А потому я должен быть последним человеком, у кого есть право жаловаться, если кто-то к нему охладевает. Если только все не было так, как у нас с тобой. Мы были по-настоящему поглощены друг другом по пути к Ганимеду и даже после прибытия, пока ты не ушла посмотреть, как там дела с Себастьяном. Я подумал — ну вот и финал, между нами все конечно. Но затем ты вернулась, и все с новой силой разгорелось. Я начал воображать, что у нас может в долгосрочном плане что-то составиться. Но тут Себастьяну собрались проделать эту чудную операцию, и ты опять ушла.
Не хочу, чтобы ты думала, будто я тебя к несчастному придурку ревную. Я не ревную. Я его жалею. Потому что по моему мнению — ты только не злись — у него уже последние пробки горят. Но похоже, всякий раз, как он в беде, меня сразу же очень далеко с твоего горизонта сдувает. Как сегодня. Ты пришла на борт «Ахиллеса», и я очень большой подъем испытал. Но дальше выясняется, что ты на самом деле вовсе не потому пришла, что меня хотела увидеть. Ты пришла, потому что ты о Себастьяне тревожишься. Тогда я привез тебя сюда, думая, что хоть это тебя от него отвлечет. Но сразу же после старта ты ушла в себя и никак оттуда не возвращалась. Ведь ты сейчас о Себастьяне думала?
Яна помедлила, затем неохотно кивнула.
— Тогда удивляет ли тебя, если никакого будущего для нас двоих я не вижу? Скажи, Яна, чего ты хочешь?
— Я не хочу, чтобы ты улетал.
— Я должен лететь. «Ахиллес» через шесть дней снимается.
— Я знаю. Я не это имела в виду. Послушай, операция Себастьяна через три дня закончится. Ты можешь эти три дня подождать, а потом снова спросить меня, чего я хочу?
— Ладно, пусть так и будет. — Пока они говорили, корабль следовал по длинной дуге. Гигантская румяная физиономия Юпитера исчезла, и теперь впереди лежал мертвый морозный блеск Ганимеда. Пол отвернулся от Яны. — Я спрошу снова. Но боюсь, я уже сейчас знаю, что ты скажешь. Нам лучше скафандры закупорить. Через пять минут садимся.
— Вот и хорошо. Я должна срочно к Себастьяну в изолятор вернуться.
Яна прислушалась к собственным словам и сама не поверила, что только их сказала. Они подтверждали все тревоги и сомнения Пола. Она пожелала, чтобы они с Полом смогли улететь, только вдвоем, и больше никогда не вернуться.
Но так получиться попросту не могло. Узы, притягивавшие Яну к Себастьяну, были слишком крепки. И ад Ио вдруг показался ей ничем в сравнении с тем адом, которым был Ганимед.
Яна отсутствовала три с лишним часа. За все это время Себастьян, насколько она могла судить, не сдвинулся ни на миллиметр. Он сидел на койке, глазея на фальшивые краски дисплея с Юпитером, что покрывал целую стену. Ураган длиной в столетия, сформировавший Большое Красное Пятно, помутнел до тускло-оранжевого. С его западного края отрывались неистово крутящиеся белые вихри аммиака, каждый размером с Землю.
— Себастьян?
Он не откликнулся. Яна подошла и приложила пальцы к его лбу. Собственные ладони показались ей холодными как лед, но Себастьян определенно был теплее обычного.
— Тридцать восемь целых и две десятых градуса, — произнес бестелесный голос Вальнии Блум. — Легкая лихорадка, но ничего тревожного. Не беспокойтесь, его спальня находится под постоянным наблюдением. Все идет в соответствии с планом.
— Я бы хотела на какое-то время остаться.
— С этим никаких проблем. Мы предоставим вам отдельную комнату, и вы сможете проводить там столько времени, сколько захотите. Я устрою все так, чтобы вы тоже могли отслеживать эту спальню.
— Это было бы идеально. — Яна передвинулась, чтобы встать прямо перед Себастьяном. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Тебе не жарко?
— Нет.
— Ты не голоден?
— Нет. — Круглое как Луна лицо оставалось бесстрастным. Глаза не отрывались от дисплея.
Яна вспомнила, каким Себастьян был на Земле. Вспомнила все его разговоры о слоисто-кучевых и дождевых облачных слоях. Теперь из него тяжело было даже что-то односложное выдавить. Яна должна была его расшевелить, заставить думать о чем-то помимо этих чертовых облаков.
— А знаешь, Себастьян, где я была? Тебе бы там очень понравилось. — Она описала свое путешествие на поверхность, прогулку в скафандре по ледяным камням под немигающими звездами и лихой космический вояж с Полом Марром. Приведя массу подробностей, Яна постаралась, чтобы все это прозвучало как можно более увлекательно. Себастьян на нее не смотрел, но определенно слушал. Один-два раза он даже кивнул.
Под конец Яна сказала:
— Как думаешь, смогли бы мы с тобой прокатиться вместе, как только промывка будет закончена? Мы бы до самого Ио добрались и вокруг него облетели.
Это должно было его зацепить. На земле Себастьян был куда лучшим пилотом, чем Яна — прирожденным, если верить летному инструктору «Глобальных минералов».
— Возможно.
Но на самом деле его ровный, нейтральный голос ясно сказал: «Вряд ли». Несмотря на все обнадеживающие заверения Вальнии Блум и Гарольда Лониуса, Яна была капитально обеспокоена.
Совместная космическая прогулка, чтобы посмотреть на Ио или еще на какой-то спутник Юпитера? Только если его состояние сильно изменится по сравнению с нынешним. А таким Себастьян не мог отправиться решительно никуда. И никогда.
30.
Вопреки широко распространенному мнению Свами Савачарья вовсе женоненавистником не был. Да, он, мягко говоря, не наслаждался женским обществом, но точно так же он относился и к обществу мужскому. Он терпел присутствие нескольких избранных людей, но никакой нужды заходить дальше просто не видел.
И уж совсем несправедливо было считать, будто Свами Савачарья не симпатизировал молодежи. Его собственное отрочество стало периодом непрерывных тяжких травм, и на всем его протяжении Сова чувствовал себя в состоянии войны со всей остальной вселенной. А потому он вполне симпатизировал всякому, кто недавно те же самые муки перенес.
Следовательно, гневный взгляд, которым Сова встретил молодую женщину, вошедшую в его комнату, к ее полу или возрасту никакого отношения не имел. Была поздняя ночь, Сова ожидал прибытия Алекса Лигона, а закрытой двери казалось вполне достаточно, чтобы гарантировать уединение. Кроме того, его прервали в самый разгар проведения сложной и абстрактной линии мысли на предмет проблемы СЕТИ.
Однако незваная гостья тут же оказалась спасена от праведного гнева Совы. Причем не какими-то оправданиями, а тем, как она себя повела. Входя, она не спускала глаз с коричневой фаянсовой кастрюли. В конце концов взгляд женщины переметнулся на сидящую фигуру, но задолго до этого Сова сумел различить, что выражается у нее на лице.
Он узнал это выражение и ему посочувствовал. Незваная гостья была голодна — причем не просто голодна, а как одинокая волчица. Подобная потребность извиняла почти всякую форму неподобающего поведения.
Более того, удовлетворение этой потребности не должно было оттягиваться обычными церемониями формального представления. Сова махнул рукой в сторону столика с едой.
— Миски на нижней полке. Ешьте на здоровье.
Женщина кивнула и схватила черпак. Однако, наполняя миску рисотто с травяными приправами, она круглыми глазами смотрела на Сову. Тридцать лет бесцеремонных взглядов приучили его к подобной реакции.
— Когда вы возьмете себе столько еды, сколько вам нужно, — сказал Сова, — я попрошу вас уйти. Я ожидаю гостя, а кроме того, вы в высшей степени мешаете моей работе.
Уже набив рот горячим рисом, женщина пробормотала что-то нечленораздельное. Однако она не ушла, а вместо этого прожевала рис и сказала:
— Извините, что я без спросу вошла. Вы Мегахиропс? Великая Сова?
— Таково мое имя в Сети Головоломок. Данный объект предназначен исключительно для деятельности членов Сети. Всем остальным здесь быть не предполагается.
Женщина по-прежнему не двигалась с места, усиленно продолжая набивать себя плодами Совиных кулинарных трудов. Он не сомневался, что так она никоим образом не сможет насладиться деликатным балансом вкусов. Наконец незваная гостья сделала паузу между двумя очередными ложками, чтобы сказать: