«Нет, это не я! — я отшатнулась от ближайшего зеркала. — Такое… разве, могла я такое совершить?!».

А затем, я, неожиданно, успокоилась: «Да, могла. Могла потому, что иначе никак. По-другому, здесь уважение не получить. И если моя демоническая бездушная часть, совершая это, наслаждалась… Это не так уж и плохо».

Смотря в зеркало, я стёрла кровь со своего лица. А затем… отражение изменилось. На меня, с укором и печалью, смотрела Кэтэрина.

— Что ты так смотришь на меня, глупая бабочка? — вслух спросила я. — А чтобы ты сделала, оказавшись на моём месте? Забилась бы куда-нибудь в угол и плакала бы? Простила бы всех своих врагов? Что ещё ты могла бы сделать, с твоей глупой наивностью?! И прекрати смотреть на меня с такой жалостью!

Эти сине-зелёные глаза, смотрящие на меня… Эта грусть, что они выражали… Всё это вывело меня из себя. Удар косой и зеркало вдребезги. И нет больше этого немого укора Кэтэрины.

— Что на тебя нашло, Милена? — спросила меня Дайона, когда я оказалась во сне. — Ты, почти в половину, сократила численность своей семьи.

— Почему тебя, вдруг, интересует что-то, что не касается Адалиссы или Кэтэрины? — я неприятно усмехнулась. — Но, если хочешь ответа на свой вопрос… Мне просто надоело возиться со своими родственниками. Постоянно ожидать от них неподчинения, подвоха… Теперь, по крайней мере, в семье Кавэлли всё будет спокойно.

— А другого способа — успокоить их — не было?

— Нет, не было. Дайона, мы говорим о демонах, а они понимают только страх и силу. По-другому, с ними никак.

— Что ж… Как скажешь. Сегодня сон о Кэтэрине будет последним.

— Почему?

— Её жизнь заканчивается в этом сне. Но, после этого, ты многое поймёшь, Милена. И много, что вспомнишь…

Снова раздаётся грохот и я, с ужасом вижу, как небо покрывается сетью чёрных молний. Поднимается такой ветер, что деревья падают, а в ушах стоит громкий гул. Я вижу, как ветер, словно, скручивается в чёрный гигантский вихрь. И такой вихрь не один. Их множество. Возникая повсюду, они вырывают с корнями деревья, швыряют камни!.. Чёрные молнии ударяются в землю. Трава начинает полыхать. Земля покрывается глубокими трещинами, раскалывается!.. Я слышу чей-то вой. Страшный, заунывный… Слышу чьи-то вопли, крики!.. Я зажмуриваюсь от страха.

Я чувствую, как меня кто-то, с силой, дёргает за руку, заставляя подняться с земли. Я открываю глаза, и вижу свою маму. Она держит меня, и я чувствую, как из-под её пальцев льётся тепло. Оно, словно, окутывает меня, согревает, лечит… Я ощущаю, как тело перестаёт болеть, как останавливается кровь… Ещё секунда и я чувствую себя совсем как сегодня утром.

— Самаэль! — она смотрит куда-то мне за спину. — Забирай её и убирайся отсюда!

— Что здесь происходит, Адалисса?! — я слышу взволнованный голос ангела смерти, хотя из-за шума, едва могу разобрать слова. — И… кто сделал это с ней?! Это… Аббадон?!

— Ты… ты знал о нём! — в голосе мамы безудержная ярость. — Знал и молчал!

— Я дал клятву — я не мог сказать.

— Ах, клятву он дал?! Ну, смотри теперь, к чему привела твоя клятва! Надеюсь, ты доволен результатом?!

— Да, я виноват. Но то, что сейчас происходит… это твоя злость, Адалисса?!

— Нет. Хотя, было бы гораздо лучше, если бы это было так. Это — открываются врата бездны! И всё из-за того, что ты, Самаэль, позволил этим двоим встречаться!

— Врата бездны… Я считал их, всего лишь, легендой… Но, при чём здесь Кэтэрина и Аббадон?!

— Сейчас это уже не имеет значения. Да и нет времени это объяснять. Открытие врат нужно предотвратить. И я это сделаю. Скорее всего, моё тело не выдержит такой нагрузки и мне понадобится какое-то время, чтобы, вновь, обрести физическую оболочку. Пока меня не будет, присмотришь за Кэтэриной.

Мама отпускает мою руку, поворачиваясь ко мне спиной. У меня возникает жуткое чувство, что я вижу её в последний раз. Я не понимаю почти ни слова из разговора мамы и Самаэля, но… я прихожу к выводу, что во всём, что сейчас происходит, виновата я! Виновата в том, что не рассказала ей об Аббадоне… Не рассказала о своей новой любви… О встречах… Не рассказала ничего! И вот… к чему это привело. Теперь, из-за этого, вокруг творится сущий кошмар! А мама хочет сделать что-то, после чего я её не увижу!

— Мама… — я тяну к ней руки, но Самаэль перехватывает их, прижимает к себе, не даёт приблизиться.

— Где Аббадон?! — единственное, что он спрашивает, не обращая внимания на мои попытки вырваться.

— Ушёл. Но, не вздумай пытаться убить его, Самаэль!

— Почему?! Ты хочешь, чтобы я всё так и оставил?! Чтобы я забыл о том, что он сделал с Кэтэриной?!

— Да, именно этого я и хочу. Не смей лишать демона разрушения жизни! Если ты это сделаешь… последствия могут быть ужасными! В том числе, и для Кэтэрины! Для неё, наверное, в особенности… Объяснять некогда, поэтому просто запомни то, что я тебе сказала! А теперь, уходи!

Самаэль больше ни о чём не расспрашивает маму. Он берёт меня на руки… Он так делает, когда хочет, вместе со мной, перенестись на небольшое расстояние. Но сегодня… я чувствую, что он перенесётся куда-то очень далеко! И я больше не увижу маму… никогда. Меня не покидает это ощущение.

— Самаэль!.. Самаэль, пожалуйста!.. Я хочу остаться с мамой! — кричу я, но мужчина мне не отвечает.

Последнее, что я вижу, это как мама делаешь шаг прямо в один из чёрных вихрей и исчезает… Исчезает навсегда. Это был последний раз, когда я её видела.

Я нахожусь в совершенно незнакомом месте. Это — дворец Самаэля. Он ничем не похож на наш с мамой маленький домик в лесу. Мне здесь не нравится. Здесь неуютно и страшно. Высокие своды потолка, чёрные колонны, длинные коридоры… настолько огромные залы, что в них гуляет эхо. До окон мне не достать — они слишком высоко. Но то, что я вижу в них… это — чёрное небо. Ни солнца, ни облаков… Лишь, чернота.

Самаэль отводит меня в купальню, даёт всё необходимое и оставляет одну. Я осторожно смываю с себя следы крови. Я стараюсь не думать о произошедшем, но… не получается. Больно… Так больно, что хочется кричать. И я плачу… плачу навзрыд! И я не могу остановиться… Я вспоминаю смех Аббадона, его прикосновения…

«Аббадон… Он разрушил всё! Уничтожил! Моя счастливая жизнь… разбилась вдребезги! И мама… Как же я перед ней виновата! Она же осталась там… Смогу ли я, когда-нибудь, вообще, её увидеть?».

— Кэтэрина… — заходит Самаэль.

Мужчина заходит ко мне, садится рядом… Я прижимаюсь к нему, цепляюсь за него… Я плачу, совершенно забыв о том, что я мокрая от воды, без одежды… Всё это сейчас было неважным. Самаэль стал для меня единственной поддержкой. Тот, ради которого я появилась на этот свет… Тот, чью любовь я предала… И тот, который несмотря на всё это, сейчас рядом со мной. Успокаивает, шепчет что-то ласковое…

— Самаэль… Самаэль, прости! — говорю я между всхлипами. — Если бы… если бы я тебя послушала!.. Если бы я тебя послушала, ничего бы не произошло! Мама… мама, я так виновата!

— Ты ни в чём не виновата, Кэтэрина. В произошедшем нет твоей вины. Во всём виноват, лишь, Аббадон. И я. Мне нельзя было соглашаться давать клятву. Я должен был рассказать о твоём знакомстве с демоном разрушения Адалиссе. Даже если бы ты возненавидела меня после этого…

— Я бы… я никогда не смогла бы тебя возненавидеть!

— Я знаю, — с какой-то горечью говорит мужчина. — Я знаю. Ты никого не смогла бы возненавидеть. Даже Аббадона…

А я понимаю, что Самаэль прав. Я не ненавижу Аббадона. Несмотря на то, что он сделал. Не могу… Я не могу разбудить в себе это чувство — ненависть. Я чувствую боль, горечь… и всё. Я даже не могу сказать, что не испытываю больше никаких хороших чувств к Аббадону.

Больше, ни я, ни Самаэль, не проронили ни слова.

Когда я немного успокаиваюсь, я вспоминаю, в каком виде нахожусь перед Самаэлем. Я прошу оставить меня одну. Самаэль, после некоторого сомнения, уходит.