— Что ты рассказала брату про больницу, когда звонила ему вчера?

— Ничего, клянусь.

Шейд скрестил руки на широкой груди.

— Тебе известно, что Кайнан рассказал армии?

— Нет.

— Что еще ты можешь рассказать об этом подразделении, на которое работаешь?

— Шейд, прошу тебя. Я не могу говорить об этом.

От взгляда, которым он просверлил ее, Руну пробрал озноб.

— Значит, расскажет Кайнан.

Шейд развернулся и пошел прочь, а Руна осталась сидеть с отвисшей челюстью, кипя от негодования из-за его угрозы.

Руна нагнала его в гостиной, когда он направлялся к выходу. Ему необходимо было убраться отсюда, требовалось всего пару минут, чтобы взять себя в руки, пока не совершил какую-нибудь глупость вроде той, чтобы заключить ее в объятия и пообещать, что возместит все, что сделал с ней Роуг. В животе у него заурчало, напоминая, почему он не может это сделать — проклятие уже действует. Он умял два бутерброда до того, как она вышла из-под водопада, но было такое чувство, будто не съел ни крошки.

Неослабный голод.

И это только начало.

— Одевайся, Руна, — бросил он не оборачиваясь. — Нам надо возвращаться в больницу.

В больницу, за которой ей поручено шпионить. То, что она согласилась на это, почему-то задевало больше, чем должно было бы.

— Для новых проб, или чтобы пытать Кайнана?

— В основном для проб.

Шейд мог бы позвонить Эю, рассказать про Кайнана и про эксперименты армии над Руной, Но хотел быть там лично. Теперь, больше чем когда-либо, подземная больница для него — спасительная гавань. Пусть он демон, но он еще и медик, и желание спасать жизни у него почти такое же сильное, как и потребность в сексе.

С Руной. С его половиной.

Проклятие!

— Шейд?

— Что? Я не ругался.

Идиот, форменный идиот.

— Я боюсь.

Неужели она почувствовала, что от него ей грозит не меньшая опасность, чем от Роуга? Шейд резко развернулся, живот скрутило от страха. Руна стояла, вздернув подбородок, расправив плечи, влажные волосы спутанной массой рассыпаны по спине.

— Почему?

— Потому что я себе не хозяйка, я целиком и полностью в вашей власти. Твой свихнувшийся братец жаждет моей смерти, я связана с тобой какой-то странной связью, которую не могу разорвать, и не могу сбежать, даже если б захотела, потому что не знаю, как пользоваться Порталом. — Руна тяжело сглотнула. — Ты, похоже, думаешь, будто я должна принимать это как должное, и, честно говоря, я пытаюсь… но ты не облегчаешь мне задачу. Ты ведешь себя так, словно все это временно, но в то же время говоришь, что это навсегда. Если это навсегда, то разве тебе не хотелось бы узнать меня лучше?

Дрожь в ее голосе под конец свела на нет все причины, по которым он не должен был обнимать ее. Он и в самом деле хочет узнать ее. Хочет знать, как она росла. Какой у нее любимый фильм, любимая еда, где она мечтает провести отпуск. Но как сказать ей, что, как бы этого ни хотел, он не может? Каждая мелочь, которую он узнает о ней, все больше связывает их и приближает к его злому року.

Поэтому, вместо того чтобы что-то объяснять, он раскрыл ей объятия, понимая, что совершает огромную ошибку. Она с готовностью прильнула к его груди. Было приятно вот так обнимать ее, чувствовать, как ее тепло окружает его, наполняет душу, которая так долго оставалась пустой и холодной.

Он потерся о ее макушку, вдохнул экзотический, свежий аромат шампуня и воды джунглей.

— Прости, что втянул тебя в это.

Руки, обнимающие его, сжались крепче.

— Что сделано, то сделано. Прошлое не имеет значения.

— Имеет, — ворчливо отозвался он. — Еще как имеет. Оно влияет на будущее.

Ее ладошка успокаивающе погладила его по спине.

— Расскажи мне о себе. Не о тех шрамах, о которых говорила Джем, нет, — быстро добавила она. — О чем-нибудь хорошем. Что-нибудь о своей семье, быть может?

Он узнал эту ее уловку, эту ее потребность понять его. Но боль от смерти Скалк была еще свежа, и внезапно ему показалось, что поговорить о своей семье — как раз тот бальзам, который ему нужен.

— Я уже говорил тебе, что мой настоящий родитель — демон-семинус. Он превратился в амбера и сделал мою мать беременной. Сразу же после этого она взяла себе в супруги амбера, и когда я родился, они были потрясены не только тем, что ребенок один, но и что у него человеческая внешность и татуировка на руке. Они оставили меня и нарожали еще детишек. — Рука Руны продолжала гладить, успокаивая, подбадривая. — Скалк была последышем. Вскоре после ее рождения мой отец-амбер погиб, пытаясь защитить наше гнездо от демона, пожирающего младенцев.

— Какой ужас, — пробормотала она, и рука ее застыла у него на пояснице.

Он ерзал, пока она не поняла намек и не начала снова поглаживать.

— Мать прикончила ублюдка, но сильно убивалась из-за потери супруга. После этого мне пришлось много помогать ей. — Он почувствовал, как Руна улыбнулась ему в грудь. — Что? Что смешного?

— Я как-то не могу представить тебя нянькой целого выводка маленьких девочек.

Он намотал локон ее мягких волос себе на палец.

— Я люблю детей. Мне бы хотелось иметь целую пещеру… — Он оборвал себя, потому что у него никогда этого не будет — ни с Руной, ни с кем-либо другим.

— Дети, — выдохнула она. — Полагаю, рано или поздно нам придется говорить о них, да?

— Да.

Голос Шейда был низким и хриплым — сильнейшее сочетание инстинкта семинуса, требующего от него немедленно сделать ее беременной и здравого смысла, который кричал, чтобы он бежал со всех ног, без оглядки.

Здравый смысл победил. С трудом.

— Пошли, нам надо в больницу.

Джем не могла дождаться конца работы, чтобы уйти. После вчерашнего фиаско, ей не хотелось встречаться с Кайнаном, который заступит в свою смену через час.

Господи, какая же она жалкая дура, если вожделеет к мужчине, который не хочет ее, разве только когда напьется! Хуже того, она знает, что даже после вчерашнего, если Кай сейчас войдет в приемный покой и поманит ее пальцем, она, как преданная собачонка, поползет к нему на брюхе, готовая довольствоваться теми крохами внимания, ; которые хозяин захочет ей дать.

Дура. Идиотка.

Портал в приемном покое замигал, и оттуда вышел Рейт. На руках у него было окровавленное тело демона с красной кожей…

Циска. О Боже!

Адреналин ударил в голову, и она быстро повела Рейта в пустую палату, по дороге отдавая отрывистые приказы медсестрам и лаборантам.

— Что произошло?

Она надела перчатки. Рейт положил Циску.

— Не знаю, отозвался он странно равнодушным голосом. — Нашел ее такой.

— Где?

— Рядом с больницей.

Ривер и медсестры присоединились к ним, но Джем чувствовала, что уже поздно. Демоницу буквально разорвали на части. В брюшной полости зияла дыра, и Джем готова была побиться об заклад, что у нее отсутствует несколько жизненно важных органов.

Хоулы. Роуг.

— Кто-нибудь, вызовите Эйдолона. И если Шейд здесь, и его тоже.

Эйдолон может восстановить поврежденную ткань, а Шейд — воздействовать на работу органов пациента, поддержать дыхание и циркуляцию крови гораздо лучше любого аппарата.

— Дыхание не прослушивается, — сказала одна из медсестер.

— Подключите ее к аппарату искусственного дыхания, — распорядилась Джем. — Давление и пульс?

— Минутку, — отозвалась медсестра.

Горячее дыхание овеяло затылок Джем, и она вздрогнула от неожиданности.

— Эй, Джем, — пробормотал Рейт ей на ухо, — как так случилось, что мы с тобой никогда не трахались?

— Может, потому что ты мне не нравишься?

И то, как он ведет себя, когда одна из их медсестер умирает, лишний раз подтверждает эту истину.

Его ладони легли ей на бедра, зубы царапнули шею.

— Оставь ты ее. Ей уже ничем не помочь. Пойдем со мной, и я сделаю все, чтоб тебе понравиться.

— Что это с тобой, черт возьми? — Джем оттолкнула его. — Опять под кайфом?