— Ну, в магазин учебных пособий сбегай, там все карты продаются.

— Точно? — с беспокойством спросил Илька. Он уже ясно представлял громадную карту, усыпанную фигурками львов, медведей и крокодилов.

— Точно, — сказал Генка. — Мы зимой с рисования сбежали и пошли в этот магазин скелет смотреть. Я там эту карту видел. Копеек сорок или пятьдесят стоит.

— Подожди! — крикнул Илька и исчез из форточки.

Отыскал в ящике стола свой новенький полтинник, зажал в кулаке и снова кинулся к окну.

— Гена! Купишь карту, ладно? Вот, есть деньги.

Генка озадаченно заморгал.

— Ни фига… Это, значит, мне топать в магазин?

— Ну, Ген… — проникновенно сказал Илька.

— Чего «Ген»! Думаешь, охота за тридевять земель тащиться?

— Скелет смотреть охота была, — упрекнул Илька.

— Скелет… Тогда все равно делать было нечего.

— А сейчас?

— Сейчас у меня ботинок жмет…

Илька внимательно посмотрел на Генкины ноги.

— Ты вчера в этих ботинках в футбол играл. Не жали?

— Чтобы ты провалился, — мрачно сказал Генка. — Давай сюда деньги…

Когда ждешь, время тянется медленно, как застывший резиновый клей.

Илька чуть не протер носом стекло в окне. Потом решил, что магазин закрыт на учет, или Генка потерял деньги, или какие-нибудь хулиганы отобрали у него карту. От таких горьких мыслей ангина снова заскребла ему горло. Илька лег и отвернулся к стене.

Тогда кто-то легко стукнул по стеклу.

Илька птицей метнулся к окну. И от огорчения чуть не заплакал: там стоял не Генка, а Шурик.

Шурик знаками показал: открой форточку. Илька взгромоздился на подоконник и открыл. И спросил сиплым от обиды голосом:

— А Генка? Ты Генку не видел?

— Видел, — сказал Шурик. — Возьми, пожалуйста, карту.

И только после этих слов заметил Илька, что у Шурки в руках большая бумажная труба.

— Купили!— возликовал он.

— Да нет, не купили, — сказал

Шурик. — В магазине таких сейчас нет. Генка ко мне зашел. У меня разных карт целый ворох. Ну, вот эту нашли. — Он просунул в форточку трубу. — У нее один край помят, но не очень. Зато уже склеенная карта. А новую пришлось бы из четырех листов склеивать.

Подумаешь, край помят! Карты дальних экспедиций и плаваний, наверно, еще не так бывают помяты! И дожди барабанят по ним, и колючие искры костров прожигают их навылет…

— Ой, Шурка, спасибо! — шепотом сказал осчастливленный Илька.

— Да ну, пустяки. Подожди, я чуть не забыл. Гена сказал, что пятьдесят копеек тебе завтра отдаст. А сейчас он на них два билета в кино взял.

При чем здесь пятьдесят копеек! Скорее бы развернуть карту… Но так нельзя, нехорошо оставлять под окном Шурика.

А вежливый Шурик поинтересовался:

— Как твое горло? Все болит?

— Ни капельки! Только на улицу нельзя. И ко мне никому нельзя заходить: инфекция.

Шурик сочувственно вздохнул.

— Лучше бы уж в школе весь день сидеть, — печально сказал Илька. И вспомнил: — Ой, Шурка! А правда, тебя сегодня выгнали?

— Было, — с усмешкой сказал Шурик. И вдруг сделался немного похожим на Генку. Посмотрел мимо Ильки, холодно и как-то упрямо. И словно мускулы напружинил под рубашкой. А какие у него мускулы! Почти как у Ильки.

«Не надо спрашивать», — подумал Илька. Но Шурик сказал сам:

— Глупая история вышла. Из-за Яшки.

— Из-за Воробья? Как это?

— Да так. Из-за разговора. На истории. Есть у нас учительница. Ты, наверно, ее видел: такая, с бородавкой.

— На носу бородавка…

— На носу… Изображает из себя профессоршу, а на самом деле… Вспоминать не хочется. Не столько по истории рассказывает, сколько лекции по воспитанию читает. Тоска заупокойная…

«Ну и Шурка!» — ахнул про себя Илька.

— И сегодня тоже завелась… — Шурик передохнул и гнусавым голосом начал: «Мне совершенно непонятно легкомыслие и беспечность нынешних школьников. Совершая необдуманные поступки, они не желают представить, какой результат может повлечь за собой такой поступок. У вас уже есть печальный пример. Воробьев из четвертого класса «А» неосторожно вел себя на берегу и, как установило следствие, сорвался и погиб. А зачем, спрашивается, он…» Тьфу! Мне противно стало. Я поднялся и спрашиваю: «Откуда вы знаете?» А она: «Что именно?» — «Ну, то, что он погиб из-за легкомыслия. Ведь никто не видел, как он погиб». А она давай опять тянуть: «Достаточно знать его характер, чтобы сделать выводы. Известно, сколько неприятностей он доставлял педагогам». Тут наша одна девочка говорит: «А Галина Николаевна плакала, когда узнала про Воробьева…» А историчка в ответ: «Ну что же, мне тоже жаль этого мальчика…» А ведь ей, Илька, нисколечко не жаль! Это сразу видно. Тут меня будто дернули за язык. Я перебил и говорю: «Однако у него было одно хорошее качество. Он никогда не говорил подлостей про тех, кто умер…»

Шурик нервно засмеялся и быстро взглянул Ильке в лицо. Илька висел на форточке, приоткрыл рот от изумления и восторга.

Шурик вздохнул.

— Ну, вот… У нее даже бородавка побелела. Она губами пошлепала и говорит: «Я б-буду, Черемховский, н-настаивать, чтобы в-вы не присутствовали на моих уроках. П-па-а-трудитесь выйти».

— А ты? — выдохнул Илька.

Шурик пожал плечами.

— Потрудился…

Илька подумал и серьезно сказал:

— Шурик, ты молодец. А что теперь будет?

— Да ничего, наверное, не будет. До конца года три урока по истории осталось. Переживу.

— А дома? Тебе не влетит?

— Что значит «влетит»? Мне в общепринятом смысле вообще не влетает никогда. А впрочем, не знаю. Видишь ли, со мной первый раз такая история.

Илька почувствовал, что переплет рамы сильно давит ему живот. Неудобно торчать в форточке, лежа животом на тонкой перекладине. Илька завозился.

— Иди в комнату! — спохватился Шурик. — Ты же можешь опять простудиться! Я тоже пошел, мне пора.

И он исчез, вежливо сказав «до свидания».

Илька прыгнул на пол. Бумажная труба лежала у его ног. Илька не разворачивал. Что-то слишком тяжелой стала голова. Может быть, снова поднимался жар? Обо всем думалось сразу: фламинго, Яшка, обрыв, Шурик, его учительница… Все перепутывалось…

Илька тряхнул головой. Все-таки карта перед ним. Вот она. С открытыми тайнами зверей и птиц. Сейчас… Тоненькой стрункой начинало в нем звенеть радостное нетерпение. Сейчас…

Он встал на колени и прижал у карты один уголок. Потом катнул от себя трубу. Карта развернулась сразу: легко, почти без шелеста. Лишь края чуть приподнялись над полом.

Илька вздохнул как от встречного ветра. И засмеялся.

Ну, поймите Ильку. Никогда-никогда он не видел вблизи таких громадных карт. Ребятам постарше они, конечно, знакомы, а он, второклассник, где мог их увидеть? И вдруг с размаху развернулся перед ним удивительный синий мир. Синий и пестрый. Словно в полутемной комнате бесшумно упала стена и открылись за ней незнакомые страны.

По Африке, желтой от песка и высохших трав, мчались антилопы и жирафы, неторопливо и царственно двигались львы, шагали независимые слоны. Киты и акулы пенили воды океанов. Веселые кенгуру скакали через всю Австралию, белые медведи и моржи выползали на льдины у полюса. Тигры и зайцы, лоси и удавы, утконосы и крокодилы… От них рябило в глазах. Может быть, и в самом деле они двигались? Не Земля, а веселый зоопарк. Нет, не зоопарк: звери здесь были свободны…

Илька не нашел фламинго. Долго искал по всем берегам и странам, видел удивительную птицу лиру, потом попалась еще странная птица секретарь. А фламинго не было.

Илька не огорчился. Он почти позабыл про фламинго. Вставала перед ним гудящая зелень джунглей, грозно темнели коричневые горы, обнимал со всех сторон темно-голубой океан. И очередями били с карты разнокалиберные буквы названий: Ямайка (Я-майка!), Хоккайдо, Шпицберген, Канберра, Скагеррак (Скагер-р-рак!)… И звонкое, как сигнал трубы, — Горн! Мыс Горн…

Буквы прыгали через оленей и зебр, а львы смешно шевелили хвостами. Илька улыбнулся и прилег щекой на западное побережье Африки.