— Я всего-то двадцать фунтов позаимствовал, — забормотал юноша. — Но он представил все так, будто я совершил какое-то жуткое преступление.

Джинкс тяжело вздохнула:

— У кого ты занял?

— Ну, какая разница? — сердито буркнул Фергус. — Ты ничем не лучше нашего поганого папули. — Он сжал губы, отчего стал совсем уродливым. — Но только почему-то никто не хочет понимать, что если бы папа относился ко мне как к человеку, а не как к бессловесному рабу, мне и не приходилось бы занимать деньги. И вообще, это унизительно: быть сыном Адама Кингсли и при этом зарабатывать такие крохи. Я постоянно твержу ему, что если бы он мне положил хорошую зарплату, у меня и в мыслях бы не было одалживаться. Все же я сын босса. Это должно что-то значить. Почему мы с Майлзом обязаны начинать с низов?

— Видишь ли, — раздраженно заговорила Джинкс, — если бы ты хоть изредка называл вещи своими именами, то здорово изменил бы мнение Адама о себе. А ваша бесконечная ложь выводит его из равновесия. Неужели непонятно? Ты же вор, — она бросила на брата презрительный взгляд, — и все это знают. Поэтому к чему использовать такие слова, как «занимать», «одалживать» и «заимствовать»? У кого же ты украл деньги на этот раз?

— У Дженкинса, — опустив глаза, признался Фергус. — Но я бы ему потом все равно их вернул.

— Ну, тогда нет ничего удивительного в том, что Адам тебя выпорол, — устало произнесла Джинкс. — Мне тоже было бы крайне неприятно извиняться перед своим садовником за то, что мой двадцатичетырехлетний сын украл у него деньги. Ты, наверное, подумал, что у Дженкинса не хватит смелости пожаловаться и тебе все сойдет с рук? Это хуже, чем воровство.

— Ну, перестань, Джинкс. Я уже и без тебя выслушал все это от папули, но вы оба тут не правы. Я ведь на самом деле собирался отдать ему эти деньги. Если бы он поговорил со мной, мы бы все вдвоем уладили. Так нет же, он сразу побежал к старику и тут же сделал из мухи слона.

Что-то очень важное внезапно словно щелкнуло в голове Джинкс. Она всегда потом будет вспоминать о том, что это, вероятно, лопнула та связь, кровными узами притягивающая ее к этой семье, которую потом она станет избегать, как прокаженную. В эту секунду Джинкс осознала, что ей больше не надо притворяться, что она любит их, не надо скрывать своего истинного отношения к ним. Ведь кроме презрения, она сейчас, глядя на Фергуса, ничего не испытывала. Наконец-то она согласилась с мнением Адама, который, правда, никогда не высказывал его вслух: Майлз и Фергус были сынками своей мамочки и, подобно Бетти, считали Адама просто денежным мешком.

Джинкс свирепо оскалилась:

— Сейчас я расскажу тебе кое-что, чего раньше никогда еще не говорила. Во-первых, я презираю твою мать. Я всегда ненавидела ее с той самой минуты, как только она вошла в наш дом. Это вечно пьяная толстая скотина с удивительно низким интеллектом. Во-вторых, она вышла замуж за моего отца с единственной целью — стать настоящей леди. И она проявила достаточно хитрости, чтобы уговорить его жениться на ней. А ведь она и в подметки не годилась моей матери, хотя ему показалось, что Бетти, возможно, станет хоть каким-то утешением для него. Он был слишком одинок, но из этого брака ничего хорошего не вышло. Он просто посадил себе на шею вульгарную проститутку, которой от него кроме денег ничего не было нужно. — Она подняла вверх три пальца. — В-третьих, может, все было бы и не так плохо, если бы она еще не нагрузила его такими довесками, как ты и Майлз. Даже имена у вас — сплошное недоразумение. Адам хотел назвать вас как-нибудь попроще, например, Дэвидом или Майклом. Но нет! Элизабет настояла на том, чтобы ее сыновья носили имена, достойные детей настоящей леди.

Здесь Джинкс заговорила совершенно другим голосом, имитируя Бетти:

— «Папочка, надо выбрать что-нибудь пошикарнее, Дэвид и Майкл слишком уж простовато». — Она нервно вдохнула, набирая в легкие побольше воздуха. — Четвертое: в итоге Адам становится отцом двух самых ленивых, тупых и бесчестных сыновей, которых только можно произвести на свет. Каждый ген, который вы унаследовали, принадлежит вашей матери. Вы оба абсолютно неспособны внести хоть какой-то вклад в дело процветания семьи. Наоборот, вы постоянно пытаетесь опустить меня и Адама до вашего низкого уровня. Пятое: как ты смеешь оправдывать кражу денег у садовника, который трудится в поте лица, чтобы обеспечить свое очень скромное семейство, и ездит на весьма условной машине, в то время как ты, маленький ублюдок, — тут она даже сплюнула, — беспрестанно выпендриваешься своим «порше», чтобы покорять всех глупеньких шлюх, наивно полагающих, что ты имеешь к фамилии Кингсли какое-то отношение? Ты можешь мне это объяснить? Можешь?!

Фергус был потрясен. Он молча смотрел на нее и не мог отвести глаз, впервые заметив, как она стала похожа на отца. Тот же разъяренный голос, тот же волевой подбородок. Но юноша годами играл на ее жалости и, так же как и Майлз, здорово поднаторел в этом деле.

— Мы всегда знали, что ты порядочная сучка, да к тому же и сноб, — начал он, собравшись с духом и стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. — Как, ты считаешь, должна была чувствовать себя наша мать, входя в дом, где уже имеется идеальный ребенок, а все стены увешаны портретами ее такой же идеальной мамочки? Она рассказывала, что ты временами становилась такой высокомерной, будто делала одолжение, общаясь с ней, что ее так и подмывало влепить тебе пощечину. Жаль только, что она этого так и не сделала. Если бы она обращалась с тобой так, как отец с нами, может быть, от этого выиграли бы все.

— Поначалу его отношение ко всем было одинаковым, — холодно парировала Джинкс. — Я хорошо помню, когда он выпорол вас впервые. Тогда вы сами попробовали в первый раз украсть деньги. Тебе было девять, а Майлзу одиннадцать, и вы стащили выручку из кассы в сельском магазине. Адаму пришлось заплатить мистеру Дэвису больше сотни фунтов, чтобы только замять это происшествие. Но он действительно здорово отделал вас ремнем, чтобы вы поняли, что может случиться в следующий раз, если такое повторится. — Она безнадежно покачала головой. — Но порка, к сожалению, не помогла. Вы продолжали воровать, а он — бить вас, и кто же, если не я, каждый раз пытался его успокоить? Бетти же было наплевать, она постоянно напивалась и валялась пьяная. Думаешь, мне это доставляло большое удовольствие?