— Не ты ли сам говорил, что тебе глубоко наплевать на все и всех?

Рейт застыл, как будто его оскорбили.

— Это не значит, что мне нравится видеть, как люди вокруг меня страдают.

Кайнан фыркнул:

— Ну да, ты же у нас такая нежная душа.

— Я забрал бы у тебя твою боль, если б мог, человек.

Эти слова прозвучали так тихо, что Кайнан едва расслышал их, и в следующую секунду Рейт ринулся вон так быстро, словно под ногами у него были горячие угли.

Неуклюже, потому что ноги все еще оставались ватными, а мышцы походили на студень, Кайнан опустился в кресло Эйдолона. Ну и каша у него в голове! Лори, Джем, его отношения с больницей, эгисы, СРП — все перепуталось, все смешалось. Он использовал работу и алкоголь, чтобы как можно меньше задумываться обо всем этом, но сейчас все обрушилось на него разом.

Одно ясно: он должен защищать больницу, и не потому, что ему нравится Эйдолон и его братья. То, что он узнал здесь, было бы бесценно для лечения людей — если б ему удалось убедить Эйдолона поделиться знанием. Черт, по подсчетам Кайнана, около десяти процентов человеческих недугов и болезней имеют демонические корни. Смешанные связи между людьми — и демонами в особенности — служат причиной ошеломляющего числа болезней, как подтвердила Джем своей прежней работой в больнице для людей.

И как, интересно, сестра Эрика оказалась парой Шейда? Кай потер затылок и застонал от боли в напряженных мышцах. Если она рассказала Эрику, что Кайнан работает в больнице, ему кранты. СРП пришлет за ним целую команду.

Надо позвонить Эрику.

А когда он сделает это, у него останется еще одна насущная проблема. Проблема, которая является ему в снах и ночных кошмарах.

Джем.

Как ни странно, Шейд ничего не сказал об их противоборстве. В сущности, у Руны возникло отчетливое впечатление, что ему это понравилось.

Вот и хорошо. Потому что она и впредь не даст ему спуску. Она знает, что всегда была немного неуверенной, робкой, да просто тряпкой. Но нападение оборотня ожесточило ее, да и пребывание в подземелье Роуга стало суровым испытанием, еще больше закалившим ее. Да вдобавок Шейд, как никто другой, умеет разозлить ее, а теперь, когда ясно, как сильно он нуждается в ней…

Щеки Руны пылали, когда они шли по темным коридорам больницы.

— Куда мы теперь?

Руна разглядывала какие-то странные трубы и кабели, тянувшиеся по всем коридорам, гадая, для чего они.

— Ко мне в кабинет. Мне надо вывесить новый график дежурства среднего медперсонала. — Шейд искоса взглянул на нее. — Не трогай это.

Руна отдернула руку от статуи горгульи, возле которой приостановилась:

— Почему?

Статуя такая красивая: гладкий белый мрамор с черными и золотыми прожилками.

— Она кусается.

Шейд зашагал дальше, когда она отскочила назад. Руна могла бы поклясться, что один уголок рта горгульи чуть-чуть приподнялся.

— Ваша больница — жуткое место. Прямо в дрожь бросает, — проворчала она, нагоняя его.

Жуткое — да, но, по крайней мере тут не как в больницах людей, где преобладает запах дезинфекции, не способный заглушить запаха болезни и смерти. От одних только мыслей об этом ее передернуло, а от воспоминаний о маме, когда она лежала и умирала, подключенная к какому-то аппарату, внутри все перевернулось. А через несколько лет в той же больнице лежал и отец.

— Э-э… давно ты работаешь фельдшером? — поинтересовалась Руна, с одной стороны, чтобы не думать о причинах, по которым она ненавидит больницы, а с другой — потому что ей было искренне интересно.

— Чуть больше сорока лет. Каждые десять лет я прохожу курсы для фельдшеров-людей, знакомясь с новейшими методиками и технологиями.

— Эго одержимость. — Руна спряталась за ним, чтобы пропустить жуткое двухголовое существо, проходящее мимо. — А почему ты стал фельдшером?

Шейд вздохнул, давая понять, что потакает ей.

— Способности моего вида даются для соблазнения и воспроизведения, но их также можно использовать для исцеления. Когда мы с братьями открыли больницу, я решил, что днями сидеть в школе, чтобы стать врачом, — это не по мне. — Шейд пожал плечами. — Кроме того, работа фельдшера заключается в том, чтобы оказывать пациентам первую помощь и привозить их сюда. Мне не приходится торчать здесь и заниматься ими, как Эю.

— Ты боишься привязаться к ним, — проницательно заметила она.

— Ну, можно сказать и так.

Руна подозревала, что именно в этом все дело.

Они повернули за угол, и она чуть не налетела на железную клетку, в которой сидел какой-то демон с крыльями. Его жуткий острый клюв и опасного вида черные когти сказали Руне о его рационе больше, чем она хотела знать. Он зашипел и хлопнул одним крылом — второе было сковано гипсовой повязкой.

— Господи, что это за существо? — спросила она, осторожно обходя клетку.

— Разновидность демона, что-то вроде грифа или стервятника.

— А разве он не должен находиться в ветлечебнице или как там у вас это называется?

Руна с некоторым испугом наблюдала, как Шейд, остановившись возле клетки, сунул руку между прутьями и погладил торчащие перья. Существо издало высокий клекочущий звук.

— Да, но, как ты можешь догадаться, ветлечебницы для демонов редки, и большинство работают сверхурочно. Кто-то принес это существо, а Эй не отказывает в помощи никому, за исключением всего нескольких видов. Он лечил даже собаку, которую притащила Скалк.

Печальная улыбка тронула его губы. Руна потянулась к нему взяла его руку в свои. Надеялась утешить его, но он напрягся и она со вздохом отпустила.

— А что, — спросила она, главным образом чтобы сменить тему, — все парамедики такие, как ты?

Он издал какой-то щелкающий звук, и крылатая тварь потерлась своей чешуйчатой головой о его руку.

— Какие? Замкнутые?

— Ну да. Хочу сказать, я заметила, что Люк тоже фельдшер, а про него нельзя сказать «душа нараспашку».

Ярость, исходящая от него, жаркой волной ударила ее одновременно с его проклятием.

— У меня руки чешутся выпустить ему кишки за то, что он причинил тебе боль.

— Это означает «да»?

— Нет. — Шейд размашисто зашагал дальше по коридору, и ей пришлось почти бежать, чтобы не отставать от него. — Многие медики среднего звена выбирают эту работу из-за того, что она дает им приток адреналина. Отправляясь на вызов, никогда не знаешь, с чем столкнешься. Можно оказаться в самой гуще яростного сражения, Скалк любила…

Он осекся, сжал кулаки.

— Жалко, что я не встречала ее, — мягко проговорила Руна.

Он резко остановился и повернулся к ней.

— Почему?

В вопросе не было угрозы, просто любопытство.

— Потому что ты любил ее, а, насколько я тебя знаю, ты не разбрасываешься чувствами попусту.

Рот его сжался, но глаза смягчились. Медленно, нерешительно убрал он локон с ее лица, и его прикосновение к коже было нежным, почти невесомым. И все равно ее нервные окончания заискрили.

— Ад и все дьяволы, — пробормотал он. — Хотел бы я…

— Чего, Шейд?

Она прижалась к его руке, потираясь о теплую кожу. Сжала ладонь и увидела, как глаза его потемнели, веки опустились, чтобы наблюдать за ней с чувственной напряженностью.

— Чего бы ты хотел?

Он резко убрал руку, отвернулся и зашагал дальше еще стремительнее, чем прежде.

— Ничего.

Невозможный мужчина. Теперь уже ей известно о нем достаточно, чтобы знать, когда лучше промолчать, и сейчас было не время давить на него, поэтому она не настаивала. Они как раз вышли в широкий холл, из которого двери вели в кабинеты.

Когда они проходили мимо дверей, стало ясно, что окна здесь имеются только между холлом и кабинетами, наружу окон нет. Впрочем, если задуматься, то так во всей больнице.

— Мы под землей, да? — спросила Руна, внезапно почувствовав себя глупо, что не поняла этого раньше.

— Формально мы в Нью-Йорке, под заброшенной автостоянкой.

Она с уважением огляделась.