Аррек вдруг оказывается передо мной, коленопреклонённый и сероглазый.

— Антея, наследница Дома Дериул, не окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Нерушимое равновесие транса разлетелось сверкающими осколками, больно ранящими ошеломлённое сознание. Я не заметила. Даже всади мне сейчас нож под лопатку, я вряд ли обратила бы внимание.

Самые могущественные дарай-лорды Эйхаррона имели возможность любоваться картиной полного, бесконечного и всепоглощающего изумления. Так умеют удивляться только эль-ин. Всё отступает за пределы безуспешных попыток осмыслить, понять, соотнести…

Сквозь пелену шока проступают зыбкие пока ещё очертания догадки. Да, всё укладывалось в структуру… с человеческой точки зрения. Ауте!

— Дарай-лорды, извините меня, мне бы хотелось поговорить с князем арр-Вуэйном наедине… — Одновременно посылаю Арреку сен-образ с отрывистым, как удар клинка, приказом. Стены дрогнули, чтобы смениться зеленью лесов и стройной белизной башен. Исполнительный ты мой…

Испуганный звон раскрывшейся пряжки — Ллигирллин соскальзывает с моей спины, земли касаются уже вполне нормальные ноги, всплеск скорости, и она исчезает среди высоких стволов. От греха подальше. Мне всё равно.

Смотрю на выпрямившегося рядом со мной человека. Так близко, так просто. Бросок вперёд, взмах ногой по касательной, обманное движение, удар рукой, не озаботившись такой глупостью, как втянуть когти… Идеальное тело дарая лежит, на горле расцвели кроваво-красные полосы, а…

Судорожно запрокидываю голову, зажмуриваюсь, впиваюсь когтями в собственные ладони — навязчивое видение медленно отступает. Ауте, Ауте, Ауте, помоги мне.

Несколько медитативных вздохов. Ещё. Теперь медленно поворачиваюсь к Арреку. На этот раз совладать с всепоглощающим желанием растерзать гада на месте гораздо легче, но всё равно тело дрожит от почти физической необходимости лететь, рвать, крошить…

Он не заворачивался в свою проклятую неподвижность, но с тем же успехом мог бы это сделать — всё равно попытка «считать» этого человека была бы пустой тратой времени. Стоит, окутанный почти осязаемой аурой власти, руки спокойно сложены перед грудью, волосы распущены, кожа сияет даже через чёрный шёлк рубашки. Трижды проклятое порождение Ауте!

— И как давно вы планировали это, дарай-князь? — Сто очков в мою пользу — голос почти не дрожит, интонации смертельно спокойны.

Он слегка склоняет голову к плечу.

— Как давно? Ну, примерно с того момента, как впервые вас увидел. — Даже сквозь волну ярости чувствую, как мои глаза расширяются от удивления, — Ты сидела там, на песке, вся растрёпанная, избитая и усталая. А я мог только думать: «Вот женщина, которую хочу назвать своей женой».

Его усмешка предназначена лишь для него самого, и эта горькая самоирония достигает нужного результата. Мой гнев несколько отступает. Что он имеет в виду? И почему вдруг этот переход на «ты»?

Его лицо вдруг резко напрягается, глаза темнеют.

— Это правда? То, что ты там сказала? — В голосе почти умоляющие интонации, точно ему хочется ошибиться. Какой бредовый вопрос. Разве Ощущающему Истину требуются какие-то подтверждения правды?

— О чём?

— Ты умираешь?

Осторожно киваю. Ауте, о чём мы тут вообще говорим?

Он просто смотрит на меня.

Первоначальный шок несколько выветрился. Гнев тоже. Осталась глухая покорность. Едва услышав слова Аррека, я поняла, что попала в ловушку. Ничто не могло сейчас остановить этот идиотский брак. И сделать его формальным тоже не получится. Это ведь доказательство биологической и психологической совместимости двух народов. Кроме того, если я правильно помню законы Эйхаррона, нужен наследник — ребёнок, несущий кровь обоих партнёров. И других кандидатов, помимо меня и арр-Вуэйна, не предвидится. Ауте, как же это я умудрилась влипнуть в такое?

Как Арреку могло прийти в голову такое!

Эта последняя мысль крутится в голове с угнетающей настойчивостью. Какая, в конце концов, разница? Однако я поднимаю голову и неуверенно спрашиваю:

— Почему? Молчание.

Слегка подаюсь вперёд и повторяю уже более настойчиво:

— Почему?

Он вдруг оказался близко, так близко, что моё дыхание перехватывает от ударившего вдруг в ноздри запаха лимона и моря. Руки человека на моей спине, его лицо наклоняется к моему, мужские губы на моих губах.

Меня отбрасывает, как от удара током, тело в прыжке отлетает на несколько метров, оказавшаяся на траектории удара крылом колонна разлетается белой пылью. Рука с зажатой в ней аакрой взлетает в защитной позиции. На щеке Аррека медленно закрывается длинная тонкая царапина. Перевожу взгляд на свой кинжал: на золотистом клинке поблёскивают капли тёмно-красной человеческой крови. Вновь сосредоточиваюсь на дарай-князе. Тот, кажется, и не заметил ранения.

— Вы спросили меня почему, эль-леди, так позвольте же ответить.

В ответ на его шаг я настороженно отступаю назад.

— Ну же, Антея, или я должен поверить, что вы боитесь?

Насмешливые нотки в богатом обертонами голосе заставляют возмущённо замереть на месте.

Честно говоря, это именно страх. Чистый, ничем не прикрытый страх, но не перед дараем, а перед собой, перед реакцией своего тела. Вене, которая боится своего собственного тела, ну что может быть смешнее? Тем не менее я боюсь.

На этот раз он подходит медленно, не скрывая от меня ни одного движения. В плавном скольжении сияющего серебром тела есть что-то кошачье, что-то от хищника, загнавшего наконец в ловушку долгожданную добычу. Стальные глаза ни на миг не отпускают меня. Ауте, как же он похож на эль-ин!

Сильные пальцы обвивают мою кисть, рука с закрой аккуратно заводится за спину. Моё тело вдруг оказывается прижато к чужому так, что каждая косточка, каждый изгиб ощущается с ошеломляющей отчётливостью. Впервые чувствую просто терпкую прохладу этой кожи, а не предупреждающее покалывание щитов. Великий Хаос, неудивительно, что они считают прикосновения неприличными, при такой-то интенсивности ощущений! Изгибаюсь, пытаясь разорвать контакт, и вдруг оказывается, что пальцем не могу пошевелить без его позволения. Даже крылья, которые при желании можно превратить в смертельное оружие, сейчас лишь безвольно трепещут на ветру. Ловушка захлопнулась.

Серебристые глаза склоняются к моим, круглые зрачки расширяются, дыхание сбивается, пульс вдруг начинает отчётливо ощущаться в каждом сантиметре прижатого к моему тела.

Его губы — мягкая влага, кожа — сияющий шёлк ветра, волосы как песня моря. Кисловатый вкус лимона наполняет сознание. Я сдаюсь, обвисаю в сильных руках, позволяя целовать себя.

Стук человеческого сердца становится оглушающим, каждой клеточкой, каждой жилкой я ощущаю этот ток, ток крови в его жилах. Ритмы другого тела, песня чужой жизни наполняют меня, сметая все барьеры индивидуальности, полностью подчиняя требованиям его тела. Его эмоциям. Его жажде. Валы леденящего жара и обжигающего холода сменяют друг друга с такой скоростью, что я уже не могу определить, где начинается жар и заканчивается холод. Растворение, преобразование, изменение — все остатки воли, какие у меня сохранились, исчезают. Лишь мужские губы на моих губах, лишь ток крови в его (наших?) жилах, лишь вкус лимона на языке.

Он отрывается от меня с каким-то судорожным вздохом, зарывается лицом в золотистую гриву волос. Замираю в его руках, бездумно плывя в аромате моря и лимона. Каждая клетка его тела ощущается как своя, а свои кажутся продолжением его. Ауте, кто бы мог подумать, что в человеческом теле столько нервных окончаний.

Аррек отпускает меня так резко, что приходится взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие. Отходит от меня, отворачивается. Через минуту прихожу в себя настолько, чтобы обратить внимание на собственное тело. Я сияю. Сияю в самом прямом смысле этого слова, перламутровая радуга истинного дарая обтекает мою кожу, принося неожиданную ясность и свежесть ощущений. Тело кажется непривычно тяжёлым, одна Ауте знает, какие в нём произошли изменения. Если приглядеться, наверняка увижу пласты Вероятности, окутывающие этот слой реальности.