Справа стоял стеллаж в три полки, заполненные большими банками и коробками. В бетонной стене слева от меня виднелась ещё одна дверь, к которой я подошёл, но решил пока не открывать. Лучше для начала разведать обстановку, а потом уже двигаться дальше. Перед дверью были ещё полки со строительными материалами, досками, банками с гвоздями и заклёпками, рулонами брезента.

Я вернулся к полкам с продуктами и нашёл напротив них ещё одну дверь, отличавшуюся от остальных, деревянных и с железными петлями. Эта дверь была металлической, похожей на дверцу холодильника, и на ней красной краской было выведено:

Я не боюсь замкнутых пространств; вообще-то они нравятся мне даже больше, чем кафетерии или бейсбольные поля. Но в этом слове таилась какая-то обречённость. Здесь люди собирались прятаться, когда наступит конец света.

На дверь была накинута цепочка. Я взялся за крючок и, потянув, вынул его из паза. Он, позвякивая, повис на цепочке, словно тело повешенного, раскачивающееся на верёвке. Ручка оказалась холодной на ощупь, но дверь легко открылась. Под ней шёл небольшой порожек, я переступил через него и оказался в странном потайном месте. На стене я нашарил круглый выключатель, повернул его, и помещение залилось светом. А затем я слегка прикрыл дверь, стараясь её не захлопнуть.

В бомбоубежище оказалось много всего: металлическая кровать, отдушина вентилятора, через которую поступал пахнущий землёй воздух, унитаз у низенькой перегородки, телефон в стиле пятидесятых годов без гудков в трубке, полки со всяким мусором и книгами в бумажных обложках, электрическая плитка.

Но, когда загорелся свет, я первым делом обратил внимание на стену с мониторами. Всё остальное показалось мне просто несущественным по сравнению с ними.

— Не может быть! — пробормотал я, дотрагиваясь до выпуклого стеклянного экрана, примерно с фут по диагонали, вставленного в металлический каркас, слегка заржавевший в одном углу. И не один экран, а ещё целых шесть.

Всего потухших мониторов было семь — один посередине и шесть вокруг центрального, под которым располагались четыре кнопки: одна чёрная, а другие с буквами Д, М и Г.

— Откуда они тут? — прошептал я, глядя на стену и ничего не понимая. Мониторы были старые, годов пятидесятых или около того, так что в обстановку вписывались прекрасно, но зачем они здесь? Помещение это выглядело не столько бомбоубежищем, сколько банковским сейфом. Комната, где кто-то мог запереться от опасностей внешнего мира и наблюдать за всем с помощью экранов. В какой-то степени мне нравилась такая идея — я ведь и сам, можно сказать, наблюдал за окружающим миром, записывая его звуки на диктофон. Так что это было даже любопытно.

Положив рюкзак на пол, я достал из него бутылку с водой и наполовину её опустошил. Палец мой протянулся к кнопке Г и нажал её с отчётливым щелчком. Центральный монитор пробудился к жизни. Он разогревался постепенно, как старый ламповый телевизор, которым давно не пользовались. Когда изображение прояснилось, я разглядел своих бывших спутников, сидевших за большим столом в какой-то просторной комнате и как будто по очереди рассказывавших друг другу страшилки. Освещение было тусклым, но я их узнал.

Бен Дуган сидел спиной ко мне, его тёмные волосы свисали до воротничка спортивной рубашки. Справа от него виднелась стриженая голова Коннора Блума. Слева от Бена сидел Алекс Хирш. Напротив них, полукругом, — девочки: Кейт, Эйвери и Мариса.

Я видел, что они разговаривают, но о чём — оставалось загадкой. Монитор показывал изображение, но не передавал звуков. Никаких динамиков не было, как не было и ручек управления. Я как будто находился в пруду, футах в десяти под поверхностью, и смотрел через спокойную толщу воды на говорящие головы. К тому же это вдруг показалось мне каким-то причудливым наказанием или компенсацией за то, что я похитил аудиозаписи и на протяжении нескольких недель слушал бесплотные голоса. Теперь я видел их обладателей, но не слышал.

В тишине бомбоубежища они казались призраками давно умерших людей, словно я просматривал домашнее видео, снятое лет сто назад. Или же я просто оглох от тишины в подвале бункера миссис Горинг. Я смял пластиковую бутылку в руках и услышал треск. Что ж, по крайней мере, я не лишился слуха и не сплю.

После этого я решил испытать удачу и нажал на одну из других кнопок — на этот раз с буквой Д. При этом кнопка с буквой Г со щелчком вернулась на место, а изображение на экране сменилось видом другого помещения. Картинка дёргалась и моргала, как будто лампа внутри монитора едва-едва справлялась со своими обязанностями. Изображение было более тусклое, чем в первый раз, и так до конца и не проявилось. Камера, похоже, была установлена прямо над пустым стулом. За ним виднелась бетонная стена с выведенными красной краской по трафарету цифрами 2, 5 и 7 — как слово на двери в бомбоубежище. Я отошёл от монитора, подумав, что между этими надписями может быть какая-то связь. Эти цифры вывел явно тот же человек, что создал и надпись Бомбоубежище. Я подумал, что помещение находится наверху, в Бункере, только я его ещё не видел. Или в форте Эдеме.

Вернувшись к монитору, я нажал кнопку М. Экран снова на мгновение потух и постепенно вернулся к жизни. Примерно тот же вид: пустой стул, серая стена и четыре цифры на ней: 1, 3, 4 и 6.

— Прямо мурашки по коже, — прошептал я, выпивая остатки воды и надеясь, что, когда настанет пора воспользоваться унитазом, слив в нём сработает. Меня вдруг охватила усталость, и я посмотрел на часы: 22:35. Неужели так поздно? Как быстро пролетело время!

Я сел на прогнувшуюся под моим весом кровать, не сводя глаз с экрана, показывающего пустую комнату и четыре цифры.

— Это мы, — сказал я, опираясь на локти и чувствуя, как подкрадывается сон. — Семь номеров, семь пациентов. Д — это девочки, М — мальчики.

Я был в этом совершенно уверен, как был уверен в том, что, играя в аэрохоккей, смогу отразить любой «удар с локтя», который направит в мои ворота Кит. Эти цифры обозначали нас. И комнаты должны иметь какой-то смысл.

Я закинул руки за голову и лёг навзничь; веки мои невольно смыкались.

Как тихо. Очень тихо. Как будто я нахожусь в самой бесшумной в мире комнате пыток, которая постепенно высасывает из меня волю к жизни.

На границе яви и сна прозвучал голос Кита:

Переключи канал, Уилл. Эта программа суперотстой!

А потом я провалился в сон.

Мне холодно лежать на скользком полу, но я так ослаб, что не могу подняться. Длинный коридор освещён белым светом. Я один, но ко мне издалека приближается какая-то тень. Тут я понимаю, что это медицинская каталка, колёса которой вращаются с противным скрипом. На каталке лежит чьё-то тело. Вот она приблизилась настолько, что можно увидеть пятна крови, проступающие через простыню. Я хочу подняться, но не могу.

— Уилл?

На каталке сидит Мариса, смотрит пустым взглядом и улыбается.

— Я хочу, чтобы меня обожали.

— Вставай, Уилл. Просыпайся.

— Тревога! Нарушитель! Тревога! Нарушитель!

Я подскочил на кровати и резко встал, ещё не до конца осознавая, где нахожусь. Где же я? Ах да: фургон, тропа, форт Эдем, Бункер, подвал.

Я заснул на кровати, а не на полу в освещённом коридоре, и Мариса не проезжала мимо меня на каталке. Но скрипучий звук не был сном. Одно из колёс слегка щёлкало и как будто вихляло. Наверное, это расшатавшаяся магазинная тележка.

Времени, чтобы спрятаться, уже не было, как и не было времени и смысла выключать свет в бомбоубежище — тот, кто спустился в подвал, уже включил основное освещение. Через приоткрытую дверь я увидел колеблющиеся тени. Тележка не только оказалась реальностью, она ещё и вполне бодро катилась по подвалу и остановилась у полок, где хранились стройматериалы. Я вспомнил, что там находится дверь, которую я пока не рискнул открывать.