27 июня, понедельник.

Лаборатория судебной медицины

Министерства внутренних дел, Гемпшир.

9 часов 30 минут утра.

Преподобный Чарльз Харрис вместе с супругой явился в лабораторию, чтобы посмотреть на останки своей дочери. Но это опознание было более мучительным, чем эпизод с Уолладером, поскольку сейчас присутствовала еще и миссис Харрис. Фрэнк Чивер сделал все возможное, чтобы уговорить ее остаться дома вместе с сотрудницей полиции, но она настояла на том, что ей необходимо увидеть Мег своими глазами. Во время поездки она молча переживала свое горе, но в тот момент, когда она увидела то, что осталось от ее дочери, самообладание покинуло ее.

— Это дело рук Джинкс Кингсли, — запричитала несчастная женщина. — Я предупреждала Мег о том, что может случиться, если она вздумает отбить у нее Лео.

— Успокойся, Кэролайн. — Чарльз неловко обнял ее за плечи. — Я уверен, что это происшествие не имеет никакого отношения к Джинкс.

Но ее гнев только усилился:

— Ты глупец! — взвизгнула она, отталкивая от себя заботливого супруга. — Вот здесь, перед тобой, лежит твоя родная дочь, а не ребенок кого-то из твоих прихожан! Смотри же на нее, Чарльз! Это твоя крошка, твоя Мег, и вот что с ней стало! — Она дрожащей рукой прикрыла рот. — Боже мой! — Теперь она кричала с ненавистью в голосе: — Как ты можешь оставаться настолько слепым? Сначала Рассел, а вот теперь Лео и Мег. — Она повернулась к старшему детективу. — Я так волновалась с того самого момента, как только она сказала мне, что Лео бросил Джинкс. Я так переживала! Джинкс — убийца! И она, и ее отец. Тот вообще настоящий зверюга. Они оба убийцы!

Доктор Кларк осторожно прикрыл голову Мег простыней, затем потянул Кэролайн за ладонь и предложил ей взять его под руку.

— Пойдемте отсюда, — тихо проговорил он. — Вы не хотите попрощаться с Мег, прежде чем мы покинем эту комнату?

— Но она мертва, — сквозь слезы произнесла женщина.

— Я знаю. — Он печально улыбнулся. — Но Бог здесь тоже присутствует.

— Да, — кивнула Кэролайн. — Вы правы. — Она оглянулась и бросила последний взгляд на тело, прикрытое белой простыней. — Да благословит тебя Господь, дорогая моя, — зашептала она. — Да благословит тебя Господь.

Фрэнк Чивер наблюдал, как Боб осторожно провел женщину к двери, и только теперь ему пришло в голову, что патологоанатомы, наверное, не зря получают зарплату. Он подошел к Чарльзу:

— Я не умею так говорить, как доктор Кларк, — извиняющимся тоном начал Чивер, — но если вам нужно остаться здесь одному с дочерью… Он замялся, не зная, что можно сказать еще.

— Нет, — мотнул головой священник. — И Господь, и Мег знают, что сейчас происходит в моем сердце. Я не могу сказать больше того, что уже было сказано. — Он двинулся к двери, но на половине пути остановился. — Только не обращайте внимания на то, что тут наговорила Кэролайн. Джинкс никогда бы не стала делать ничего против Мег.

— Вы в этом уверены, сэр?

— Да, — кивнул священник. — Она прекрасный человек. Я всегда восхищался ею, как личностью.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

10 часов утра.

В комнате Джинкс затрещал телефон, своим звоном еще больше раздражая ее и без того расшатанные нервы. Она встала с кресла и нехотя сняла трубку.

— Алло?

— Это отец, Джинкс. Я посылаю за тобой машину.

Страх, как жгучая кислота, внезапно окатил все ее существо. Что ему стало известно? Ни в газетах, ни по телевидению еще не успели сообщить о Мег и Лео. Она сжала трубку так, что костяшки пальцев побелели. Однако голос ее оставался по-прежнему спокойным:

— Прекрасно. Можешь присылать, мне это до лампочки. И вообще, у меня никогда не было желания лечиться здесь. Но к тебе домой я не поеду, Адам. Я прикажу шоферу отвезти меня назад в Ричмонд, а если он откажется, то я возьму такси и доберусь до ближайшей железнодорожной станции. Ты этого хотел добиться, позвонив мне сюда?

Наступила зловещая тишина.

— Оставь все так, как есть, иначе я просто сбегу отсюда. — Голос ее стал жестким. — И на этот раз ты меня уже потеряешь по-настоящему. Надеюсь, это понятно, Адам? Я уж позабочусь о том, чтобы тебя не было в радиусе мили от моего дома. — Она со злостью швырнула трубку на рычаг и, присев на краешек кровати, почувствовала, как силы уходят из ее ног, словно просачивающаяся невидимая жидкость. Начиналась головная боль, и Джинкс сжала виски ладонями.

Вспышка памяти внезапно почти ослепила ее своей яркостью. Мег стоит на коленях, и умоляет: «Пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…» Джинкс в смущении смотрит на подругу, и ее собственное сердце в страхе замирает. Джинкс поднялась с кровати, пошатываясь, прошла в ванную, где ее сразу же и вырвало. Женщину начала колотить сильная дрожь. Не в силах вернуться на кровать, она скорчилась и прилегла тут же, на кафельном полу, приложив щеку к прохладной плитке. Сейчас, переполняемая отчаянием, она в который раз призналась себе, что искренне любила свою лучшую подругу Мег Харрис.

Дрожь прекратилась только через час.

Гостиница «Белый Олень», Винчестер.

10 часов 10 минут утра.

— Нам очень мало известно о вашей дочери, — начал старший детектив Чивер, обращаясь к преподобному Харрису и его жене. — Как я уже объяснил, мы столкнулись с некоторыми трудностями, пытаясь разыскать вас. В квартире Мег практически не осталось никаких личных вещей, из чего следует, что она собиралась съехать оттуда.

Чивер с самого начала был против того, чтобы устроить допрос в полицейском участке с его официальной обстановкой. Вместо этого они выбрали небольшую гостиную в отеле, расположенном возле морга. Здесь присутствовали Фрейзер и еще одна сотрудница полиции. Они устроились в углу и спокойно могли записывать всю беседу. На этот раз Чивер не стал надевать один из своих цветастых шелковых галстуков, ограничившись скромным черным. Сейчас он выглядел именно так, как подобало старшему детективу. Простой человек в обычной обстановке. Никаких угроз, немного доброты и, конечно, сочувствие. Миссис Харрис, сгорбившись, сидела в кресле у полуоткрытого окна. Рядом с ней стояла нетронутая чашка чая. Ее муж устроился рядом на стуле, не зная, как ему себя вести: то ли утешать ее, то ли, наоборот, лучше оставить наедине со своим горем. Чивер искренне жалел их обоих, и Чарльза даже больше. «Ну почему так повелось, — рассуждал он, — что нам, мужчинам, все время приходится скрывать свои чувства?»