Лондон

Июнь 1817 года

Ежевичная глазурь!

Амелия д’Орси закусила губу, чтобы сдержать возглас ликования. Даже на таком званом вечере, как этот, сорвавшийся с губ благовоспитанной леди возглас радости непременно привлек бы всеобщее внимание, а Амелии вовсе не хотелось объясняться перед окружавшими ее молодыми леди. Тем более что поводом для радости послужил вовсе не выигрыш за карточным столом и не предложение руки и сердца, а всего лишь очередное блюдо в обеденном меню.

Амелия даже представила, как все будет.

– О, леди Амелия, – всплеснула бы руками одна из девушек, – только вы можете думать о еде в такой момент.

Нет, Амелия вовсе не собиралась стоять посреди танцевального зала и мечтать о семейном обеде в загородном поместье. Просто она давно уже раздумывала о новом соусе для тушеного фазана вместо надоевшего яблочного. Амелии хотелось чего-то сладкого, но вместе с тем терпкого, неожиданного, но знакомого, затейливого, но не слишком дорогого. Наконец ответ нашелся сам собой. Ежевичная глазурь. Процеженная. Ммм… С добавлением сахара и специй.

Решив записать рецепт в своем дневнике позже, Амелия отбросила прочь мысли о новом блюде и изобразила на лице вежливую полуулыбку. Теперь лето в Брайербэнке получится идеальным.

Мимо в облаке алого шелка проплыла миссис Бэнском.

– Половина одиннадцатого, – пропела хозяйка бала. – Почти полночь.

Почти полночь. Хватит уже думать о меню.

Закутанная в метры тюля дебютантка с лицом херувима схватила Амелию за запястье.

– Он появится в любую секунду. Как вы можете оставаться столь спокойной? Если он выберет меня, я наверняка упаду в обморок.

Амелия вздохнула. Ну, началось. Подобное происходило на каждом балу, едва лишь часы отбивали половину двенадцатого.

– Вам не придется вести беседу, не волнуйтесь, – заметила молодая леди в платье из зеленого атласа. – Во время танца он не произносит ни слова.

– А он вообще говорит по-английски? Я слышала, будто он рос в Абиссинии или…

– Нет, нет, в Канаде. И конечно же, он говорит по-английски. Мой брат играет с ним в карты. – Вторая девушка понизила голос. – И все же есть в нем что-то первобытное, вы не находите? Это видно по тому, как он двигается.

– А мне кажется, вы придаете слишком большое значение сплетням, – заметила Амелия.

– Вальсирует он божественно, – вставила третья собеседница. – Когда я с ним танцевала, мои ноги словно парили над полом. Вблизи он еще красивее.

Амелия снисходительно улыбнулась:

– В самом деле?

В начале сезона неприлично богатый и ведущий затворнический образ жизни герцог Морленд решил-таки почтить общество своим присутствием. А спустя несколько недель уже весь Лондон плясал под его дудку. Герцог приезжал на балы, едва только стрелки часов отсчитывали полночь, и выбирал из всех присутствующих леди одну-единственную. Едва лишь танец заканчивался, он провожал свою партнершу к столу и… исчезал.

Не прошло и двух недель, как газеты окрестили его Полночным герцогом, а представительницы высшего света взялись соперничать друг с другом за право пригласить его светлость к себе на бал. Леди на выданье не отдавали никому последний танец перед ужином из страха упустить возможность потанцевать с герцогом. Чтобы добиться пущего эффекта, хозяйки ставили часы на видное место и приказывали оркестру начинать играть ровно в двенадцать часов ночи. По неписаному правилу бал открывал романтичный медленный вальс.

Ежевечернее представление держало общество в сладостном предвкушении. Чем меньше времени оставалось до полуночи, тем больше наполнялся ароматами духов воздух, а атмосфера в танцевальном зале становилась все напряженнее. Многочисленные мнения сводились к одному: однажды какой-нибудь краснеющей робкой дебютантке удастся заарканить непокорного холостяка, положив начало легенде.

Имя герцога порождало многочисленные истории и сплетни. Впрочем, так бывало всегда, когда в деле фигурировал человек с таким огромным состоянием и положением в обществе.

– Я слыхала, он родился и вырос в диких лесах Канады, – произнесла одна из девушек.

– А я слышала, что он мало чем отличался от дикаря, когда дядя взял его к себе в дом, – сказала вторая. – Вел он себя столь грубо и необузданно, что старого герцога хватил удар.

– Мой брат рассказывал, будто в Итоне имел место один случай, – пробормотала леди в зеленом. – То ли ссора, то ли драка, я не знаю точно. Но один молодой человек чудом избежал смерти, и Морленда исключили из университета. Наверняка произошло нечто ужасное, раз осмелились наказать герцогского наследника.

– Вы не поверите тому, что услышала я, – произнесла Амелия, округлив глаза от ужаса. Остальные леди заинтересованно вскинули головы и подались вперед. – До меня дошел слух, – с заговорщицким видом прошептала Амелия, – будто в полнолуние герцог превращается в кровожадного дикобраза.

Когда смех стих, Амелия добавила:

– Нет, я, право, не верю, что герцог заслуживает столь пристального внимания к своей персоне.

– Вы бы так не говорили, если б потанцевали с ним хоть раз.

Амелия покачала головой. Она наблюдала одну и ту же сцену бесчисленное количество раз за последние несколько недель и откровенно веселилась в душе, не испытывая при этом ни малейшего желания оказаться в центре всеобщего внимания. Нет, это не было притворным равнодушием, потому что Амелия действительно не видела ничего романтичного и интригующего в обычном самолюбовании молодого повесы. Да и кому, как не холостому, богатому и красивому герцогу, покорять дамские сердца? Амелии он казался несносным и весьма испорченным.

Девушки, выбираемые им для единственного танца, были похожи одна на другую как две капли воды: симпатичные, но глупые и совершенно неинтересные дебютантки. На такую, как Амелия, он даже не посмотрит.

Впрочем, Амелия немного лукавила – легкую горечь она все же испытывала.

Время шло, и приближался момент, когда общество негласно запишет ее в старые девы. Амелия всякий раз с раздражением вспоминала о собственной непопулярности у представителей противоположного пола, когда с наступлением полуночи взгляд скандально известного герцога безразлично скользил мимо нее, чтобы остановиться на какой-нибудь не перестающей прихорашиваться дебютантке.

Впрочем, у герцога не было причин останавливать свое внимание на Амелии. Ее приданое могло называться приличным с очень большой натяжкой, а что касалось внешности… Хорошенькой Амелию нельзя было назвать даже в год ее дебюта. Ее глаза казались слишком блеклыми, и она с легкостью заливалась краской. К своим двадцати шести годам Амелия уже смирилась с тем, что ей никогда не стать стройной.

Внезапно девушки бросились врассыпную, точно стайка перепуганных пташек, а за спиной Амелии раздался тихий шепот:

– Сегодня ты восхитительна.

Вздохнув, Амелия резко повернулась.

– Джек. Что тебе нужно на этот раз?

Молодой человек прижал ладонь к лацкану сюртука и обиженно надул губы.

– Ну почему ты меня каждый раз в чем-то подозреваешь? Неужели я не могу сделать своей дражайшей сестре комплимент просто так?

– Нет, если речь идет о тебе. Кроме того, выражение «дражайшая сестра» – вовсе не комплимент. Я твоя единственная сестра, и если тебе нужны деньги, придумай что-нибудь получше. – Амелия намеренно поддразнивала брата в надежде, что вопреки ее ожиданиям он возразит: «Нет, Амелия. На этот раз я не стану просить денег. Я бросил пить и играть. Не встречаюсь больше со своими друзьями, которые тебе так не нравятся. Я вернусь в университет, а потом приму сан священника, как и обещал нашей матери перед смертью. Кроме того, ты действительно выглядишь чудесно».

Бросив взгляд на гостей, молодой человек понизил голос:

– Всего-то несколько шиллингов.