Ящик не был заперт. Джульетта поставила лампу и потянулась за деньгами, но тут взгляд ее упал на часы Фелана, лежавшие на столе. Они были золотые и стоили, должно быть, целое состояние. Джульетта не раз видела, как Фелан вынимал их из кармана. Она коснулась часов, говоря себе, что должна забрать их в обмен на украденные у нее серьги. Поверхность часов была теплой под ее окоченевшими пальцами, и Джульетта вдруг поймала себя на том, что гладит принадлежащий Фелану предмет с нежностью, с какой женщина, должно быть, прикасается к коже любовника…

«Пора бежать!» — напомнила себе Джульетта, забирая со стола часы. Они казались ей живыми, словно были частью Фелана. Мерное тиканье напоминало биение человеческого сердца, золотая крышка была теплой, и Джульетта вдруг поняла, что не может их украсть. Так же, как не может украсть деньги Фелана. И не может убежать отсюда, как бы сильно ей этого ни хотелось.

Она аккуратно положила часы обратно, задвинула ящик стола, не притронувшись к лежащим в нем деньгам, и повернулась, чтобы уйти.

— Это было очень мудрое решение, — раздался из темноты голос Фелана.

Вскрикнув от неожиданности, Джульетта уронила на пол ботинки и свои вещи. Завернутые в платок монеты папаши Мабре покатились по полу.

Фелан сидел в кресле в полумраке библиотеки и, видимо, наблюдал за ней все это время. Стоявшая рядом с ним на столике бутылка была пуста, а в глазах мерцал опасный огонь.

— Я не знала, что вы здесь, — ошеломленно произнесла Джульетта.

— Ну, разумеется, нет. Ты очень неопытный воришка, маленькая Джульетта. Я за милю услышал, что ты идешь, и просто потушил лампу. Хотел посмотреть, что ты будешь делать. И ты удивила меня.

— Вы удивились, что я решила бежать?

Он покачал головой и медленно поднялся с кресла.

— Я удивился, что ты передумала.

— Я не передумала бежать. Просто решила не обкрадывать вас. Вы ведь обещали меня поколотить, если я это сделаю. И я решила, что вам ничто не помешает выполнить свою угрозу.

— Ну, разумеется, — повторил Фелан.

Он медленно двигался к ней. В эту душную ночь его рубашка была расстегнута, и взгляду Джульетты открывался его бронзовый от загара торс.

Девушка вдруг подумала почему-то о выбритой груди Вэла.

— Я ведь был таким жестоким негодяем, да?

Джульетта чуть было не согласилась с ним, но вовремя поняла, что он, как всегда, говорит с иронией. Он-то, наверное, считал себя образцом джентльмена и воплощением самообладания. Что ж, возможно, отчасти так оно и было. Джульетта знала только одно: всякий раз, когда Фелан смотрел на нее, тело ее реагировало так бурно, словно он касался ее.

— Вы можете оставить себе серьги, — нервно произнесла Джульетта и попятилась к двери, все еще надеясь, что ей дадут убежать.

— Очень щедро с твоей стороны. Но они меня не интересуют.

— Тогда отдайте их Валу. Ему пойдут.

Губы его искривились в улыбке, и Джульетта уже не могла больше не замечать охватившей ее предательской слабости. Именно поэтому она и должна бежать! Не от зла, которое он может ей причинить, а от этой его обаятельной улыбки, способной сделать с ней что угодно.

— Я предпочел бы увидеть их на тебе, — сказал Фелан.

— Они мне не идут.

— Серьги с бриллиантами и жемчугом… — медленно, нараспев, произнес Фелан, и только в этот момент Джульетта поняла, насколько же он пьян. — Они пойдут любой женщине, особенно если на ней ничего больше нет.

Фелан протянул к ней руки, и она чуть было не упала в его объятия. На какую-то короткую секунду ей захотелось найти утешение у него на груди, прижаться к нему всем телом, но неожиданная вспышка молнии за окном и последовавший за ней раскат грома словно бы пробудили ее ото сна. И Джульетта побежала прочь — как была, босая, сгорая от страха и желания. Побежала прямо в ночь, в грозу, не думая о гневе природы. Фелан поймал ее на краю сада. Оба успели промокнуть насквозь.

— Я устал от того, что ты все время убегаешь, — хрипло произнес он.

Конечно, она не могла с ним справиться — он был намного сильнее. Да и хотела ли? На этот раз Джульетта упала в его объятия и подняла мокрое от дождя и слез лицо, подставляя его льющимся с неба струям и поцелуям Фелана. Она обняла его за талию под промокшей белой рубашкой и прижалась к нему, позволив грозе и необузданным порывам собственного сердца взять верх над разумом и страхом.

Поцелуи его становились все более требовательными и настойчивыми, и, когда Фелан повалил ее на траву, Джульетта уже больше не сопротивлялась. Тело его накрыло сверху ее тело, губы продолжали впиваться в ее губы. А нещадно поливающий их дождь был одновременно пыткой и благословением.

Фелан рванул рубашку на груди Джульетты, и пуговицы посыпались в разные стороны. Еще рывок — и не выдержал тонкий батист. Холодные струи дождя ласкали ее кожу, но Джульетта ощущала только прикосновения горячих губ Фелана. Прижимая ее плечи к мокрой траве, он взял губами ее напрягшийся сосок. Джульетту охватила вдруг паника. Ее словно захлестнуло темной волной страха, не имевшего ничего общего с тем, который она испытывала, поддаваясь насилию Лемура. Это не было страхом перед мужской жестокостью, перед болью. Это был страх перед собственной слабостью и собственными желаниями.

Рука Фелана скользнула между ног Джульетты и сжала низ ее живота через промокшую ткань бриджей. Ладонь его начала медленно двигаться, и все тело Джульетты вдруг подалось вверх, повинуясь инстинкту.

Неожиданно Фелан поднял голову, и налетевший порыв холодного ветра заставил девушку поежиться. Он смотрел на нее с каким-то странным вопросительным выражением, и Джульетта тут же закрыла глаза, боясь, что он увидит в них слишком многое. Она чувствовала сквозь ткань брюк его напрягшуюся плоть и ждала его следующего шага, приготовившись к худшему. И шаг этот не заставил себя ждать. Фелан снова поцеловал ее — на этот раз с такой нежностью и лаской, что Джульетта сама обхватила его за шею и прижалась к нему всем телом, сгорая от страсти. Она не в силах была больше скрывать от себя и от него, что хочет этого мужчину, что ей нравится все, что он делает с ней.