— Ты у нас, брат, — сказал голос машинным шепотом. Казалось, он раздавался из ночи, наполненной снами о льде и мертвых кораблях, мерцающих в свете звезд.

Я знал, что оно перейдет ко мне. Я знал протокол нашего Легиона, как и любой другой, но это не лишило меня желания, чтобы все было иначе. Летописцы и итераторы упоминая о Легионес Астартес, говорят, что мы не испытываем страха, что, кроме решимости и ярости ничто не наполняет наши сердца и разумы. Об Имперских Кулаках они говорят больше: что у нас души из камня, что эмоции молчат внутри наших тел. Правда, как всегда, это то, что слова не могут описать. Если бы мы ничего не чувствовали, то проиграли в тысячах войнах, что вели во имя Императора. Без сомнения, что усмиряет смелость, наши враги вырезали бы нас множество раз. Без ярости мы бы никогда не достигли высот славы. Я не чувствую страха, но внутри меня остается что-то от него, искаженное и увядшее, его нити настроены на другие нотки. Там, где человек будет чувствовать страх, я чувствую натяжение другой эмоции, сжатой и вплетенной в мою душу процессом, который создал меня. Иногда это ярость, осторожность или холодный расчет. А иногда это трепет, слабый отголосок страха, который утрачен мною. И я почувствовал именно трепет, когда руководство флотом перешло к «Трибуну».

Они проходили мимо меня, входя по одному в помещение из гранита и бронзы. Сотня боевых командиров, готовых к битве. Замысловатые серебряные узоры переплетались на золотисто-желтой поверхности каждого доспеха, а с нагрудников и наплечников мерцала сделанная из гагата эмблема сжатого кулака. Некоторые были стариками, их лица покрывали морщины и шрамы; другие выглядели молодыми, хотя это было не так. Вот Пертинакс, смотрящий на меня зелеными механическими глазами. Рядом с ним шел Каззим, который шесть месяцев удерживал башни Велги. Здесь Яго, который сражался во время первого усмирения Луны. Рядом с ними маршалы, мастера осад и сенешали Легиона. Они вместе прошли полтысячелетия войн.

Как только все вошли, я шагнул следом и проследовал в центр зала. Адепты машин чинили мой доспех, поэтому я надел шафрановые одежды, перевязанные в поясе кроваво-красным шнуром. Я выше всех своих братьев и даже без доспеха подавлял каждого воина в комнате. В помещении было тихо, и моя хромающая поступь разносилась эхом. Я чувствую их взгляды на себе, наблюдающие, выжидательные. Левая рука плотно прижата к боку, старые шрамы от зубов и новые скрыты широким рукавом мантии. Заживающая плоть отдавалась болью в нервных окончаниях. Лицо оставалось бесстрастным.

Помещение находилось глубоко в корпусе «Трибуна», нового флагмана Карающего флота, или того, что от него осталось. Полированная бронза покрывала стены, а палуба снижалась ярусами из черного гранита. Огонь в жаровнях наполнил помещение красным светом, а на открытом пространстве в центре вращалась призрачно-зеленая проекция звезды и планет.

Тир сказал мне, что должно произойти. Он пришел посмотреть, как я восстанавливаюсь под надзором апотекариев.

— Оно перешло к тебе, Полукс, — сказал он, глядя сверху темными глазами на проницательном лице. Медицинские сервиторы зашивали кожу на левом боку тела, иначе мне пришлось бы встать, прежде чем ответить. А пока я должен был оставаться на операционном столе, где хирургические лазеры и термокаутеры восстанавливали мои раздавленные и обмороженные мышцы.

— Есть более достойные, — сказал я, не отводя взгляда. Легкая усмешка изогнула край рта Тира. Самообладание одно из первых качеств, требуемых от Имперского Кулака, и я не сомневался, что намек на насмешку Тира был сознательным. Возможно, я просто не нравился ему. Мы — братья, связанные клятвами и кровью нашего примарха, но братство не требует дружбы. По правде говоря, я не знаю о чем он думал. Я всегда был обособленным, неспособным читать мысли братьев моего Легиона. Они были непонятными для меня, а, возможно, и я для них.

Тир покачал головой, сутулые плечи терминаторского доспеха слегка пошевелились.

— Нет, брат. Ты — воспитанник Йоннада, его наследник. Примарх и Сигизмунд передали командование ему. Теперь оно твое, и ты не можешь отказаться.

Я посмотрел в глаза Тира, которые были так похожи на глаза примарха. Я говорил не из-за ложной скромности; были другие более достойные возглавить силы, которые все еще представляли пятую часть всей мощи нашего Легиона. Лучшие чем я люди пережили катастрофу флота: командиры с большим опытом кампаний, более высоким положением в списках почета и более искусные во владении оружием. Тир был одним из таких лидеров.

Я — не герой, не чемпион Легиона. Я знаю, как защищаться и нападать, как держать упорную оборону и не уступать. Ничего другого я не умею. Это все. Но мы — Имперские Кулаки и мы не можем просто отвергнуть традицию и приказ. Йоннад назначил меня преемником. Я сомневаюсь, что он задумывался над вероятностью того, что командование могло перейти ко мне так быстро. Но они вытащили меня живым из замерзших обломков, а шторм забрал моего наставника. Тир был прав; я не мог отказаться. Это был мой долг, и этот долг вел меня прихрамывающей походкой в центр круга равных мне.

Я остановился в центре зала, под вращающимся дисплеем и посмотрел вверх на лица вдоль скошенных ярусов. Из теней сверкала сотня пар глаз, глядя на меня. Я чувствовал себя глубоко почитаемым и абсолютно одиноким. Правда была в том, что я не боялся должности командующего. Йоннад был лучшим флотским командиром Легиона, а я его лучшим учеником; я командовал экспедиционными флотами и завоевательными кампаниями. Со смертью Йоннада в шторме я принял его наследие. Легион обучил и подготовил меня к этой чести, но я не желал ее.

Наш флот был первым ответом примарха на предательство его брата. Пятьсот шестьдесят один корабль и триста рот покинули «Фалангу». Командующим был назначен первый капитан Сигизмунд, но примарх вернул его на Терру, и таким образом, мы совершили прыжок к Исствану под командованием Йоннада. Когда мы вошли в варп, на нас обрушился шторм и не отпускал нас. Навигаторы не могли найти луч маяка Астрономикона, и любой курс заводил нас все глубже в бурю. Мы заблудились, дрейфуя по течениям страшного моря. После, как казалось, многих недель навигаторы почувствовали брешь в штормах, единственное спокойное место. Мы поплыли к нему, а ярость шторма последовала за нами.

Флот перешел в реальность на границе звездной системы. Сила шторма в те последние мгновения была несравнима ни с чем из того, что мне выпадало пережить прежде. Поля Геллера вышли из строя, корпуса раскололись на куски и сгорели в пламени собственных реакторов. Некоторые корабли вышли невредимыми, но многие погибли, их остовы вырвались из варпа, чтобы замерзнуть в космосе. Двести боевых кораблей погибли, их останки вращались в свете забытой звезды. Они нашли меня в обломках одного из этих разрушенных остовов. Я был одним из немногих.

Погибли десять тысяч Имперских Кулаков. У меня в голове не укладывалась эта катастрофа.

Осталось триста шестьдесят три боевых корабля. Судьбы свыше двадцати тысяч моих братьев Имперских Кулаков теперь в моих руках. Такое бремя мне прежде не доводилось нести. «Я должен», — подумал я. — «Даже если это выше моих сил, я должен».

Я приветствовал собравшихся кивком.

Тишина. Затем сотня кулаков в унисон ударила в нагрудники.

Я указал на медленно вращающуюся проекцию системы, в которой мы оказались. Ее назвали Фолл, система столь незначительная и неизвестная, что существовала только в качестве примечания к навигационным записям. Проекция повернулась, вращающиеся планеты исчезли, когда часть изображения увеличилась, чтобы показать уцелевшие корабли Имперских Кулаков. Я позволил ему вращаться некоторое время. Всем присутствующим нужно было обсудить один вопрос.

— Пятьсот кораблей нацелились в сердце величайшего из когда-либо совершенных предательств. Двести погибло, когда плыли к единственному спокойному району посреди шторма. Две планеты, когда-то заселенные, теперь необитаемые. — Я посмотрел туда, где перемещались пурпурные облака, изображающие соответствующие варп-условия вокруг системы. — Мы здесь, окруженные штормами, которые нас пригнали сюда. Лишенные связи. Изолированные. Пойманные в ловушку. — Я поднял глаза на выжидающие лица; некоторые кивнули, словно понимая, куда я клоню. Возможно, они уже видели подобные нашей ситуации признаки и сделали тот же вывод. Я знал, как устроить засады, использовал их в десятках войнах, и я знал, что значит убить ослабленного и застигнутого врасплох врага. Глядя на проекцию нашего флота, плывущего в систему Фолл, я видел западню. То, что кто-то смог создать нечто подобное, было вне моего понимания, но я понимал, что говорила мне интуиция.