Колдовство в кубке шипело и плевалось искрами.

- Отрава? - обречено спросил Гаврила, понимая, что это придется выпить.

- Кому как, - уклонился от прямого ответа колдун. - Доброй свинье все впрок…

Добавляя ему страха, Митридан высыпал туда целую горсть какой-то трухи. От нахлынувшего отчаяния Гавриле показалась, что она вспыхнула, еще даже не долетев до ободка кубка.

- Колдовство, - ободрил его колдун. - Выпьешь, и появится у тебя сила великая.

Гаврила несмело оттолкнул от себя кубок.

- Боюсь я…

Глядя одним глазам на дверь, колдун ободряюще похлопал Гаврилу по плечу.

- Правильно боишься. До сих пор твой страх тебя до скота низводил, а теперь он тебя до воина поднимет и вдесятеро сильнее сделает. Едва ты теперь запах пота учуешь, то себя не помня, будешь бить врагов до полного изничтожения, что справа, что слева, что впереди, что сзади.

Гаврила протянул руку, но по его жесту колдун не понял - то ли он хотел взять и выпить, то ли наоборот, отодвинуть подальше.

- Сможешь со всеми дружинниками справиться и из города сбежать! - Опережая его решение, повторил Митридан. - Давай. Не трусь. Не за здоровье пьешь - за свою жизнь. На дверь лучше посмотри…

Страх, что жил в Гавриле перестал быть его частью. Он сам стал всем Гаврилой, заполнив тело от кончиков пальцев на ногах, до самой макушки. Глаза его были прикованы к двери, в которой сверкали лезвия топоров, уже наполовину перерубивших засов. Запах живицы перебивал все другие запахи. Кубок каким-то чудом оказался у него в руках, и, не соображая что делает, он вылил его в себя, так и не почувствовав вкуса.

Голосов из-за двери было не разобрать. Только один раз колдун заорал громко, позвал на помощь, и тогда Стремяш, княжеский десятник из младшей дружины, скомандовал:

- Ломай!

В дверь ударили дружно, но то ли дверь оказалась заколдованной, то ли засов изнутри стоял добрый, но устояла дверь, пришлось браться за топоры. Больше мешая друг другу, чем помогая, они перерубили засов и ворвались внутрь. Со свету в темноте ничего видно не было, и несколько мгновений Стремяш соображал кто еще тут, кроме него, Гаврилы и дружинников. Стоявшие за его спиной товарищи, так же как и он таращились в темноту, не двигаясь вперед, пока глаза не проморгались.

- Вот он!

Теперь стало видно, что Гаврила - вот он - стоит около стола, уставленного горшками. На душе стало легче. Ни искать, ни бегать не нужно.

- Что ж ты, Гаврила от княжеского повеления бегаешь? Князь тебя зовет, а ты и ухом не ведешь…

Глядя на бледного от ужаса Гаврилу, десятник подумал: "Дурак дураком, а ведь соображает что-то… Догадывается, для чего его к князю кличут…" - Обыскался тебя князь, - добавил кто-то из-за спины. - Не пить, не есть без тебя не может…

- Сидит у окошка пригорюнившись…

- Все просит "Приведите ко мне друга моего, Гаврилу. Охота мне посидеть с ним рядом!" Гаврила молчал и только руки его, что сжимали столешницу, хрустнули. Стремяш посмотрел, что это там хрустит, и брови поползли вверх. В дубовой доске, толщиной никак не меньше, чем в два пальца, только что гладкой, теперь темнели две полукруглые выемки. Еще не сообразив, что это Гаврила ладонями, словно кузнечными щипцами, выломал из нее куски, он повторил:

- Пойдем. Князь заждался… Все жданки съел.

Глаза у Гаврилы почти закатились. Он стоял, словно и не слышал десятника, а прислушивался к чему-то в себе. Колдун, до сих пор тихо сидевший где-то в темноте, а то, может и вовсе невидимкой из вредности обернувшимся, подал голос.

- Берегитесь, ребята. Озверел Гаврила. Нет на него теперь управы!

Голос шел снизу, из темноты. Стремяш присел и увидел, что ошибся. Колдуна отлично было видно. Он, корчась, ползал в ногах у Гаврилы. Жалости к колдунам у Стремяша не было - ну нравится ему, так пусть ползает - и он повернулся к Масленникову и повторил.

- Выходи, Гаврила. Князь ждать не любит!

Гаврила несколько раз глубоко вздохнул, и вдруг лицо его стало маской. Он неловко провел рукой вокруг себя и, будто по волшебству, огонь охватил стены.

Пламя вспыхнуло разом, словно кто-то невидимый плеснул на стены масла. Языки пламени тысячами белок побежали по стенкам и тут же дым, словно стая воронов рванулся в растворенную дверь, а в огне черным неповоротливым, вставшим на дыбы медведем стоял Гаврила.

Стремяш знал, за чем послан. Князь ведь не спросит, был пожар или нет. Князь спросит, "Где Гаврила?" и "Кто виноват в том, что Гаврилы до сих пор нет?" И еще непременно поинтересуется " Сколько у нас сейчас есть кольев навостренных?", а пожар кругом или нет, это не важно. Важно выполнить то, что князь приказал.

Не вынимая меча, десятник шагнул к Гавриле, но тот завизжал, забился и бросился вперед. Он словно взбесился. Это было так неожиданно, что десятник отпрыгнул назад и выхватил меч, только Масленников не собирался драться. Он просто бежал, убегал, не видя ничего перед собой. На глазах дружинников, загородивших дверь, он ударился в стену и, проломив ее, выкатился во двор. За ним следом посыпались бревна. Крыша хрустнула, накренилась и сверху посыпалась гонта и огонь, вдохнув воздуху фыркнул и разросся оранжевой стеной.

Этого не ждал никто. Дружинники, забыв о колдуне, который что-то кричал, и о пожаре, смотрели, как Гаврила мчится по двору, неудержимый, словно ручей, прорвавший запруду.

- Держи! Держи! - заорали дружинники и опамятавшись, без команды бросились за беглецом. Стремяш недоуменно поднял опаленные брови. Такого он от Гаврилы никак не ждал. Трудно было придумать поступок глупее - тот не только не послушался повеления князя и пытался сбежать, он еще и бежал-то глупо - прямо на стражников старшей дружины, что стояли у ворот.

Готовые принять участие в забаве, те растянулись в цепочку и встали на пути беглеца, отрезая его от ворот.

Стремяш смотрел, заранее зная, чем все кончится.

- Ловите! Уйдет ведь, - прохрипело из огня. - Он унес…

Стена, что разбил Гаврила, с грохотом обрушилась вовнутрь, заглушая крик княжеского гостя.

Стремяш, понимая, что через мгновение Гаврилова беготня закончится, даже не обернулся.

Исполненный силы или хитрости, Гаврила бежал, не сворачивая и даже, наверное, не замечая тех, кто стоял у него на пути. Первый из дружинников, даже не вынув меча, затупил ему дорогу. Гавриле и в голову не пришло уклониться. Страх гнал его к воротам самой короткой дорогой. Он ударился об него, и дружинник отлетел в сторону. И как отлетел! Челюсть у десятника отъехала вниз.

Двое других, бывалых, видавших как кабаны и медведи разбрасывают зазевавшихся охотников, успели выхватить мечи и встали перед ним, но Гаврила словно и их не заметив пробежал, разбросав дружинников по обе стороны. Еще шесть человек бежало к нему со всего двора, отрезая путь к воротам, да прямо перед ним стояло еще двое, уже с мечами, а уж только позади них стояли ворота. Гаврила смел всех, раскатив их словно кочаны капусты. Последний оставшийся на ногах попытался в одиночку закрыть створку ворот, но Гаврила даже не заметил его усилий. Не разбирая, что где, он всей силой своей грянулся о закрытую створку. Окованное железом дерево поддалось не сразу и Гавриле показалось, что его настигли дружинники. Он завопил, ужас взбурлил в нем с новой силой и, на мгновение завязнув в крепком дереве, беглец вырвался наружу, за городскую стену.

Стремяш смотрел на это не в силах сдвинуться с места. Не видел бы это все собственными глазами - никогда бы не поверил!

На его глазах сбитые с ног дружинники поднялись и на нетвердых ногах бросились вслед за беглецом. Кто-то из тех, кто поумнее, оседлал лошадь и рванул следом. Стремяш дернулся, было вперед, но тут за спиной колдун взвыл козлиным голосом.

- Помогите! Ради ваших Богов помогите же, хоть кто-нибудь!