем даже танцевали, да, танцевали в общем кругу.

Она так хорошо себя чувствовала! Пусть все увянет – чувства все равно останутся с ней. Небо было любимого цвета Майкла – фиолетового.

И здесь же стояла над ней Мэри-Джейн. Выглядела она чертовски хорошенькой с этими желтыми восковыми волосами.

– Ты Алиса в Стране чудес, – сказала Мона, – вот кто ты такая. Я буду звать тебя Алисой.

«Все будет великолепно. Я обещаю тебе».

– Я приготовила ужин, – сообщила Мэри-Джейн. – Я предложила Эухении взять выходной на вечер – надеюсь, ты не станешь возражать. Когда вижу эту буфетную, то просто схожу с ума.

– Конечно. Я не возражаю, – сказала Мона. – Помоги мне подняться.

Она вскочила, освежилась, чувствуя себя легкой и свободной, как ребенок, кувыркающийся внутри, – малышка с длинными рыжими волосами, плавающими в жидкости, крошечная резиновая куколка с крошечными шишечками коленок…

– Я отварила ямс, рис и запекла устрицы в сыре и бройлерных цыплят в масле с эстрагоном.

– И когда же ты научилась так готовить? – спросила Мона и обхватила руками Мэри-Джейн. – Ведь нет никого похожего на нас? Я имею в виду, ты признаешь во мне свою кровь, правда?

Мэри-Джейн ответила ей сияющей улыбкой.

– Да, это просто удивительно. Я люблю тебя.

– Ох, как рада я слышать это! – откликнулась Мона.

Они подошли к кухонным дверям, и Мона заглянула внутрь.

– Боже, ты действительно приготовила большой ужин!

– Тебе придется в это поверить, – гордо сказала Мэри-Джейн, снова демонстрируя свои совершенные белоснежные зубы. – Я умела готовить, когда мне было всего шесть лет. Моя мать жила тогда с шеф-поваром. Понимаешь? А потом я работала в модном ресторане в Джексоне, в столице штата Миссисипи, – помнишь? Это было место, где обедали все сенаторы. И я сказала им: «Если вы хотите, чтобы я осталась здесь, то должны позволить мне наблюдать за работой поваров, чтобы я всему научилась». Что ты хочешь выпить?

– Молоко. Я изголодалась по молоку, – сказала Мона. – Подожди, не торопись. Полюбуйся на эти магические сумерки. Это любимое время суток Майкла.

Если бы только она могла вспомнить, кто был тогда с ней во сне. Осталось только неисчезающее чувство любви, чрезвычайно утешающей любви.

На мгновение она вдруг забеспокоилась о Роуан и Майкле. Смогут ли они хотя бы когда-нибудь разгадать тайну убийства Эрона? Но вместе они могут победить кого угодно. То есть если они действительно объединятся и с ними будет Юрий. Хотя судьба Юрия никогда не должна была пересечься с ее собственной судьбой.

Каждый все поймет в свое время.

Уже распускались цветы. Казалось, что сад поет. Она неуклюже оперлась о дверную раму, без слов выводя мелодию цветов; эта мелодия связывалась с самой отдаленной частью памяти, которая никогда не позволяла ей отказаться от прекрасных и самых утонченных воспоминаний, – только там они надежно сохранялись. Она ощутила какой-то сильный запах – ах, сладкий аромат оливковых деревьев!