…Соха лежала на земле там, где ее оставил незадачливый землепашец. Земля, прилипшая к лемехам, засохла, и светлыми сухими комьями украшала железный лемех, уже тронутый ржой. Войт потрогал землю пальцем, растер шепотку и, сердито ворча, ссыпал назад.

- Куда дурака понесло? - пробормотал он. - Пахать пора, а он…

- Его соха? - перебил войта Хайкин. - Отвечай.

Войт любовно провел ладонью по сошнику, смахивая пыль.

- Его.

Исполненный величия оттого, что рядом стояли не кто-нибудь, а два могучих волхва, повторил:

- Его.

- Ну, смотри, старый… - сказал Белоян, нетерпеливо постукивая ногой по земле. - Если врешь, то в лягушку тебя…

Войт с достоинством отмахнулся от слов меведемордого, словно и не было только что страха, от которого пришлось войта доставать из-под лавки.

- И говорить нечего. Его. Земля его и соха его. Да и все другие, кроме этого дурня уже отпахались…

Не слушая более селянина, Белоян жестом отослал старика подальше, а сам, вознив соху в землю, очертил ее кругом. На левую рукоять сохи он одел снятый с руки тяжелый золотой браслет, а на правую начал выкладывать из мешочка золотые монеты, чередуя их и приговаривая.

- Ромейская, саркинозская, ромейская, саркинозская…

Потом он забормотал.

Хайкин узнавал знакомые слова, но общий смысл ускользал. Такого заклинания он еще не слышал, а потом стало не до слов. В очерченном круге воздух пошел искрами. Несколько мгновений они мерялись блеском с золотом, но золото вдруг потускнело, став медью. Журавлевский волхв не успел удивиться, как соха вдруг вздрогнула, словно кто-то невидимый взялся за нее, и со скрипом расшвыряв землю, повернулась.

Движение было коротким, но ощутимым. Войт отпрыгнул и сделал охранительный знак.

- Вот, - сказал Белоян, придержав соху, чтоб не свалилась. - Это еще куда ни шло…

Он присел, примериваясь взглядом к виднокраю.

- Куда ни шло? - не понял Хайкин. - Так получилось или нет?

- А то! - весело глянул киевский волхв. Он махнул рукой направо от сохи, а потом налево. - Туда не шло и сюда не шло. А шло, точнее шел, вон туда…

Похоже, что они сделали главное.

После этого Белоян завертел все дело сам, а хозяин только удивлялся как ловко и быстро у него все выходит. Киевлянин поговорил с князем Владимиром, посекретничал с Круторогом и, в конце концов, захватив Хайкина, улетел искать Гаврилу на ковре-самолете.

Поднявшись под облака, волхвы определили, куда нужно лететь, и уселись, приготовившись к долгому ожиданию. То ли ветер, то ли волшебство подхватило ковер и понесло в сторону Киева. Беседуя о разном они пролетели почти пол дня, но Белоян вдруг оборвав беседу, привстал на колени и пробормотал в полголоса.

- Вот это удача!

В его голосе было столько удивления, что Хайкин вслед за ним посмотрел вниз.

- Что там?

Не было там ничего необычного - деревья да кусты, и только тут Журавлевский волхв увидел, что Белоян смотрит на свою лапу. Глядя то на нее, то вокруг он медленно поворачивался. Перстень на среднем пальце вспыхнул светло-синим огнем и погас.

- Это еще что? - спросил Хайкин.

- Это и называется удача, - несколько озадаченно ответил Белоян. На медвежьей морде появилось удивление, тут же сменившееся подозрительностью.

- То, что перстенек не простой, это я догадываюсь, а вот в чем он не простой?

Все еще глядя на палец, Киевский волхв ответил:

- Помнишь, я говорил, что не для себя Митридан талисман взял?

- Помню.

- Вот этот перстень особенный. Он того злодея, для котрого Митридан старался, чует. Ну, если тот недалеко, конечно…

Белоян молчал, глядя, как на пальце полыхает синий свет. Без сомнения это означало только одно - где-то рядом сидел чужой маг.

- Так может, к ногтю его, доброхота? - предложил Хайкин, видя нерешительность Белояна. - Что доброе дело "на потом" откладывать?

Ковер незаметно остановился, словно и его, как и Белояна, охватила задумчивость. Ковер стоял, как лодка на якоре, а колдун щурился, что-то прикидывая.

- Надо придумать что-нибудь такое, чтоб остановить его, чтоб под ногами не путался… - сказал, наконец, собравшись с мыслями, Белоян.

Хайкин хищно улыбнулся.

- Есть у меня средство. -Он вытащил откуда-то из портков берестяную коробочку, встряхнул, прислушиваясь к сухому шороху, и ухватился пальцами за крышку. - Как раз для такого случая держал…

Блеск в глазах товарища Белояну не понравился и он уточнил:

- Но так, чтоб не до смерти… Дня на два, на три.

- До смерти? - переспросил Хайкин, посчитав, что ослышался. Крышку он приподнять не успел.

- Нет. Не до смерти. Пусть поживет еще… Я же говорю - несколько дней.

Хайкин пожал плечами.

- Не пойму я тебя. Он ведь нашему делу враг?

Белоян на мгновение замешкался. Хайкин, уже сунувший коробочку назад, в штаны шевельнул рукой, показывая, что готов достать ее.

- Ну враг, враг. И что с того? Не всякого врага ничтожить следует. Он нам, ежели мы с тобой все с умом сделаем, чуть позже большую пользу принести сможет.

- Пользу? Да какая польза от врага?

- Не знаю как ты, а я все в дело пускаю. Всякую дрянь, между прочим тоже.

Хайкин молчал.

- Ну? Есть что-нибудь на примете?

Не дождавшись ответа, Белоян сам его нашел.

- Да, - сказал он. - Именно.

Словно получив новый приказ, ковер скользнул к земле и полетел влево. Белоян снял перстень и сунул его за пазуху.

- Передумал?

Лес под ними рассекала дорога, вдоль которой и заскользил ковер.

- Нет. С чего бы это мне передумывать…

Путнику в Русском лесу раздолье.

Это если он не боится встречи с диким зверем или разбойником, лешим или кикиморой или непроходимым болотом. А Игнациус ничего этого не боялся. Правда, скорее, по привычке, чем от сознания собственной силы. После того, что произошло в Киеве, она сильно поистратилась. Ловушка, в которую его заманил Митридан, выжала из него почти все и теперь не Сила жила в нем, а скорее воспоминание о ней. Слышал он, что такое бывает, но с ним это произошло в первый, и он сильно надеялся, в последний раз.

Столкновение с Митриданом обошлось дорого - он очнулся в каком-то лесу с тем ощущением, которое мог испытывать, наверное, в один миг пересохший колодец - пустота и отчаяние. Несколько дней он едва двигался. Оставшихся в нем сил хватало только на то, чтоб наклонить к лицу ветку малины и разжевать несколько ягод. Три дня он поедал ягоды, что росли в десятке шагов от места, куда его занесло, и каждое мгновение ждал появления Митридана. Со временем страх улетучился. Он понял, что врагу досталось не меньше.

Когда силы вернулись, и он вновь почувствовал, что может ходить, как нормальный человек, а не переползать с места на место, он вышел из малиновых зарослей, чтоб определиться куда же его занесло. Слава Богу, удача не покинула его. Куда подевался противник, он не знал, а вот самого его занесло не так уж далеко от Киева.

Оставалось решить, что делать дальше.

Нет. Он не отбросил мысли найти Митридана и отобрать у него "Паучью лапку". Однако чтобы превратить эту прекрасную мечту в реальность, нужно было найти колдуна или хотя бы Гаврилу. Он надеялся, что ловушка, в которую его заманил Митридан, обошлась тому ничуть не дешевле, и тот пролежал в позорном бессилии не меньше него. Кроме того, почти наверняка (дорого бы дал Игнациус за то, чтоб его надежда превратилась в уверенность!) у беглого колдуна Митридана нет с собой волшебных вещей, через которые его колдовство могло достичь цели - Шара, ковра самолета или чего-то подобного…Первым делом он вернулся в Киев и вытряс из содержателя корчмы свой ковер и мешок. Тех остатков колдовства, что еще оставались в нем, ему хватило, чтоб найти Гаврилу. Два дня насмерть запуганный содержатель корчмы мирился с тем, что Игнациус жил в корчме, творя странные ритуалы, а колдун все это время ломал голову над тем, как оградить несведущего в колдовских делах Гаврилу от происков Митридана.