Да, этого у меня было не отнять.

— Доктор Стивенс о тебе беспокоится, — сказал Дэвис. — И Рейнсфорд тоже.

— А остальные? Похоже, не очень-то беспокоятся.

— У них свои проблемы. Ты же знаешь, как говорят: «Весь мир вращается вокруг тебя, только когда тебе пятнадцать».

Я подумал, что странно выслушивать такие вещи от семнадцатилетнего парня, но не стал говорить это вслух.

— Ну и что там, внутри? — спросил я вместо этого.

Нужно дать ему понять, что я ничего не знаю.

— Постепенно приходят в себя, им становится лучше. И тебе станет лучше, стоит только вернуться.

Я с удивлением заметил, что подошёл очень близко и стоял теперь в нескольких шагах от причала. Под подошвами пружинила пожухлая трава, над головой пролетали вороны, на пруд опускалась осенняя прохлада.

— Как их там лечат? — спросил я, надеясь, что он будет со мной откровенен, и желая поверить ему.

Он снова посмотрел на воду, словно задумался о чём-то своём, разглядывая садящееся среди деревьев на противоположном берегу солнце.

— Хотелось бы рассказать. Но, если честно, не имею ни малейшего представления. Когда я приехал сюда в первый раз, нас было столько же; наверное, это какое-нибудь особое число, чтобы мы поддерживали друг друга. Насколько я помню, Рейнсфорд тогда показался мне очень старым, и я даже подумал, что толку от него будет не много. «Он едва поднимается по лестнице, как он мне поможет?» — подумал я. Помню ещё, что после первой встречи я как бы немного расслабился, спало нервное напряжение.

«Ну да, — подумал я. — Контролирует твое сознание».

— Саму процедуру я не помню, — продолжил Дэвис, глубоко вдохнув и задержав дыхание, словно наслаждаясь чистым воздухом до такой степени, что едва мог им дышать. — Спустился в лифте — вот и всё, что помню. Остальное словно стёрто из памяти. А потом оказалось, что могу свободно прыгнуть в пруд и плавать сколько влезет.

— Подозрительно как-то, не думаешь? — спросил я. — Типа, какой-то фокус или что ещё хуже.

— Ну, так-то оно так… — сказал Дэвис, поднимаясь и делая шаг в моём направлении.

Я автоматически шагнул назад, ближе к тени деревьев.

— Послушай, Уилл. Фокус не фокус, а это действует. Такой уж метод у Рейнсфорда, и этого достаточно.

— А что, если не всегда действует и этого не всегда достаточно?

Дэвис сочувственно улыбнулся, и я вдруг подумал, что у нас с ним сейчас идёт совершенно нормальная беседа. Конечно, ничего особенного, но он ведь старше и лучше меня во многих отношениях, а обычно такие вещи сбивают меня с толку. У Дэвиса был такой же вид, как у Коннора Блума, «мистера капитана команды», — то есть он походил на заводилу, который верховодит другими и запирает своих жертв в раздевалках.

— Скажу только одно, — Дэвис сел на корточки, теребя в руке травинку. — С тех пор как я вернулся, мне тоже многое кажется странным. Только вот скажи, как тебе ночевать здесь? Разве это безопасно? Ты сможешь продержаться ещё день-другой? Потому что если не сможешь, то я должен забрать тебя с собой. Я себе не прощу, если с тобой что-то случится.

Я подумал над его словами, и по спине пробежал холодок.

— Дай слово, что никому не скажешь, и я расскажу, где прячусь.

Дэвис встал и протянул мне руку. Нас разделяли три-четыре шага, но он не спешил идти навстречу, как будто я был диким зверьком, и он боялся меня напугать. Я сам медленно шагнул и протянул руку.

— Даже не знаю, стоит ли тебе тут оставаться, — сказал Дэвис. — Метод работает, но он однозначно странный.

Он пожал мне руку и пообещал, что никому не скажет, улыбнувшись, словно мой старший брат. Трудно было не верить этому парню. Он не только сам прошёл через процедур, но и, похоже, понимал, что я чувствую. Я дошёл до точки и в отчаянии решил признаться.

— Я прячусь в подвале Бункера миссис Горинг, — выпалил я.

— Ну ты даёшь! — воскликнул Дэвис, и мы оба рассмеялись (сначала он, а потом, нервно, и я). — Я бы не стал там прятаться, даже если бы мне заплатили. Серьёзно, впечатляет.

— Можно попросить тебя кое о чём? — спросил я.

— Что пожелаешь.

— Постучись к ней без четверти восемь и предложи помочь принести ужин в форт.

— Чтобы ты смог проникнуть внутрь?

— Да, чтобы я там снова спрятался.

Дэвис кивнул, снова рассмеялся и спросил, не нужно ли мне что-то ещё.

Он не имел ни малейшего представления о том, что находится в подвале, и не знал, что я наблюдаю за другими. Я представил, как Дэвис сидит со шлемом на голове и видит, как проваливается сквозь лёд в замёрзший пруд. Я не мог рассказать ему о мониторах, но мог попросить выполнить ещё одну просьбу.

— Поговори с Марисой обо мне, скажи ей, что со мной всё в порядке, ладно?

Дэвис сразу же понял, что она мне нравится, но не подал виду.

— Я всем расскажу, что с тобой всё в порядке и что ты просто не готов прийти. Конечно, Рейнсфорд рассердится. Ну и ладно. Пока он знает, что ты не болеешь и не ранен, это не важно.

Деревья зашумели от ветра, и мы оглянулись на покрывшийся рябью пруд.

— Как ты думаешь, её могут вылечить? — спросил я.

В глубине души я хотел, чтобы Мариса исцелилась, каким бы ужасным ни был метод её лечения.

— Думаю, да. Но, если хочешь, я скажу ей, что ты против того, чтобы она шла на процедуру.

— Правда?

— Конечно. Только я думаю, что она не послушает. Она же видит, как другие избавляются от страхов, и тоже захочет избавиться от своих.

— Да, наверное, ты прав.

— Ну ладно, в последний раз спрашиваю — не хочешь вернуться? Такого случая может больше не представиться.

— Не хочу, — сказал я уверенно.

Ничто не заставит меня снова спуститься в тот коридор и подойти к комнате с цифрой 6. Ничто и никто.

— Ладно, давай проведём тебя обратно в подвал миссис Горинг.

Мы вместе пошли по тропинке, а перед фортом разделились. Через двадцать минут Дэвис постучался в дверь Бункера; она, конечно, накричала на него, но он умел настоять на своём. Вскоре они понесли в форт еду в картонных коробках, а я в сумерках пробежал по поляне и забрался внутрь Бункера.

В бомбоубежище я вернулся уже после восьми вечера. Делать мне пока было нечего, и я стал беспокоиться о Марисе.

Может, стоит сдаться? Я могу вернуться хотя бы ради неё. Ей это понравится.

Но я не мог вернуться. Я боялся того, что со мной случится. И ещё больше я боялся оказаться в одной комнате со всеми этими людьми.

Я был один и должен был оставаться один.

К одиннадцати вечера я пришёл к мысли, что миссис Горинг, швырнув в мониторы консервную банку, сломала всю систему наблюдения (эту банку я нашёл по-прежнему валявшейся на полу в подвале). Экран монитора Бена Дугана лопнул, но не выпал и походил теперь на треснувшее ветровое стекло автомобиля, так что я не боялся наступить на осколки и снял кроссовки. Но меня так раздражали пустые экраны, что я даже пнул ножку кровати и сильно ударился. Вечно я сражаюсь с неодушевлёнными предметами; наверное, это у меня такое хобби.

Я сел на кровать, растирая ушибленный палец, и вспомнил про газонокосилку в нашем гараже, которая почему-то заводилась только раза с пятидесятого. Ей часто от меня доставалось, но она, можно сказать, давала отпор: из-за неё у меня регулярно появлялись синяки и ссадины. Её молчание действовало на нервы, и я только сильнее выходил из себя. Раздражал меня и «Берсерк» с дурацкими плоскими роботами, но, по крайней мере, «Атари» можно было «наказать» тем, чтобы бросить контроллер о стену или врезать кулаком по самой консоли, чем обычно и заканчивалась игра, когда роботы прижимали меня к стенке.

Пока я вспоминал газонокосилку и «Атари», центральный экран включился, а из трещин на мониторе Бена Дугана пошли струйки белого дыма.

«Это не к добру», — подумал я, надевая «мартышкины уши».

Так я обозвал большие наушники, надеясь, что весёлое название позабавит меня, но почему-то было вовсе не смешно.