— спросил он. — Они в безопасности?

Арилан кивнул.

— На настоящий момент. Они все очень молоды.

Никому нет больше двадцати пяти лет. Я планировал посвятить в духовный сан еще двоих на Пасху.

Черт побери, почему Дункан не мог подождать?! — взорвался он, ударив кулаком по столу. — Через несколько лет он мог бы получить собственную епархию, и тогда мы оба могли бы посвящать в духовный сан священников-Дерини. Даже если теперь он и сохранит митру, вероятно, ему никогда не позволят посвящать в сан — боясь как раз такого результата.

— В таком случае, — сказала худощавая женщина без возраста, сидевшая через два стула справа от Арилана, — тебе, возможно, следует направить свою энергию на изменение законов, которые позволяли бы Дерини принимать сан, а не продолжать обходить закон.

Арилан почти виновато посмотрел на женщину.

Он мог бы предположить, что Софиана предложит как раз такой вариант.

— Если бы я знал, как это сделать, разве ты не думаешь, что я бы так и поступил? — спросил он. — Неужели ты думаешь, что мне нравится жить так, как я жил последние двадцать лет, зная, сколько еще я мог бы сделать, но не смея, потому что боялся потерять все достигнутое? И ведь нам удалось добиться отмены смертной казни в качестве наказания! Это я не стал бы называть «действиями в обход закона»!

— Возможно, Софиана имела в виду, — сказала Вивьен, сидящая дальше слева от Арилана, — что теперь в епископате имеется признавшийся Дерини — а также есть ты, о ком это неизвестно никому, кроме Дункана и Кардиеля. И насколько я поняла, епископ Вольфрам, заседая на трибунале на прошлой неделе, воспринял мысль о возможной принадлежности Дункана к Дерини без особого антагонизма. Это уже четверо, считая Дункана, на которого, вероятно, можно рассчитывать в вопросе поддержки изменения законов.

— Я уже предложил Дункану не ездить в Валорет, — ответил Арилан. — По крайней мере, вначале, пока я не узнаю, откуда дует ветер. Нам нужно заменить нескольких епископов, ведь часть из них были готовы менее года назад поддержать Эдмунда Лориса. Все равно, я предполагаю, что это хоть какое-то начало.

— Конечно, это начало, — пробормотала Вивьен, сделав паузу, чтобы откашляться, прикрывшись вышитым платочком. — Как мне надоел этот кашель!

Начинай работу по этому вопросу, Денис, и держи нас в курсе дальнейшего развития событий. А теперь мне хотелось бы услышать о другом Дерини, который вчера представлял герцога Махаэля. Аль Расул, не так ли?

Арилан устало кивнул. Он предполагал, что, по большому счету, Дерини-епископом для них менее важен, чем последнее появление посла Торента, особенно если этот посол оказался Дерини.

— Его трудно описать словами, — ответил он, откидывая голову на спинку стула и берясь руками за руки соседей справа и слева. — Будет проще, если я покажу его вам. Вам следовало быть там, чтобы оценить его по достоинству, но я постараюсь восстановить все, что произошло.

Арилан вошел в легкий транс, сфокусировавшись на кристалле у них над головами, а когда закрыл глаза и позволил потоку образов хлынуть в стороны, то почувствовал, как его, подобно облаку, обволакивает знакомое тепло.

Арилан вернулся в Ремутский замок только к концу заседания совета. Он появился вовремя, чтобы после его окончания последовать за Кардиелем и притихшим Дунканом в небольшую комнатку, где Кардиель в присутствии Арилана, но без лишних свидетелей, отругал молодого епископа.

— Дело не в том, что я не знал, кто ты, Дункан. Я уже некоторое время знал и кем является Денис.

Предполагаю, что ты понимал: я закрывал глаза — и это являлось моим личным делом, делом моей совести, и что я мог не обращать на это внимание, пока ты играл свою роль. Когда ты решил публично объявить о своей принадлежности к Дерини, это коснулось меня, как официального лица, а не только моей совести.

Дункан смотрел на свои сложенные руки. Кардиель продолжил.

— Ну, к счастью или к несчастью, закон сейчас не дает точных указаний относительно того, что мне следует с тобой сделать. Нам удалось добиться отмены смертного приговора за деяния, подобные твоему — за то, что ты позволил себе принять сан, но Рамосские Положения все равно устанавливают: Дерини не имеет права быть священником.

— Когда-то, — тихо заметил Дункан, — для Дерини было противозаконно владеть землей, или занимать какую-то должность, или иметь благородный титул.

Но Аларик уже много лет является герцогом, а королева Джехана остается королевой и владеет землей.

Кардиель вздохнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться.

— Это исключения, и ты знаешь об этом. И, возможно — но только возможно! — ты тоже окажешься исключением. Но бросая вызов в лицо архиепископу, ты едва ли поможешь делу. Не надо мне твоих юридических тонкостей! И вообще ты собираешься спорить или готов выслушать, что я хочу сказать?

— Выслушать, — прошептал Дункан.

— Прекрасно. Официально я намерен игнорировать все случившееся столько, сколько смогу. Однако благодаря твоей импульсивности синоду в Валорете придется решать вопрос с Дерини гораздо раньше, чем мне хотелось бы. Можешь не сомневаться: ты окажешься предметом многих бурных дискуссий, когда они соберутся на следующей неделе. Но ты не поедешь в Валорет. Что касается Церкви, ты должен стать невидимым. Денис предложил — и я согласен — что лучше всего тебе сейчас подхватить какую-то болезнь, из-за которой тебе неблагоразумно отправляться в путешествие. Я также должен попросить тебя не служить мессу и не участвовать в публичных действиях, как священник или епископ.

— Мне это запрещено?

— Нет, хотя ты и искушаешь меня. Ты можешь продолжать служить мессу, но частным образом. Я имею в виду — для короля, Аларика, Дугала. Все. Ты также можешь исповедовать, но тех же лиц, если только это не вопрос жизни и смерти. Если ты будешь посещать заседания совета или какие-либо мероприятия при дворе, то должен делать это как герцог. Я не намерен запрещать тебе носить церковное облачение, но лучше не привлекать внимания. Я был бы счастлив, если бы ты где только возможно появлялся в светском одеянии.

— Как долго? — спросил Дункан.

— Пока мне не удастся изменить проклятое законодательство, черт побери! — огрызнулся Кардиель. — Дункан, я не могу не подчеркивать важность этого.

Если ты не будешь попадаться на глаза и повторять глупые демонстрации того, кто ты есть, то все может успокоиться. Единственное, что позволяет мне так лояльно подойти к тебе, это то, что ты не выступал в роли епископа, когда признался в принадлежности к Дерини. И ты ведь на самом деле ничего не сказал.

Будет лучше, если ты ничего и не скажешь вслух. Ни ты, ни Дугал. Ты меня понял?

Все было даже слишком ясно, хотя и не так плохо, как могло бы быть. Дункан подчинился ограничениям, наложенным Кардиелем, и притворился, будто у него кашель и жар, заставляющие его оставаться в покоях в епископском дворце. Он посчитал за удачу, что никакие другие наказания не упали ему на голову в последующие дни. Изоляция также дала ему возможность провести больше времени с Дугалом перед тем, как сын отправится в летнее путешествие с королем. Морган и Келсон также приходили поужинать с ними практически каждый вечер и обычно оставались поговорить чуть ли не до утра. В последний вечер, который король с Дугалом должны были в Ремуте, Дункан пришел на ужин в замок.

Предстоящее королевское путешествие имело целью поиск реликвий святого Камбера, поэтому в тот вечер Морган вручил двум новым рыцарям медальоны святого Камбера, такие же, как он сам унаследовал от своей матери-Дерини. Однако после того, как Дункан благословил медальоны, Келсон извинился, сказав, что хочет получить еще одно благословение.

Он послал Долфина попросить Росану встретиться с ним у фонтана в центре сада.