Первый кон, на столе по фантику. Обмен картами. Две ее против моих трех. Ее торг.

– Два, – произнесла она, кидая в копилку две бумажки с собственной росписью.

– Три. – Я подтвердил и добавил.

Карта у меня была не очень, но нужно было усыпить ее бдительность, разыграть представление, и я согласился.

Она подтвердила и вскрыла.

Пара. Против моего короля. М-да. Девочка, если ты собираешься "обуть" меня, не показывай так явно, что блефуешь с первого кона. Навешай мне для начала лапши на уши, создай обманчивое впечатление.

В глубине души мне хотелось играть с сильной соперницей. С сильными сложно, но какая соль побеждать слабых?

Блин, не хватало еще заразиться разными теориями от Виктора Кампоса! Я про себя выругался.

…Дальнейшая игра состояла из звона натянутого, словно струна, напряжения, и нечеловеческой, также натянутой до предела, интуиции. Я скармливал ей фантики один за другим, иногда беря незначительные коны, проверяя ее реакцию, составляя ее психологический портрет и изучая тактику. В действительности она, оказалась не слабой, просто пыталась вначале игры "втереть очки". Но хватило ее ненадолго, фантиков на сто пятьдесят. На данный момент я проиграл уже желания четыре, и это не предел – мое время еще не настало. Я упорно играл и играл дальше, строя из себя простоватого паренька, неразумно пытающегося построить из себя специалиста, и это начинало забавлять ее. А раз забавляет, значит, она верит, и я двигаюсь в правильном направлении.

Когда рука, наконец, пришла, эксперимента ради я решил развеять ее мнение, чтоб держалась в напряжении, и на третьем круге торговли, когда в общей сложности на кону лежало по пятнадцать бумажек, заявил:

– Пятьсот фантиков.

Весь зал, следящий за нашей битвой титанов, в один голос ахнул.

– Сколько-сколько? – неверяще скривила она лицо. Я повторил.

– Пятьсот. Пять желаний.

– Столько нельзя ставить! – произнесла одна из девчонок, судя по возрасту и манере держаться, тоже из хранителей.

– Почему? – улыбнулся я ей. Улыбкой эдакого коршуна, парящего над хищником. – Мы же играем без лимита.

Кажется, только теперь Афина поняла смысл, вкладываемый мною в это понятие. На, девочка, кушай лимончик, а то личико у тебя слишком довольное – напрягает.

– Ну… – Она замялась та девушка. – Столько не принято. Если узнают о таких ставках, будут проблемы.

– А мы не скажем. – Я подмигнул ей и показал тридцать два зуба. – Я же гражданский, не один из вас. Пока еще. А значит, пока еще имею право поставить столько. Как считаете?

Ярых противников этой идеи не нашлось, и Афине пришлось подтвердить ставку. После чего она вскрыла карты.

Мой "полный дом" против ее двух пар. Весело!

Я мигом окупил все свои вложения в игру, по крайней мере, свел дуэль на "ноль". А главное, обозначил свою тактику. Но это было только начало настоящей игры, самое интересное все еще было впереди.

…Игра бушевала, другого эпитета придумать не могу. Я осознавал грандиозность задачи, подобной котрорй ранее никогда перед собой не ставил, и рисковал гораздо большим, чем презренный металл. Такого со мной никогда не было, и это был кайф. Адреналин кипел, приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы держать себя в узде и "сливать" о своей "тактике" нужную информацию. Вместе с дезой в ее копилку переместилось еще несколько желаний, но пока это была игра по мелочи. Произошел всего один сбой, когда карта вновь пришла, я совершил такой же финт, а оказалось, что ее карта на руках не хуже моей. И даже чуть-чуть лучше. По кикерам. Но фантики – не главное; главное – я вновь "скормил" дезу.

Понемногу я и сам начал волноваться. Пока это еще было волнение, не паника, но ситуация складывалась пугающей даже для меня. Моя противница мысленно соловела от подсчетов, сколько раз смешает меня с дерьмом, остальные же девчонки прикидывали, сколько лет я буду отдавать долги. Десяток желаний – это вам не воробьям дули крутить! Здесь столько не выигрывается, наверное, и за полгода! Ну, в пересчете на каждого играющего. Впрочем, наверное, в этом и ценность выигранных желаний – будь они легкодоступны, кому они были бы нужны? Законы инфляции работают не только в материальном исчислении.

…Но в момент, когда я мысленно перемещал ситуацию в разряд катастрофических, выстрелило.

Я ждал эту ситуацию весь вечер. Терпеливо скармливал ради нее фантики, дезинформируя противницу относительно собственного умения играть и блефовать. Ее психологический портрет был почти готов, я на восемьдесят процентов был уверен, как она поступит в тот или иной момент. И по количеству обмененных карт, и по слегка поджатой губе и по сбитому на секунду дыханию предполагал, какая у нее на руках карта. И что эта карта хороша. Очень хороша. Поехали?

Я начал достаточно скромно для человека, имеющего на руках "королевскую молнию":

– Пятьдесят.

Она намек поняла, но была уверена в победе. Практически сразу подтвердила и увеличила кон до целого желания.

Я довел кон до полутора, чтобы дать почувствовать, что тоже уверен в своих картах. Два-три фантика за круг начала нашего поединка в этот момент вспоминались как издевательство.

Она довела кон до двух целых желаний, утолив жажду навариться на хорошей карте. Она вообще редко повышала до нескольких желаний, предпочитая не рисковать, и я предполагал, что следующим ходом вскроется. Потому сделал то, от чего офонарели все присутствующие, а после, через время, и отсутствующие представители корпуса, узнавшие о нашем поединке из "телеграфа" – местной сети распространения слухов.

Привычно расписавшись и поставив позывной, я написал на бумажке число "1000"

– Десять желаний. Я ведь тебе столько уже проиграл, так?

Зал вокруг затих. Афина же бегло кивнула, погружаясь в лихорадочные подсчеты. Мы обменивались фантиками после каждого раунда, примерная цифра была известна. Она думала долго, но у нее на руках была слишком хорошая комбинация, и тысяча с ее подписью также последовала в копилку.

Наступила пауза. Теперь решалось все. Настолько ли она уверена в своих картах? Настолько ли я правильно оценил ее саму? Да, я помогал ей, изобразил неуверенность заигравшегося неудачника, решившего блефом окупить сразу все проигранное. И страстное желание эту неуверенность скрыть. Даже поерзал на стуле для убедительности. Но купится ли она?

Купилась. К счастью. Как и должна была согласно портрету.

– Двести. Два желания сверху.

Это было круто. Очень круто. Но после моего выпада она не могла меня не раздавить. Ставить на место – ее призвание, долг, обязанность, пусть даже дело касается карточной игры. И она не много теряла: если я блефую, я не могу вскрыться, буду повышать дальше, все более и более загоняя себя в ловушку, и она отвоюет очередной кусок. Если же нет – у нее слишком хорошая рука, чтобы пободаться.

Ее "200" полетели на кон. После чего я был одарен лучезарной улыбкой, говорящей, что попал.

Мысленно я выдохнул с облегчением – реши она вскрыть, не представляю, как отыграть двадцать с хвостиком желаний. Это чересчур даже для меня. Ну, не за один вечер!

– Пятьдесят желаний. – Я написал "5000" и небрежно кинул на кон, вешая на лицо торжествующее выражение обманувшего всех человека.

Когда я сказал, что вокруг стояла тишина, я выразился неправильно. Было тихо, да, но дальние части помещения жили своей жизнью, хоть и вполголоса. Теперь же тишина зазвенела.

Девочки, все кто был, включая "зелень", обступили нас со всех сторон, взяв в плотный круг. Что, не привыкли играть по-настоящему?

Как мне объяснили позднее, бывали здесь такие, любительницы поиграть. И ставка в пятьдесят желаний уже разыгрывалась, как и сто, и двести. Но ничем хорошим это для играющих не кончилось.

Последнюю "любительницу" расстреляли лет шесть назад. Проигралась вдрызг и полезла драться. Еще за год до нее наоборот, ушлая девочка обула всех, почти весь корпус – все оказались ей должны. Совет офицеров в обоих случаях решил, что это проявления слабости, разлагает моральный дух как самих виновных, так и коллектива в целом, и вынес единственно верное по его мнению решение. Чтоб другим было неповадно.