— Еще мне хотелось бы, чтобы он был добрым. И любил сельскую жизнь. И заботился о том, чтобы доставить женщине удовольствие. И еще я хочу, чтобы он любил меня.

Вэл едва сдержался, чтобы не признаться Софи во всем. Ведь она буквально описывала его портрет! Кто знает, может быть, когда-нибудь…

— Ну, и, разумеется, я хочу, чтобы он был честным, благородным человеком и никогда не обманывал меня.

Вэлу понадобилось несколько секунд, чтобы снова обрести дар речи.

— Какой длинный список, — заметил он.

— Я знаю. Но, поскольку я не собираюсь выходить замуж, мне ведь не повредит помечтать немного, не так ли?

— Иногда мечты способны причинить боль, — вздохнул Вэл.

Комната на секунду осветилась вспышкой молнии, за которой последовал раскат грома. Софи тихонько вскрикнула и прижалась к плечу подруги. Повинуясь инстинкту, Вэл обнял девушку, понимая, что играет с огнем. Софи, успокоившись, устроилась поудобнее, и теперь ее шелковистые белокурые кудряшки щекотали подбородок Вэла.

— Вам удобно? Вы не возражаете? — спросила она.

— Ничуть, дитя мое, — солгал Вэл, сжимая руки в кулаки, чтобы удержаться от искушения коснуться Софи.

Что ж, он сделает это для нее. Согреет в объятиях и прогонит страх, как бы тяжело ему это ни давалось. Он должен хоть как-то компенсировать всю ту ложь, которую обрушил на ее маленькую головку, и отблагодарить за то короткое счастье, которое она ему подарила. Он переживет как-нибудь эту ночь. Или нет?…

Вэл испытывал невыносимые страдания. Ночь казалась бесконечной и одновременно такой короткой. Софи тихонько бормотала что-то во сне, вздыхала и от этого становилась еще более соблазнительной. Вэл надеялся, что, заснув покрепче, девушка отодвинется от него, но надежды казались напрасными. Софи, напротив, прижалась к нему, уткнувшись носом в руку, как маленький котенок, и Вэлу не оставалось ничего, кроме как лежать и терпеть эту пытку, наслаждаться этим счастьем, мечтая, чтобы скорее наступило утро. И чтобы оно не наступало никогда.

Вэл все-таки ненадолго забылся сном и проснулся с первыми лучами солнца. Софи спала в его объятиях, положив руку ему на грудь, видневшуюся в вырезе огромной рубашки. Он осторожно отодвинулся, снимая с себя руку Софи, и сел на постели. Девушка на секунду подняла голову, сонно глядя на него сквозь предрассветную мглу. Оставалось надеяться, что она не сумеет разглядеть его как следует.

— Встаете? — спросила она.

— Я всегда встаю рано, — прошептал Вэл, больше всего мечтая о том, чтобы вернуться к ней, в эту слишком узкую и слишком мягкую постель. — А вы поспите еще немного. Нам все равно не выехать отсюда в ближайшие несколько часов.

Софи не понадобилось долго уговаривать: веки ее смежились, и она опустила голову на подушку. Вэл стоял еще несколько секунд, глядя на любимую. А ведь каждое его утро могло бы быть вот таким, если бы жизнь была устроена иначе! Если бы он был благородного происхождения, если мог бы, как положено, ухаживать за Софи, сделать ей предложение, жениться на ней. Он просыпался бы каждое утро и видел перед собой ее, спящую…

Но у него было всего одно утро, которое предстояло запомнить на всю оставшуюся жизнь.

Вэл не знал, сколько времени простоял вот так, глядя на Софи, стараясь запечатлеть в памяти ее раскрасневшиеся щеки, мягкие приоткрытые губы, тонкие синие жилки на веках. Затем он отвернулся и приступил к мучительному процессу одевания.

Когда Вэл наконец снял с себя огромную ночную рубашку жены трактирщика, то тут же понял, что попал в беду. Ему с трудом удалось застегнуть корсет на талии, но не могло быть и речи о том, чтобы придать в одиночку своей фигуре женские очертания. Платье было мятым, ни одна уважающая себя женщина не согласилась бы даже умереть в таком, а шляпка совершенно утратила форму.

Посмотревшись в зеркало, Вэл нашел подтверждение своим худшим опасениям. Прошло больше двадцати четырех часов с тех пор, как он последний раз брился, и каждый, кто увидит его сейчас, наверняка заметит щетину на подбородке. Синяк также выглядел весьма внушительно. Пожалуй, лиловое пятно вокруг глаза даже способно было отвлечь любопытный взгляд от пробивающейся бороды «миссис Рэмси». И все равно, несмотря на помятую женскую одежду, Вэл выглядел совершенно по-мужски. Он прекрасно понимал, что, просто напудрив как следует лицо, не обеспечит себе надежный грим, но никак не мог придумать способ воспользоваться бритвой, лежавшей в его ридикюле, не привлекая лишнего внимания. В конце концов Вэл схватил шляпку, кое-как натянул ее на голову и опустил вуаль.

Целый час в одиночестве в общем зале гостиницы оказался настоящим благословением. Трактирщик лично подал ему кофе, затем тактично удалился, и Вэл сидел, глядя на угасающий в камине огонь и размышляя о несправедливости жизни. Дождь закончился еще ночью, и солнечные лучи пробивались сквозь мокрую листву. Вэл поднял вуаль, чтобы разглядеть получше, что происходит на улице, но тут же быстро опустил ее, услышав приближающиеся к двери шаги.

— Прошу прощения, я думал, что комната пуста. — Мужской голос мог принадлежать только одному человеку — загадочному мистеру Лемуру.

— Как видите, нет, — довольно холодно ответил Вэл. Мужчина казался совершенно безобидным и вполне приличным на вид. Уже не первой молодости, он был одет довольно опрятно. Каштановые волосы, гладко зачесанные назад, бесцветные глаза, любезное выражение лица, изящные руки — во всем облике его не было ничего таинственного. Самый заурядный джентльмен, направляющийся в Хэмптон-Реджис.

— Вот вы где, сэр! — Трактирщик появился на пороге с присущим ему озабоченным выражением лица. — Прошу прощения, миледи, но наш отдельный кабинет пострадал вчера ночью. Крыша оказалась хуже, чем я думал. Не позволите ли вы джентльмену позавтракать здесь, в общем зале, вместе с вами?

— Но мы же договорились… — начал возражать Вэл, совершенно не расположенный поддерживать светскую беседу, однако его прервал звонкий голосок Софи:

— Разумеется, мы не возражаем! В этом не будет ничего неприличного, поскольку нас двое. Так что присоединяйтесь к нам, мистер…