Я руку в бок упёрла, стараясь казаться уверенной в себе, хотя совсем этого не чувствовала.

— Что происходит?

Папка глаза на меня поднял.

— Тебя не звали.

Я нос вверх задрала.

— Папа.

— Вась, тебе же сказали. — Это уже Генка. Голову повернул, глянул на меня выразительно, а я только рот открыла, не зная, как реагировать. А потом с грохотом захлопнула дверь, вложив в это действие всё, что я об этих двоих думаю.

— Что это было вообще? — накинулась я на Завьялова, когда он спустя полчаса появился у себя в комнате. От него разило коньяком, но взгляд ясный и лишь слегка обеспокоенный. Он на кровать рядом со мной сел, и локтями в колени упёрся.

— Ничего, поговорили.

— Правда? Очень интересно. И что он тебе сказал?

— Не думаю, что тебе нужно это слышать.

Я на Генку смотрела, ждала какого-то продолжения, но он замолчал. Я даже по плечу его стукнула, не сдержалась.

— Короче, у нас с тобой букетно-конфетный период, — сказал, наконец, Завьялов.

Я отчего-то насторожилась.

— Да?

— Да.

Я погладила его по плечу, по которому недавно стукнула.

— И что это значит?

— Это значит, котёнок, что если он застанет тебя в моей комнате, на моей постели, то мне уже не понадобятся женщины. Но он, правда, выразился по-другому, мне показалось, что очень доходчиво.

Не знаю, мне, наверное, нужно было радоваться, некоторое подобие отцовского благословения мы всё-таки получили, но какая-то заноза в сердце осталась. Снова придётся прятаться и скрываться. Такое чувство, что это никогда не кончится.

Но я всё же к Генке ближе придвинулась и обняла его, положив голову ему на плечо.

— Он успокоится, — неуверенно проговорила я.

— Ага. Я в это верю, — усмехнулся Завьялов.

— Гена. — Я потянулась к нему и поцеловала в уголок губ. Заметила, что он посматривает на меня искоса. — Если задуматься, то всё идёт, как нужно. У нас почти год, чтобы всех убедить в серьёзности наших отношений.

— Год, Вась.

Я улыбнулась.

— А тебе приспичило, что ли?

Он вдруг в охапку меня сгрёб, и мне, наконец, полегчало. Рассмеялась и Генку в ответ поцеловала. Он меня на постель повалил, а когда спустя минуту отстранился, посмотрел весело.

— Мне приспичило.

Конфетно-букетный период я возненавидела довольно быстро. Самое удивительное, что ещё совсем недавно я мечтала о романтике, о цветах, о прогулках под луной, чтобы Завьялов просто за руку меня держал, в глаза смотрел и в любви клялся. Правда, клятв я пока не дождалась, но мне и всего остального было чересчур. А самое ужасное то, что Генке в доме отказали. Ночевать в Яблоневке ему отныне было запрещено. Уж не знаю, заподозрил папка что-то или просто решил перестраховаться, но ровно в девять вечера Генку настойчиво выпроваживали за порог. А я только беспомощно за этим наблюдала, и внутренне закипала. Днём Завьялов был занят, мы если и встречались, то в ресторане или в гостинице, и постоянно были у кого-то на глазах. Меня уже не радовали легализованные поцелуи при встрече, то, что я могла в любой момент его за руку взять и даже обнять. Контроль меня раздражал. В первые дни на нас свалилось вполне понятное удивление и любопытство окружающих, на нас посматривали непонимающе, ещё и из-за этого невозможно было расслабиться и удовольствие получить от начавшихся, наконец-то, нормальных отношений. Но у меня было такое чувство, что раздражает подобное положение вещей только меня. Генка не возмущался, не злился, наоборот, был спокоен, как танк, и со стороны казалось, что всем доволен. Наверное, звание рыцаря решил завоевать в глазах моего отца. Он даже когда целовал меня, в его поцелуях было столько сдержанности и благоразумия, аж холодом веяло, честное слово. Мне так и хотелось стукнуть его хорошенько, чтобы прекратил притворяться.

А ещё он мне цветы дарил! Каждый день, каждый раз разные, и моя комната очень быстро оказалась заставленной вазами и наполнена смешанным сладким цветочным ароматом — розы, хризантемы, герберы, ирисы, лилии. После того, как поутру мне с курьером прислали букет гладиолусов, я стала ждать, когда в цветочном салоне закончатся красивые и дорогие экземпляры, и Генка перейдёт к фикусам или кактусам, продолжая стараться поразить моё воображение. Это уже даже смешно не было. Это был не мой Генка, и я уже не хотела романтики. Хотелось крепких объятий и жарких поцелуев, даже если бы пришлось снова от всех прятаться. Но где спрячешься, если папка глаз с нас не спускает? И ведь присматривается с недоверием, а на Завьялова вообще с подозрением смотрит, словно тот его несовершеннолетнюю дочь развратить задумал. Ну что сказать — интуиция у папки всегда была что надо, правда, на этот раз он явно опоздал с беспокойствами. Ему бы года четыре назад интерес проявить к тому, чем его дочь в гостях у Завьялова занимается, вот тогда образовательный курс занимательной сексологии был в разгаре, а сейчас… Сейчас я замуж хочу. И мне не нравится, что стадия "знакомства с родителями" грозит затянуться.

— Давай съездим куда-нибудь на выходные, — предложила я Генке. Позвонила, получив очередной букет, разглядывала его без всякого удовольствия, а томление в душе было совсем по-другому поводу. Не хочу больше красоты, хочу уехать ото всех подальше и пар выпустить.

— Кирилл разрешит? — усмехнулся Завьялов на другом конце провода, и что-то сказал в сторону. Я услышала музыку и поняла, что он в клубе. Снова, наверное, смотрит, как девчонки у шеста репетируют. Вот куда это годится?

Я на кровать села, голову опустила, взъерошила волосы.

— Я с ним поговорю. С Никой поговорю, — пришло мне в голову решение проблемы. — Она сможет его убедить.

— Очень в этом сомневаюсь.

— Гена, ну что делать-то?

Он снова усмехнулся, на этот раз веселее.

— Ты же этого хотела, разве нет?

— Нет, не этого. Я не думала, что папка неожиданно спятит. У меня уже терпение кончается, честное слово.

Завьялов засмеялся, а я совершенно не понимала, по какому такому поводу он веселится. И чтобы хоть немного настроение ему подпортить, поинтересовалась:

— Куда ты смотришь?

Генка озадаченно переспросил:

— Куда?

— Не знаю куда, — съязвила я. — Как очередные твои Цветочки стриптиз у шеста танцуют? Отвернись сейчас же.

— Боже, Вася.

— Что? Я дома сижу, одна, с этими дурацкими цветами в комнате, а он на других баб смотрит.

Завьялов хмыкнул.

— Кажется, у кого-то, на самом деле, терпение кончилось.

— А я тебе про что говорю? Пожалуй, пойду сейчас к Нике. И завтра сможем уехать.

— Ага, мечтай.

А чего тут мечтать? Своего я всё равно добьюсь.

Договорившись с Генкой встретиться через час в гостинице, я бегом спустилась по лестнице, заглянула в столовую, не увидела никого, и на веранду выглянула. Потом на кухню прошла. За кухонным столом домработница пила чай, а кухарка нарезала овощи. Они о чём-то весело переговаривались, а увидев меня, примолкли.

— Доброе утро, — поздоровалась я. — Нику не видели?

— А Вероника Алексеевна ещё не спускалась.

— Да? — Я немного удивилась, бросила быстрый взгляд на настенные часы. Половина десятого. Ну что ж, иногда всем хочется подольше поспать, даже любителям вставать пораньше.

Ванькин голос слышался в саду, он что-то кричал Фиме, я ещё в гостиной приостановилась, выглянула в окно, отдёрнув лёгкую штору, на ребёнка посмотрела, а потом поднялась на второй этаж, решительным шагом направилась в сторону спальни отца и Ники. Мысленно проговаривала, что я мачехе скажу, какие доводы приведу — не ей, а для неё, чтобы она потом их папке передала, — без всякой задней мысли дверную ручку повернула и дверь открыла, даже разбудить Нику готова была, не в силах больше терпеть и мучиться. А когда увидела на постели слившуюся в объятиях пару, от неожиданности вспыхнула до корней волос, жар даже в голову ударил и в висках заколотился, честное слово.