Я улыбнулся ей, глотнул капсулу и запил водой.

– О чем задумался?

Катарина, лежа на моем плече, водила пальцем по груди, по бицепсам, получая от этого какое-то свое, понятное только ей удовольствие. Отвечать не хотелось, хотелось умереть, но по здравому размышлению я понял, что лучше все-таки поддержать разговор.

– Ты специально переспала тогда со мной? Чтоб со спокойной совестью давать здесь, как ни в чем не бывало? Будто так и должно быть? Очередная форма контроля?

Она усмехнулась и сдула со лба выбившуюся пядь.

– Форма контроля? Ты считаешь, что я так низко себя ценю? Малыш, я справлюсь с тобой и без секса. А тогда…- Вздох. – …Не спрашивай женщин, почему они совершают подобные поступки. Они сами не знают. Просто они решают так поступить, и всё. Но решения эти основаны на интуиции, а интуиция подводит редко, ты и сам это знаешь.

Я согласно кивнул. Да, знал.

– Я не знаю, почему сделала это тогда. Самой себе сказать не могу. Но не жалею.

Катарина подалась вперед и одарила меня жарким поцелуем, впрочем, не переходящим в нечто большее.

– Еще один урок, Хуан. Никогда не требуй с женщины отчетности. Когда не можешь ответить сама себе, требование мужчины… Напрягает.

Я задумался. Пожалуй, такой мощной школы межполовых взаимоотношений, которую я пройду здесь, за воротами мне не пройти никогда в жизни! И это мне нравилось.

…И это первое за прошедшие два месяца, что мне нравилось!

– Хорошо, без отчетности, – вздохнул я. – Это я понял. Но почему ты все-таки стреляла? Если честно? Без детсадовских аргументов о злости и страхе?

Она вновь подалась вперед:

– Это повод. Два месяца без секса в обители амазонок, где даже те, с кем живешь в одной каюте, бегают перед тобой нагишом, не стесняясь – думаешь, это нормально для человека восемнадцати с половиной лет? – Она довольно, как кошка, улыбнулась и залезла сверху. – А так я должна тебе, "виновата", и искупаю свою вину. И ближайшее время искуплю еще раз. А потом, наверное, еще. Если получится…

…Хотя, на самом деле так и есть, – подалась вдруг она назад. – Ненависть возбуждает некоторые центры, которые подавляет страх. А я очень… Очень-очень хотела бы, чтобы ты выжил!..

Руки ее начали путешествие по моему телу, вызывая под кожей мелкое покалывание. Я же снова потерял дар речи при виде ее роскошной груди. А заодно понял, что мне еще очень… Очень-очень далеко до того, чтобы понимать этих странных созданий под названием "женщины"…

С кресла "мозговерта" я не мог встать долго. Минут двадцать. Сидел в прострации, вцепившись в подлокотники – мир вокруг нещадно кружился. Сеньора инструктор качала головой, говорила, что такая реакция нормальна, но я видел, что она взволнованна не на шутку. Вколола какую-то дрянь, от которой тошнота прошла, но головокружение только усилилось. Мои девчонки топтались сзади, что-то спрашивали, но решение, что делать дальше, принято не было.

Через двадцать минут зашла Катарина, осмотрела меня, задала дебильные вопросы, чтоб проверить рассудок, и приказала брать меня под белы рученьки и вести в каюту – спать. Несмотря на то, что было утро.

Вас когда-нибудь вели под руки в момент, когда кажется, что земля вращается, и тебя мотает по ней то влево, то вправо? Я не мог даже стоять, схватившись за стенку – стенка вначале наваливалась на меня, потом убегала, и я вновь оказывался на руках девчонок. Полный кайф!

Правда, уснул я, несмотря на "вертолетики", быстро – помогла хроническая усталость и то, что не было тошноты. Но на следующее утро кошмар не кончился.

– Это точно нормально? – спросил я взволнованную сеньору, носящую не кличку, а вполне себе латинскую фамилию Рамирес. Причем фамилия являлась и ее позывным – да-да, такое в корпусе тоже встречается. Правда, редко. Сеньора Рамирес – специалист, глава отдела нейронного ускорения, состоящего из нее самой, пары помощниц и нескольких стажеров, которых я вчера видел. Само собой, ветеран корпуса.

Она вздохнула, задумчиво поскребла электронным карандашом переносицу.

– Вообще-то нет. Такую сильную реакцию я встречаю впервые. Несмотря на то, что уже много лет работаю в центре подготовки пилотов ВКС.

Она вновь задумалась.

– Твой организм адаптируется, Хуан. Твоя нервная система… Очень "прочная", стабильная. Говоря языком обывателя, ее очень трудно расшевелить. Но после того, как мы ее расшевелим…

– Я стану или суперменом, или дебилом.

Она опустила голову. Подтверждения не требовалось.

– Что же мне делать сейчас? Пока она "расшатывается"?

Сеньора Рамирес покачала головой.

– Как я и сказала, ничего. Пока. Дай ей прийти в себя. Говоря техническим языком, равновесие сместилось, и системе нужно найти новую точку равновесия. Она активно ищет ее, перебирая все свои составные части, делая "инвентаризацию". Я понятно объясняю?

Я кивнул. Да уж, высоконаучные медицинские термины обывательским языком? Как не понять! Язык этот изначально предназначен для уличных бродяжек, чтобы те понимали, о чем речь, и за годы работы сеньоры не мог не сформироваться, обретя четкие формы.

– Ходи. Ешь. Пей. Общайся. Никакого алкоголя, но последний тебе, кажется, и так запрещен. Как можно больше общайся, нагружай мозг информацией. Но не научной, книжной, той ты лишь усугубишь, а легкой, обывательской, повседневной. Не напрягающей мозги. Помоги системе найти точку равновесия, Хуан. Пока это все, что я могу порекомендовать.

Она собралась входить, но я окликнул:

– Это долго продлится?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Скорее всего, несколько дней. Максимум неделя.

– Неделя?! – воскликнул я, но сеньора не стала повторяться. Развернулась и вышла.

– Тебе же сказали, это по максимуму. Скорее всего, меньше, – довольно усмехнулась стоящая рядом Катарина. – По крайней мере, с тобой ничего серьезного, и это радует.

– Это по-твоему "ничего серьезного"? – не мог не пробурчать я, все-таки отдавая себе отчет, что она права – да, ничего серьезного. Подстрой нервной системы и ее необратимые деструктивные изменения – разные вещи.

Катарина в ответ лишь усмехнулась и поднесла браслет к губам:

– Можете заходить.

Гермозатвор поднялся, в каюту вошли девчонки, все пятеро.

– Значит так, слушайте сюда…

Далее она поведала о рекомендациях сеньоры Рамирес, но отдала их в виде приказа. Которого нельзя ослушаться и который невозможно игнорировать.

– Одного его не оставлять, – подвела она итог. – Постоянно болтайте с ним, что-нибудь рассказывайте или спрашивайте. Его мозг должен работать, и эту работу вы должны ему обеспечить. Все ясно?

Мои напарницы угрюмо кивнули.

– Выполняйте.

Первой по жребию "ублажать" меня выпало Пауле. Впрочем, мне кажется, девчонки схитрили, и жребий в руках у красноволосой оказался не так уж случайно. Однако, она была не против.

В чем интрига? Да в том, что они меня до сих пор боялись, все вчетвером. Кроме огненного демона, пришедшей, как и я, с "воли", гораздо позже тринадцати лет, и не боящейся мальчиков в принципе – привыкла к ним в ТОЙ жизни. Приютские же держали дистанцию, как бы показывая, что хотят общаться, но пока в раздумьях. Даже Маркиза, подобная своим спокойствием и уравновешенностью королевскому питону, держала между нами высокую стену, тесно общаясь только на занятиях, и только по делу.

Паула же в общении не боялась и не стеснялась совершенно ничего. Но при этом она была единственной, кто стеснялся разгуливать нагишом, и единственной кто отворачивалась, когда мимо нагишом пробегал я.

– Итак, чем же тебе засирать мозги? – улыбнулась она, садясь напротив.

– "Засирать"? – потянул я. – Для аристократки у тебя слишком богатый лексикон нецензурных и околоцензурных слов. Может, об этом?