А теперь, когда Спенсер с такой любовью и нежностью ухаживал за своей лошадью, думая, что в конюшне никого больше нет, она еще раз убедилась в том, что знала с первой минуты их знакомства: этот человек не способен на убийство.
– Почти все, моя дорогая.
Спенсер взял в руки щетку и принялся счищать грязь с ног лошади за копытами, продолжая бормотать нежности. При виде всего этого в желудке Амелии возникло болезненное ощущение. Она с самого начала знала, что людям герцог предпочитает лошадей. В конце концов, именно поэтому они встретились. Ведь Спенсер почти уничтожил Джека, а потом и ее собственное счастье в погоне за конем. Но сейчас Амелия увидела эту реальность в ином свете. Она не могла больше отрицать, что ее муж способен на проявление нежности и заботы. Он просто не мог – или не хотел – отнестись так и к ней.
Ей необходимо немедленно уйти отсюда. Спенсер скоро закончит чистить свою кобылу, а Амелии менее всего хотелось быть пойманной на месте преступления и объяснять свое присутствие в конюшне, когда слезы обжигали глаза. Она начала медленно пятиться назад, не желая наделать шума. Однако туфли Амелии так и не высохли после прогулки по росе, и она поскользнулась.
Черт, черт, черт.
Отчаянно взмахнув руками, Амелия вцепилась в дверцу ближайшего стойла. Ей каким-то образом удалось удержаться и не растянуться прямо на усыпанном соломой полу. Амелия замерла. Ее сердце колотилось где-то в горле, а спина изогнулась так, что завтра ее мышцы наверняка скует болью. В любую секунду Спенсер мог свернуть за угол, и тогда ее ждет окончательное унижение.
Но на этот раз удача оказалась на ее стороне, и отчаянная попытка подняться осталась незамеченной Спенсером.
Чего нельзя было сказать о лошади, дверцу стойла которой Амелия выбрала в качестве опоры. В темноте раздалось обиженное фырканье, и девушка услышала, как лошадь встает на ноги.
Амелия принялась успокаивать потревоженное животное. Она щелкала языком и что-то тихо напевала. Она не хотела, чтобы Спенсер услышал лошадь, но и ее он тоже не должен был услышать. Наверное, ей стоило просто развернуться и убежать, но здравый смысл подсказывал, что сначала нужно успокоить лошадь, иначе та перебудит всю конюшню.
В полумраке Амелия сумела разглядеть лошадь, покачивавшую головой из стороны в сторону. Ее уши были прижаты, а ноздри подрагивали. Ее дыхание становилось все тяжелее и громче. Поведение животного становилось угрожающим. Вот почему Амелия так и не научилась ездить верхом. Лошади всегда ее пугали. Они были во много раз сильнее и совершенно не слушались ее приказов. Вот как сейчас.
– О, прошу тебя, – взмолилась сквозь зубы Амелия, – прошу, замолчи.
Бум.
Лошадь лягнула дверцу стойла, и по рукам Амелии прокатилась дрожь. Испуганно вскрикнув, она отпрыгнула назад. Но лишь для того, чтобы столкнуться с невидимым препятствием. Амелия резко развернулась, и чьи-то сильные руки схватили ее за плечи. Движимая чувством самосохранения, она начала вырываться и отчаянно размахивать кулаками, пока не увидела то, что должна была увидеть сразу: перед ней стоял Спенсер.
Волна облегчения унесла с собой остатки сил.
– О Господи. – Амелия судорожно втянула носом воздух, собираясь с силами, чтобы взглянуть в глаза мужу. – Спенсер, прости.
– Какого черта ты здесь делаешь? – Спенсер оглядел жену с ног до головы, как делал это всегда, только на этот раз не сладострастно, а озабоченно.
– Я не поранилась, – пояснила Амелия, по-своему истолковав взгляд мужа. За ее спиной лошадь снова с силой лягнула дверь, и Амелия едва не лишилась чувств от ужаса.
Грубо выругавшись, Спенсер разжал пальцы и отпустил плечи жены. Едва не оттолкнув ее в сторону, он приблизился к стойлу и протянул руку. Лошадь ткнулась носом в его ладонь, а потом снова лягнула дверь. Однако Спенсера это не смутило. Он принялся бормотать утешительные слова, и вскоре кобыла – по его обращению к животному Амелия поняла, что это именно кобыла, а не конь, – успокоилась, запрокинула голову и позволила потрепать себя по холке.
Амелия стояла, неловко переминаясь с ноги на ногу и обхватив себя за плечи. И почему ее совсем не удивляло то обстоятельство, что, оказавшись рядом с перепуганной лошадью и перепуганной женой, Спенсер предпочел успокоить животное?
Наконец Спенсер повернулся к ней и спросил холодно и презрительно:
– Кто впустил тебя сюда?
– Никто.
– Черт возьми, говори… – Грубый тон напугал лошадь, и Спенсер вновь принялся ее успокаивать, а потом взял себя в руки и попытался говорить тихо: – Скажи, кто тебя сюда впустил. Кто бы это ни был, работать здесь он больше не будет.
– Говорю тебе, никто меня не впускал. Я сама пришла. Пробралась через кладовую. – Гнев, горевший в глазах Спенсера, резко контрастировал с нежностью, с которой он все еще почесывал ухо лошади, и Амелия решила, что с нее хватит. Поведение мужа было слишком оскорбительно, слишком неприятно.
– Господи, Амелия. – Он покачал головой. – О чем ты только думала?
– Не знаю. Я слышала, как ты подъехал к дому, и решила, что ты сразу отправишься к себе. Но тебя все не было. Я устала ждать… Я вообще очень устала, но мне необходимо было поговорить с тобой, вот я и подумала… – Амелия зажала рот рукой, едва удержавшись, чтобы не рассмеяться. Если бы Спенсер только знал, что она собиралась ему сказать.
Спенсер нахмурился, и Амелия снова захихикала. Внезапно вся эта ситуация показалась ей чрезвычайно забавной. Ее смехотворная зависть. Умение все время говорить невпопад. И вообще этот проклятый брак.
– Я думала о тебе, несносный мужчина. – Амелия рассмеялась и отерла глаза тыльной стороной ладони. – На протяжении целого дня я думала только о тебе.
Спенсер смотрел на жену, не зная, что сказать в ответ. Если он скажет, что тоже думал о ней весь день, прозвучит ли это банально и неискренне? И будет ли это вообще правильно? Ибо где найти слова, чтобы описать долгий, утомительный и не принесший никаких результатов день, в течение которого каждая мысль, каждый поступок и намерение были направлены на одного-единственного человека? Наверное, Спенсер мог сказать, что думал об Амелии целый день и мысли его были столь неуправляемы, что когда он увидел в тени рядом со стойлом Джуно очертания ее фигуры, то решил, будто душевная усталость и неудовлетворенное желание просто-напросто свели его с ума. А потом, когда Амелия испугалась и он, подхватив ее, понял, что эта нежная дрожащая плоть не плод его воображения, он просто не мог взять в толк, как сдержаться и не потерять самообладания.
Однако прежде чем Спенсер успел собраться с мыслями и вымолвить хоть слово, Амелия развернулась и убежала.
Дьявол.
Наскоро вытерев руки и быстро отдав приказания одному из грумов, Спенсер поспешил за женой. Амелия как раз пересекала лужайку, когда Спенсер нагнал ее. Опустив голову и крепко обхватив себя руками, она быстро шагала к дому. Намокший и ставший полупрозрачным подол ее платья прилипал к лодыжкам. И при виде этого у Спенсера пересохло во рту.
– Послушай, – произнес он, зашагав рядом с Амелией. – Ты можешь появляться в конюшне, когда захочешь, просто не нужно приходить туда в одиночку. Та кобыла, которую ты напугала… Она может быть очень опасной. Она не только лягается, но и кусается. В свое время она уже откусила пальцы тому, кто за ней ухаживал.
– А… Так вот, значит, как можно заработать твое расположение. Наверное, если я начну кусаться, ты станешь обращаться со мной лучше.
Теперь рассмеялся Спенсер.
– Ты кусаешь меня с того самого вечера, когда мы впервые встретились.
– Что ж. Это не сработало.
– Что ты хочешь этим сказать? Ведь я на тебе женился, не так ли?
Амелия замедлила шаг, но потом пошла с прежней скоростью. И снова остановилась.
– Да, ты женился на мне. И когда делал предложение, заверил меня, будто тебе нужна герцогиня, а не племенная кобыла. И я, дурочка, поверила, что так оно и будет.