«Черт побери, мне все-таки не удалось до конца убить в себе романтика!» — думал Фелан, одеваясь на следующее утро. Больше всего ему хотелось сейчас швырнуть в лицо Марку-Давиду Лемуру окровавленные простыни. У этого мерзкого червя не хватило духу даже овладеть собственной молодой женой. Он только сделал ей больно и напугал до смерти. Конечно, Фелан должен бы быть благодарен ему за это. Ведь теперь он первый и, черт возьми, единственный мужчина, которому будет принадлежать Джульетта Макгоун. Наконец-то Фелан готов был признаться себе, что именно об этом мечтал всякий раз, думая о Джульетте. Он не собирался размышлять о причинах — ему просто хотелось, чтобы эта девушка принадлежала ему. И теперь она принадлежит ему. Навсегда.

И только одна мысль немного отравляла его счастье — сознание того, что и он тоже принадлежал ей. Он, который никогда не позволял себе испытывать какие-либо чувства ни к кому, кроме своего младшего брата!

Но не стоит беспокоиться об этом сейчас, говорил себе Фелан, бреясь у зеркала. У них будет достаточно времени, чтобы разобраться в своих противоречивых чувствах, когда он увезет ее отсюда в те места, которые оба они так любили.

Фелан даже напевал что-то себе под нос, спускаясь по лестнице, но осознал это, только когда увидел поднимавшегося ему навстречу Ханнигана. У старого слуги было самое что ни на есть обескураженное выражение лица.

— Вы поете? — изумленно произнес он. — За все годы, что я вас знаю, ни разу не слышал, чтобы вы пели.

— Сегодня утром я полюбил этот мир! — заявил Фелан, продолжая спускаться.

— А не стоило бы.

Фелан остановился посреди лестницы и обернулся к Ханнигану, чувствуя, как все холодеет у него внутри.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что она уехала. Покинула дом на рассвете вместе со своим мужем.

— Черт побери! — закричал Фелан, опрометью бросаясь вниз. — Почему ты не остановил его?..

— Она сама хотела уехать, — перебил его Ханниган. — Мне очень жаль, но это так. Он ни к чему ее не принуждал.

— Я еду за ними!

Фелан был уже у двери, когда Ханниган догнал его и преградил ему путь:

— Я же сказал: она сама хотела этого. Если бы это было не так, неужели вы думаете, что я бы дал им уехать? Мисс Джульетта была абсолютно спокойна. Она улыбалась, и на ней были те самые серьги, которые вы прятали у себя в библиотеке. Она была рада вернуться к мужу.

— Черта с два! Скажи Вэлу, что я…

— Она оставила вам записку. В библиотеке.

— Черт бы тебя побрал! — Фелану хотелось выместить хоть на ком-нибудь свою боль и отчаяние.

— Я еду за ней! Плевать мне на всякие там записки. Лемур мог заставить ее написать все, что угодно.

— Лемура не было рядом, когда она писала.

— Тысяча чертей! — в ярости закричал Фелан. — Я не верю!

— Прочитайте записку. А потом… если вам все еще захочется ехать за ней, я отправлюсь вместе с вами.

Библиотека была по-прежнему холодной и темной. Ящик письменного стола был открыт, оттуда исчезли серьги с бриллиантами и жемчугом. Он сам собирался отдать их Джульетте через несколько дней, но все сложилось иначе.

Записка лежала посреди стола. Фелан никогда раньше не видел ни строчки, написанной Джульеттой, и растерянно смотрел на записку, пытаясь отдалить неизбежное. Его поразили завитушки чисто женского почерка. А он-то думал, что ее почерк должен быть отражением настоящей Джульетты — прямой и бесстрашной!

Наконец он взял со стола послание и сломал печать.

«Милорд, — писала Джульетта. — Я уезжаю вместе со своим мужем. Пожалуйста, не пытайтесь преследовать меня. По зрелом размышлении я поняла, что моя жизнь принадлежит ему. В душе я весьма консервативная особа, и это милое приключение подошло к концу. Я не могу прожить свою жизнь любовницей убийцы, имея возможность вести достойную жизнь в качестве миссис Лемур. И, несмотря на прелесть новизны, которую я ощутила сегодня ночью, я предпочитаю мужа, чьи физические запросы весьма скромны. С наилучшими пожеланиями остаюсь вашей Джульеттой Макгоун-Лемур».

Фелан не знал, как долго он простоял посреди библиотеки, в изумленном недоверии перечитывая холодные вежливые слова. Ее наверняка заставили! Все это ложь! Это просто не может быть правдой! Но Ханниган сказал, что Джульетта была одна, когда писала записку. Что ж, этого и следовало ожидать от женщины. Леди Марджери — единственная женщина в жизни Фелана, которая любила его, хотя и весьма странною любовью, — была способна еще на гораздо худшее. И отрицать правду было бы дурацкой слабостью влюбленного идиота, жалкого раба своих эмоций. Но Фелан никогда не был идиотом и уж тем более не будет игрушкой в руках девчонки!

— Прикажете седлать коней? — донесся до него словно издалека голос Ханнигана.

Фелан поднял голову, чувствуя, как в сердце его заползает холод, вытесняя боль, сожаления, сомнения, не оставляя ничего, кроме зловещего, мертвого спокойствия. Скомкав записку, он уронил ее на пол.

— Кони нам не понадобятся, — произнес он скучающим тоном, на сей раз нимало не заботясь о том, удастся ли ему обмануть Ханнигана. — Она оставила еще что-нибудь?

— Записку для Вэла. Просто несколько прощальных слов.

Фелан смахнул со своего темного сюртука воображаемую пылинку.

— Что ж, — пробормотал он, — это многое упрощает, не так ли? Я-то думал, что придется сцепиться из-за нее с Лемуром, но раз она решила вернуться к тому, кому принадлежит, все становится проще.

— Разумеется, проще, милорд.

— Принеси мне кофе, Ханниган. — Фелан притворно зевнул. — Мне многое предстоит сегодня сделать, если мы хотим в ближайшие дни отплыть во Францию.

— Да, сэр. Так вы уверены, что вам все равно?

— Что все равно?

— Что эта девушка покинула вас. По-моему, в ней не было ничего особенного.

Фелан невесело улыбнулся:

— Абсолютно ничего особенного, Ханниган.

Он молча закрыл за собой дверь. Проклятая девчонка сделала из него полного идиота — с этой своей показной невинностью и дурацким маскарадом. Но и Лемура она тоже обвела вокруг пальца. Кстати, этот болван наверняка был просто неумелым любовником и излишне властным мужем, а вовсе не воплощением зла, каким он пытался его представить. Джульетта с самого начала не скрывала своего намерения отомстить Лемуру. И Фелан был просто влюбленным идиотом, если решил, что несколько часов, проведенных в его постели, что-то для нее значат.