— А если нас заманили в западню, — сказал я и голос разнесся по безмолвному залу, — кто наш враг?

Отец ожидал его в старейшей цитадели Терры. В крепости Бхаб — полукруглая скала неправильной формы устремилась к крыше мира, подобно указательному пальцу в небеса. Долгие тысячелетия Древней ночи она служила прибежищем военачальникам, королям, тиранам. Но даже они называли её древней. А сейчас цитадель — безобразный пережиток прошлого, уцелевший в разрастающемся Императорском дворце — прямое напоминание о дикости посреди монумента просвещению и единству. Сигизмунд задался вопросом: одержит ли теперь победу старый варварский бастион над попытавшимся покорить его дворцом. “Старые пути и привычки снова вернулись, как и всегда”. Войны вели непрерывно с тех пор, как человек впервые ступил под солнечный свет, и также будут вести бесчисленные годы спустя, когда звезда потухнет. В этом он был уверен.

На вершине цитадели дул прохладный ветер, принося запах специй из далёкого трудового лагеря на горном склоне. В ярком синем небе плыли облака, лицо первого капитана омыли холодные рассветные лучи. Астартес можно было бы назвать красивым, но войны и генетические усовершенствования оставили свой след. Грубое лицо с благородными чертами, кожу усеивают рубцы, от правого глаза к челюсти вьётся шрам. Зато глаза исключительные — ярко-синие, как сапфир и излучают мощную внутреннюю энергию. Облачённый в отполированный золотой боевой доспех и накинутый поверх брони белый сюрко с чёрным крестом первый капитан носил почести и награды за множество войн, как вторую кожу. В битвах среди звёзд его ни разу не смогли превзойти. Везде: от гладиаторских ям Пожирателей Миров до покорённых космических систем он демонстрировал, что значило быть воином Империума. В иные времена Имперский Кулак стал бы величайшим воином эпохи, а сейчас он просто самый сильный сын того, кто ожидает его у парапета башни.

Рогал Дорн мерцал в утреннем свете. Первый капитан не достигал ему даже до плеча, примарх Имперских Кулаков выглядел, как облачённый в адмантий и золото полубог. Рядом стояла астропат — истощённая женщина, зелёная шёлковая мантия не могла скрыть сутулость. Оба молчали, но Сигизмунд заметил повисшее в воздухе напряжение после недавнего разговора. Он преклонил колени, ветер трепал табард на броне.

— Благодарю, госпожа, — Дорн кивнул изнурённому астропату, та поклонилась и вышла.

— Встань, сын, — продолжил примарх.

Сигизмунд медленно поднялся и посмотрел на отца. На бескомпромиссном неподвижном лице блестели тёмные глаза. Рогал мрачно улыбнулся. Астартес знал, что это значит — каждый день после возвращения на Терру одно и то же.

— Никаких сообщений, повелитель?

— Никаких.

— Варп-шторм делает…

— Получение посланий невозможным, да, — отвернулся Дорн. Над зубчатыми стенами в холодном синем небе среди потоков дрейфующего дыма кружил орёл. Примарх наблюдал за ним, отслеживая витки полёта — птица поднималась используя тёплые воздушные течения.

Прошло много недель с тех пор, как Рогал услышал о предательстве брата и узрел доказательства. Сигизмунд запомнил гнев в глазах отца. И знал, что ярость некуда не ушла — а только подавлена волей и погребена под слоями контроля. Знал потому что она пылала и в нём — яркий отголосок холодного гнева примарха. Дорн желал лично выступить против Гора, выслушать признание предателя и собственными руками свершить возмездие. Не пустил долг перед Императором и Империумом, которых Гор стремился уничтожить. Они вернулись на Терру, но примарх отправил сыновей — воплощение своего гнева. Их назвали — Карающий флот. Тридцать тысяч Имперских Кулаков и более пятисот военных кораблей устремились к Истваану, учитывая ярость братьев, сила вполне достаточная, чтобы захватить сто миров. Сейчас вторая армия, которую сформировали из множества легионов, собиралась нанести удар по Истваану, а от Карающего флота не было никаких вестей.

— Сообщение придёт, повелитель. Галактика не может просто проглотить треть легиона.

— Не может? — Дорн обратил взгляд тёмных глаз на Сигизмунда. — Легионы воюют друг с другом. Гор предатель. Всё стало с ног на голову. Как мы можем быть в чём-то полностью уверенными?

— Вы слушаете слишком много надоедливых советчиков, повелитель, — спокойно ответил первый капитан. “Страх окружает нас”. Страх пронёсся по Терре подобно ледяному ветру. От грязных ульев Северной Мерики до колоннад Европы. Он везде: во взглядах, слухах и недосказанности. Повсюду и продолжает расти. Предательство Гора потрясло все устои верности и истины в Империуме. В одно мгновение все начали сомневаться. Кто ещё примкнул к Гору? Кому можно доверять? Что будет? Вопросы оставались без ответа. Смотря в глаза отца, Сигизмунд подумал, что ответы на некоторые из них не добавят спокойствия.

— Что бы не произошло, они выстоят и достигнут Истваана. Они ваши сыновья.

— Сожалеешь, что вернулся?

— Нет. Моё место здесь, — ответил первый капитан, снова взглянув в лицо отцу. Сигизмунд командовал Имперскими Кулаками, которых отправили на Истваан, но отказался от этой обязанности. И попросил о возвращении на Терру. Дорн доверял сыну и согласился без вопросов.

Астартес не распространялся о настоящей причине, понимая, что отец не примет её. Он и сам едва её осознавал, но выбор сделан. Ложь давит на него, подобно цепям грешника.

Дорн улыбнулся:

— Такая уверенность, столь мало сомнений.

— Сомнения — величайшая слабость, — нахмурился Сигизмунд.

— Цитирование моих собственных слов — неприкрытая лесть или тонкий упрёк, — удивился примарх.

— Правда — обоюдоострый меч, — спокойно ответил Имперский Кулак. Смех Дорна разнёсся коротким раскатом грома.

— Теперь ты точно дразнишь меня, — проворчал Рогал, по-прежнему улыбаясь. Затем хлопнул Сигизмунда по плечу.

— Спасибо, сын, — эмоции покинули голос. — Рад, что ты здесь.

На секунду капитан захотел рассказать правду, поведать истинные причины возвращения на Терру. Но отец отвёл взгляд и порыв прошёл.

— У тебя есть другие обязанности, кроме борьбы с моей меланхолией, — примарх посмотрел вдаль на блестящие на горизонте звёзды. Пристальный взор остановился на красной точке, похожей на остывающий уголёк.

— Оно пришло к нам, предательство у наших дверей.

— Значит, доклады верны? Марс пал?

— Да.

Сигизмунд ощутил растущий гнев от мысли, что враг столь близок к сердцу Империума. Вспыхнувшая ненависть, волной прокатилась по всему телу, поглощая меньшие эмоции, пока не сфокусировалась в едва сдерживаемое сконцентрированное пламя. Именно этот внутренний огонь сделал из него воина, не знавшего равных после Императора и примарха, часть которого жила в нём. На мгновение Имперский Кулак почувствовал себя, как до встречи на “Фаланге”, после которой всё изменилось.

— Я сотру марсианских предателей в пыль, — выдохнул капитан.

Рогал покачал головой:

— Ещё не время. Пока мы должны спасти то, что в первую очередь потребуется для защиты Терры: броню из Мондус Оккулум и Мондус Гамма.

Сигизмунд кивнул. Если у них не осталось союзников среди остальных адептов Марса, то миссия станет сложнее. Сложнее, но и яснее.

— Мои силы?

— Четыре роты и ещё с тобой отправится Камба-Диас.

— Чтобы сдерживать мой темперамент, — прорычал первый капитан, понимание мудрости приказа пересилило гордыню.

— Всем нам нужны другие, чтобы уравновешивать нас, — слегка склонил голову примарх. — Не так ли, сын?

Астартес подумал о мелькнувшей неуверенности в глазах отца и истинной причине своего возвращения на Терру. “Он стоит посреди бури предательства и лжи, и я должен стоять рядом с ним, что бы не случилось”.

— Будет сделано, повелитель, — сказал Сигизмунд и снова преклонил колени.

— В этом я уверен, — ответил Рогал Дорн.

Выхлопы корабельных двигателей затмили сияние звезд. Во тьме за обзорными окнами «Трибуна» сотни боевых кораблей скользили в переплетающейся паутине плазменных следов. Каждый двигался по определенной траектории рядом со своими товарищами, образуя движущуюся сеть, которая напоминала непрерывно меняющуюся механическую модель звездной системы. Некоторые находились так близко, что я видел шпили авгуров, выступающие из верхних и нижних частей корпусов. Я разработал это построение, определил место для каждого корабля и рассчитал траекторию. Весь флот находился в постоянной боеготовности, щиты подняты, а оружие заряжено. В другое время подобное творение, возможно, и порадовало бы меня, но сейчас лишь наполнило разум смутными тревогами. Прошли недели, а ничего не случилось.