Насколько он помнил, Софи впала в забытье после его далеко не дружеского поцелуя. Конечно, Софи была невинной девушкой, но даже она могла догадаться и наверняка догадалась, что женщины не целуют друг друга таким образом. Кроме того, она могла почувствовать его проросшую щетину… Тот факт, что Софи ни разу не заподозрила его, не льстил мужскому самолюбию Вэла. Она должна, должна была почувствовать всю силу его влечения к ней!

Впрочем, хорошо, что этого не произошло. Это только напугало бы Софи и поставило бы под угрозу его безопасность. Все равно они с Феланом покидают Англию — Вэл не в силах был больше сопротивляться. Они вернутся на родину через много лет, если вообще вернутся. И для Софи лучше вспоминать уехавшую, не попрощавшись, эксцентричную подругу, чем влюбленного в нее мужчину.

Фелан заперся в библиотеке и там просидел все эти дни. Он запретил упоминать имя Джульетты, и Вэл, прекрасно понимавший состояние брата, не нарушал его покой. Джульетта была далеко, они никогда больше не увидятся, и Вэл старался убедить себя в том, что она действительно последовала за мужем по доброй воле. Ведь даже его брат отказывался признаваться, что мысль об этом разрывает его на части…

Вэл быстро скакал вдоль берега, холодный ветер трепал его волосы. Когда они доберутся до континента, он немедленно отрежет эти ненавистные белокурые кудряшки! Никогда в жизни не будет больше бриться, будет ходить грязным и вести не подобающий джентльмену образ жизни. Он будет пить и волочиться за каждой юбкой, просто чтобы напомнить себе, что он мужчина!

Проблема состояла в том, что Вэл никогда и не сомневался в этом. Хотя традиционными мужскими достоинствами всегда считались умение перепить всех вокруг и завоевать как можно больше женских сердец, Вэл давно понял, что дело не в этом. Ценность настоящего мужчины — в его достоинстве. И в способности любить и защищать своих любимых.

«Прошло уже три дня с отъезда Джульетты, — подумал Вэл, подъезжая к дому, — а я все никак не могу успокоиться. Может быть, все-таки следовало догнать ее и вернуть?..» И он сам, и его конь вспотели от бешеной скачки. Проходя через кухню, Вэл сдернул с себя рубаху и бросил ее на ходу Ханнигану.

— Где мой брат? — спросил он Дульси, стащив по дороге с противня горячий пирожок с малиной.

— В библиотеке. Страдает, как всегда. — Дульси шутливо ударила Вэла по руке. — А ты так и собираешься ходить по дому полуголый?

— Нет, дорогая, — улыбнулся Вэл, — я собираюсь снять с себя еще и бриджи и ходить по дому с голым задом.

— Ну тебя! — со смехом отмахнулась от своего любимца Дульси. — Это приличный дом, не забывай, проказник.

Вэл стащил, смеясь, еще один пирожок и направился к лестнице. Но улыбка тут же покинула его лицо, когда он понял, что Дульси его больше не видит. Еще один день — бесконечный, унылый день ожидания! Мысли о Софи, воспоминания о ее комнате, о том, как она лежала на своей широкой кровати… Лучше бы он никогда не видел этого! Фантазии его и без того были достаточно мучительны, но теперь, когда он представлял ее себе наяву — воздушную и розовую, среди оборочек на мягких белых простынях, — это было настоящей пыткой.

Окна его комнаты выходили на море, и, уходя, Вэл оставил их распахнутыми. Сейчас он остановился у окна, глядя на освещенный солнцем берег, и тут до слуха его донесся звук голосов. Вэл с ужасом понял, что слышит именно тот голос, который так мечтал и так боялся услышать. Голос несравненной Софи де Квинси!

Вэл быстро захлопнул ставни, и комната погрузилась во мрак. Затем он кинулся к двери и прислушался. Фелан спорил с кем-то этим своим ужасным, высокомерным тоном. А Софи, его дорогая Софи явно ничего не желала слушать.

— Если она больна, я тем более должна увидеться с нею, — настаивала она. — Мы расстались при… довольно странных обстоятельствах.

— Но она действительно не хочет никого видеть, — не сдавался Фелан, однако голоса спорящих постепенно приближались. — У нее болит голова.

— Меня она примет, — твердо заявила Софи.

По звуку ее голоса Вэл понял, что девушка уже поднялась по лестнице. Теперь ее можно было остановить только силой, а Фелан наверняка не стал бы этого делать. Его брат отлично знал, что Вэл выскочит из своей комнаты и разорвет его на части, если он посмеет прикоснуться к Софи.

Так или иначе, у Вэла не было выбора. Он осторожно прикрыл дверь и быстро забрался в постель, натянув одеяло на свою голую грудь. Было очень темно, только тонкий лучик света проникал сквозь закрытые ставни, и, если Софи останется в дальнем конце комнаты, все будет нормально. Ему ничего больше не оставалось — разве что запереть дверь. Но его любимая была очень упрямой девушкой, она все равно придумала бы способ проникнуть внутрь. Так что лучше сразу смириться с неизбежным.

— Вэлери?

Какой у нее приятный, мелодичный голос, такой взволнованный, почти дрожащий! Но Софи слишком широко открыла дверь, и теперь в комнате было светло.

Вэл жалобно застонал:

— Свет слишком яркий!

Софи быстро зашла в комнату и поспешила захлопнуть дверь прямо перед носом Фелана. Вэл видел только силуэт девушки, едва различимый блеск золотистых кудряшек, красиво очерченную линию подбородка.

Софи быстро подошла к его постели.

— Вэл, дорогая моя! — взволнованно произнесла она. — С вами все в порядке? Я так волновалась…

— О, не стоит волноваться, дитя мое, — простонал Вэл, стараясь вжаться в подушки. — Это просто одна из моих ужасных мигреней. Я так страдаю от них… Ничего не помогает, кроме темноты и покоя.

— А я нарушаю ваш покой! — заволновалась Софи. — Мне, наверное, лучше уйти…

— Нет-нет, — поспешно сказал Вэл, не в силах справиться с искушением. Он знал, что сегодня уж точно видит Софи в последний раз. — Садитесь, поговорите со мной. Мой… муж сказал, что вы болели и никого не принимали.

— Это все моя мама! — пожаловалась Софи. — Я же рассказывала, как она начинает суетиться, когда у меня появляется хотя бы насморк. А на этот раз я к тому же была… встревожена.

— Встревожена? — То же самое Вэл мог сейчас сказать и о себе. — Чем же, дитя мое?