Борясь с желанием вышибить дверцу, Шедоуспан напоминал себе, где находится, хотя потолок надвигался, не останавливаясь. Как ни прискорбно, этот процесс не был бесшумным, он сопровождался отвратительным, сводящим с ума скрежетом, от которого сводило зубы.

Он вновь с силой вонзил длинное лезвие в дерево.

Дверь упала, за ней открылась ниша в стене, выпустив очередную стайку коварных Корстиковых стрел. Короткий свист, которым сопровождался полет, недвусмысленно указывал на их пугающе высокую скорость. Ганс почувствовал, что потолок коснулся его головы, и скорчился. В такой позиции его бурчащий живот и бешено бьющееся сердце оказались сдавленными. Он стал пристально вглядываться в открывшийся проем за сломанной дверью.

— Что ты видишь там, Ганс?

— Опасность, — пробормотал Ганс тоном, подразумевавшим невысказанный риторический вопрос: «Что же еще?»

Он швырнул в проем ибарский нож и услышал серию затихающих лязгающих звуков. Запустил туда метательную звездочку и услышал, как она, вслед за ножом, скачет по ступеням.

Потолок вновь коснулся его головы, и Шедоуспан, уже согнувшийся в три погибели, решил, что время пришло. Он сунул коробочку за пазуху. Страх рассеялся, и он вполз в низкий дверной проем. Ганс увидел чудесным образом загоревшийся факел, который осветил восемь ступеней. Они не были ограждены стеной. Он просто лег на живот и стал отталкиваться руками и извиваться всем телом, пока не коснулся руками пола.

Он отжался… Встал на четвереньки и огляделся… Он был в той самой комнате с полками, хлебными крошками и кислотой. Ганс взглянул вверх и увидел Глаз, который прошел сквозь неповрежденный и на вид весьма твердый потолок. Ганс помотал головой:

— Ненавижу подобные штучки!

Глаз покачался в воздухе из стороны в сторону.

— Не могу сказать, чтобы мне самому это нравилось. — И он поспешил вслед за долговязым юнцом, который торопливо вышел из комнаты.

В коридоре Шедоуспан сел на пол. Повернул коробочку крышкой от себя и принялся экспериментировать, нажимая то здесь, то там. Он сам не знал, что именно заставило механизм сработать, крышка откинулась, и облачко пыли или газа вырвалось из коробочки. Он отбросил коробку и быстро пополз прочь, упираясь в пол ладонями и пальцами ног, высоко задрав таз. На изрядном расстоянии он наконец остановился и обернулся.

Он увидел только Корстикову коробку, обтянутую красиво инкрустированной кожей. Ни дыма, ни газа, ни гориллы, ни двуногих волков, ни гигантских синих петухов. Он вздрогнул от звука голоса, раздавшегося над ним;

— Ты бегаешь, словно кот!

— Ты имеешь в виду, на четвереньках? Я просто торопился.

— Нет, я хотел сказать, что ты сначала бежишь, как будто за тобой гонится лев или еще что похуже, а потом останавливаешься вдалеке, чтобы посмотреть, действительно ли тебя преследуют. Люди и собаки обычно оглядываются назад, когда убегают.

— Поверь мне, я отношусь к категории людей.

— Я в этом ни секунды не сомневался. Я только хотел сказать, что иной раз подражание животному, даже такому глупому, как кот, может оказаться полезным.

— Надеюсь, что так, спасибо.

Глаз описал в воздухе дугу и продолжил:

— В любом случае теперь все в порядке, Ганс. Небольшое количество верианской пыльцы безвредно в открытом пространстве, а ведь этот проклятый туннель с натяжкой тоже можно причислить к открытому пространству. Однако, если бы ты открыл коробочку в той камере, где мы ее нашли, ты был бы сейчас мертвецом.

Ганс проигнорировал хвастливое «где мы ее нашли» и пробормотал:

— Рад, что не стал им. Если бы потолок не начал опускаться, я бы, наверное, открыл коробку. Корстик перехитрил сам себя! Но... разве только я был бы мертв? А как насчет тебя?

— Я в самом деле не могу сказать, какое воздействие порошок цветка смерти оказал бы на меня, — сказал Глаз, — но одно знаю точно: я не стал бы мертвым человеком.

— Ах, ну да... а ты уверен, что теперь опасность миновала?

— Ганс, ни в чем нельзя быть уверенным, пока мы находимся внутри Корстиковой берлоги. Но я уверен, что верианская пыльца тебе больше не повредит.

— Ага. Тогда давай посмотрим, что там у нас.

— У нас? Там нет ничего, что пригодилось бы мне, в этом можно быть уверенным!

В коробочке были два кольца — те самые два кольца, — а также малахитовая подвеска на довольно тяжелой золотой цепи, которая выглядела весьма дорогой; три кольца с тигровым глазом, которые пришлись бы впору изящной женщине; и пара серебряных серег с ониксом и нефритом. Менее интересными находками представлялись три маленьких белых камушка, похожих на гальку, и крошечных коробок с песком.

«Неплохо, — мурлыкал про себя Ганс. — Остальные вещички примиряют с дурацким песком и галькой!»

Он рассовал блестящие побрякушки в разные потайные кармашки на своей одежде и решил оставить шкатулку на месте. Но, подумав немного, пришел к мысли разобрать ее, чтобы убедиться, что не упустил никаких тайничков.

Напрасно. Все его изыскания привели лишь к полному разрушению красивой шкатулочки из тикового дерева, отделанной золотом и кожей.

— Ну, теперь отнесу все это Аркале, и, если вещички не заколдованы, мне кое-что перепадет.

— Аркала? А разве он еще жив?

— Жив и здоров.

— Я думал, Корстик давно убил его, — сказал Глаз и мрачно добавил:

— Или еще что похуже.

— Стало быть, Аркала более могуществен, чем тебе казалось. Кроме того, у меня будет кое-что и для Катамарки — его собственные уши после того, как я их отрублю!

— Бедный Ката-как-его-там. Я-то видел, как искусно ты умеешь рубить!

Шедоуспан очень медленно поднял голову вверх, чтобы посмотреть на своего компаньона.

— Глаз? Ты случайно не знаешь, как бы мне отсюда выбраться?

— Может, и знаю, — сказал Глаз, и Ганс вздохнул, заметив, что странное существо вновь заговорило с притворным смирением.

— Ну…

— Но я не вполне уверен, заслуживаешь ли ты дальнейшей помощи, — заметил Глаз с нескрываемым раздражением.

— Друг мой! Как ты можешь так говорить?

— Ты, со своим характером, напоминающим боевой топор, даже не удосужился спросить меня, как случилось, что я всего лишь Глаз и как я здесь оказался.

Ганс вздохнул, сдаваясь, и задал требуемый вопрос.

— Я рад, что ты спросил. Видишь ли, я был красивым молодым человеком, во всяком случае, мне все так говорили. И был один здоровенный безобразный верзила по имени Тулса Дум, приходившийся Корстику, кажется, кузеном, и, кроме того, в дело была вовлечена его жена, его дочь и его любовница.

— Чья?

— Чья кто?

— Чья жена, дочь и любовница? Голос Глаза сделался настороженным.

— А это имеет значение?

— Не для меня. Но, готов поспорить, для них это имело значение.

Глаз внезапно запрыгал вверх и вниз.

— Верно! Как это верно! Как трагически верно!

И он принялся разворачивать перед Гансом запутанную, волнующую и горестную картину, в которую были вовлечены личности по имени Тулса Дум, Корстик, Сателла, рыцарь с красными крестами. Мститель, трижды проклятая ведьма по имени Тарамис, безликое существо, называемое Железный Лорд, и еще одно, с отвратительным именем Оглан Не-Маг, некто, кого звали Роллан Ребенок, и чудесный, добрый, чувствительный и невинный человек по имени Афорислан, который был настолько безупречным индивидуумом, что Гане стал подозревать, будто именно его теперь зовут Глазом; в истории упоминалась битва, не завершившаяся чьей-либо победой, дуэль чародеев, в которой не было ничего захватывающего для Ганса из Санктуария, а также другие события, о которых он никогда не слышал, едва ли мог услышать в будущем и нимало не сожалел об этом. История струилась, изгибаясь прихотливыми зигзагами, подобно рыскающему бегу ищейки, и становилась все причудливее. Она длилась и длилась, не собираясь приходить к развязке, а именно: когда и чьим именно темным колдовством человек был превращен в Глаз.