Скрежет ключа в замке вырвал Руну из воспоминаний.

Дверь в темницу распахнулась, и найтлэш с двумя импами втащили Шейда. Он был голым, руки и ноги связаны, на груди и бедрах пятна засохшей крови.

Его глаза, мерцающие золотом, были устремлены на нее. Мгновенный, неудержимый порыв броситься к нему заставил ее натянуть свои цепи. Шейд ревел, вырывался, пытаясь добраться до нее, и хотя она не знала, почему он так сильно хочет ее, но настолько отчетливо ощутила его отчаяние, что оно вызывало в ней ответный жар.

Найтлэш огрел Шейда дубинкой по черепу. Резкий звук удара разнесся по темнице словно выстрел, эхом отскочил от стен. Шейд утихомирился, но глаза его сверкали и он по-прежнему смотрел на нее не отрываясь.

— Поговори со мной, Шейд.

Руна натянула свою цепь до предела. Их тюремщики оставили его прикованным к стене ошейником, и так, чтобы она чуть-чуть не могла до него дотянуться. Поначалу он неистовствовал, рвался к ней как одержимый, давая ей частично увидеть того демона, который скрывается под человеческой внешностью. В конце концов, после того как врезающийся в горло ошейник разодрал шею в кровь, он свернулся в позе эмбриона и лежал, тяжело дыша и издавая стоны, уже, наверное, с полчаса. Его мука пробилась сквозь ее стену злости, и пальцы начало покалывать от нестерпимого желания убрать прилипшие от пота волосы.

Идиот. Этот человек… существо… или кто он там… выбросил ее как ненужную вещь. Весь этот треп на тему «ну-ты-же-знаешь-мою-природу» — чушь собачья. Впервые в жизни она рискнула, поверила, что пришло время отодвинуть в сторону прошлое и позволить себе быть счастливой.

Злость вернулась с новой силой.

— Что они с тобой сделали? — холодно спросила она.

— Желание… — Сильная дрожь сотрясла все его тело. — Боль.

— Я знаю, что больно. Что я могу сделать?

— Боль. Больно… мне.

— Да, они изранили тебя…

— Нет. — Его лицо исказилось в мучительной гримасе, когда он вытягивал пальцы ног до тех пор, пока они не соприкоснулись с ее пальцами, и в этот момент он зашипел: — Мне надо, чтобы ты причинила мне боль. Сделала… больно.

— Что? Нет. — Она отдернулась от него. — Я так давно мечтала об этом, но если ты сам этого хочешь, то в чем же тут удовольствие?

— Пожалуйста.

Он открыл глаза. Вокруг них залегли темные тени, золото пропало, сменившись чернотой, которая всегда засасывала ее.

Она уставилась на его ногу, гадая, что можно сделать. В пределах досягаемости нет ничего, чем бы она его ударила. Но, быть может… нет, если она превратится в оборотня, железные кандалы адски врежутся в ногу, поскольку она вдвое увеличится в размере.

— Руна… — Он задрожал так сильно, что цепи зазвенели. — Я умру… если ты этого не сделаешь.

О, черт! Как бы она ни злилась на него, она не может позволить ему умереть. Шейд затих, когда она сняла с себя безрукавку, словно понял, что она решила помочь. Она стащила и джинсы, но пришлось оставить их висеть на закованной лодыжке.

Собравшись с силами, она стала превращаться. Кожа натягивалась. Кости трещали. Мучительная боль прореазла лицо, когда удлинились челюсти и прорезались зубы. Конечно же, ногу сдавило тисками, рассылая по мышцам волны такой боли, что потемнело в глазах. Шейд широко открытыми глазами, наблюдал, как она прыгнула на всю длину цепи. Ее более крупный размер и удлиненная волчья морда дали ей дополнительную длину, которая требовалась, чтобы схватить ногу Шейда зубами.

Он взвыл — короткий вопль боли, перешедший в стон. Зубами она ощутила, что кости подались, но не сломались. Коже повезло меньше, и Руна почувствовала вкус крови.

— Хватит, — прорычал Шейд, и она отпустила его.

Руна лежала на полу, изнуренная, выбившаяся из сил превращениями. Оставалось только надеяться, что никто этого не видел. Ведь если их тюремщики узнают, что она по желанию способна превращаться в варга, то, не дожидаясь полнолуния, сдерут с нее шкуру.

Она рыгнула от медного привкуса крови во рту и сплюнула на солому.

— Спасибо, — прохрипел он, и если б она не знала, что это не так, то сочла бы его сиплый голос результатом многочасовых криков.

Но Шейд терпел пытки и страдания молча.

Он сел, осторожно подтянул ногу, но, похоже, чувствовал себя гораздо лучше, несмотря на сильную боль, которую должна была причинять рана.

— Как тебе удается превращаться по желанию?

Преодолевая слабость, она посмотрела на него, и взгляд ее помимо воли прошелся по его обнаженному телу. Даже сидя здесь, закованный в кандалы и израненный, Шейд излучал мужскую силу. Руна подняла глаза на его медальон. Кинжал, обвитый двумя злобного вида змеями, и крылья над их головами, похожие на крылья летучей мыши, указывали на принадлежность к определенному роду.

— Сначала твоя очередь, — сказала она, натягивая джинсы. — Почему ты чувствуешь себя лучше, хотя я только что грызнула тебя, как ротвейлер резиновую кость? Что они с тобой сделали?

Он оперся спиной о стену и устремил взгляд в потолок.

— Они навязали мне женщину. Проклятие моего вида в том, что, если мы возбуждаемся сверх определенного предела, нам требуется освобождение, иначе боль становится невыносимой. Если она длится достаточно долго, мы умираем.

— О, значит, женщина…

Она смолкла, не желая знать, что женщина с ним делала.

— Она возбуждала меня ртом до тех пор, пока я не обезумел от похоти, а потом остановилась.

— Но… но разве то, что ты находился в пыточной камере, не охлаждало твой пыл?

— Мое сознание не хотело этого, но тело откликалось. — Он просверлил её твердым взглядом. — Я инкуб [3], а она была так же возбуждена, как и я. Я ничего не мог поделать.

Ну конечно. Опять эта его природа.

— Значит, если ты чувствуешь возбуждение, то должен отреагировать? — Когда он кивнул, Руна закусила губу и задумалась. — В тот день, когда мы встретились, ты сказал, что почувствовал мою нужду. Ты это имел в виду?

Он снова кивнул.

— Поэтому я обычно избегаю публичных мест. Ночной клуб, особенно ночной клуб демонов, может быть сущим адом. Извини за каламбур.

Это объясняло, почему они никогда никуда не ходили. Их отношения вращались только вокруг его дома или отеля, секса и еды. Только один раз они погуляли в парке, да и то ночью, когда там никого не осталось. В то время ей казалось это романтичным, но теперь она поумнела.

— Значит, где бы ты ни находился, ты должен остаться, если чувствуешь чье-то желание. И не можешь уйти?

— Нет. Если какая-то определенная женщина хочет секса, я вынужден найти ее. Если она с другим мужчиной, результатом может быть драка.

Вот почему он так рвался добраться до нее, когда фимпы притащили его. Он обезумел от боли и похоти, нуждаясь в освобождении, а она оказалась единственной имевшейся тут женщиной. Ведь приковали его так, чтобы он совсем чуть-чуть не мог дотянуться до нее и мучился. Больные ублюдки.

— А зачем ты просил сделать тебе больно?

— Я решил рискнуть, надеясь болью подавить агонию вожделения. — Он внимательно осмотрел свою ногу и сжал края раны, из которой текла кровь. — Твоя очередь. Почему ты превращаешься по желанию? Варги превращаются только во время полнолуния. А шейпшифтеры превращаются в настоящих животных, а не в оборотней.

— Я и сама не знаю почему, — солгала она. — Я надеялась, что, может, в вашей больнице сумеют это выяснить.

Он вскинул бровь.

— Откуда тебе известно про больницу?

— Я искала своего обидчика, виновника моего превращения, поэтому встречалась кое с кем из представителей потустороннего мира. Да и твоя форма выдала тебя.

Он не должен знать, что СРП известно про его больницу и что одна из причин, по которым она искала Шейда, — больше узнать о нем.

Шейд говорил ей, что он парамедик. Но только когда СРП заполучил медальон, снятый с врача-шейпшифтера, убитого эгисами, до нее дошло, что Шейд работает в больнице демонов. Медальон шейпшифтера был точно таким же, как у него.