Я не мог кричать, потому что хватка не давала покинуть рот ничему, кроме сдавленного хрипа. Что-то хрустнуло, и я ощутил внутри ужасное давление. А затем я упал, тяжело ударился о пол мастерской и забил ногами, пытаясь вздохнуть. Лишь крошечные струйки кислорода попадали в лёгкие через изувеченное горло, и я смотрел, как он присел рядом с сардонической ухмылкой на грубом лице.

Слова пытались добраться до онемелых губ, тысячи вопросов, но воздуха хватило лишь на один.

Зачем?

Воин склонился и прошептал мне на ухо.

Тоже ответ, но в нём нет смысла.

Я умираю. Он это видит. Через считанные минуты я буду мёртв, и воин повернулся и вышел из мастерской, не дожидаясь моей кончины.

Я крепче, чем выгляжу, и хотя не могу сказать наверняка, не верю, что умру так быстро, как ожидал убийца. Я делаю слабые вздохи — их достаточно, чтобы продержаться ещё чуть-чуть, но не хватает, чтобы жить. Всё перед глазами тускнеет, чувствую, что умираю.

Серебряных дел мастера не станет, и я боюсь, что никто никогда не узнает причины.

Но что это?

Порыв ветра на коже, звук открытия двери?

Да! Я слышу встревоженный крик и тяжёлые шаги. Нечто огромное и бледное нависает надо мной. Проступают прекрасные черты, похожие на лицо спасателя, видное из под воды неподвижного озера.

Я знаю этого воина.

Никому так не идёт доспех Марк IV.

Хастур Сеянус.

Он поднимает меня с пола, но я знаю, что меня уже не спасти. Неважно, как быстро он сможет принести меня к медику, я не выживу. Но я всё равно рад. Не умру один, кто-то будет смотреть, как я сброшу смертную оболочку. Меня будут помнить.

Он кладёт меня на верстак и неосторожно смахивает поднос с завершёнными заказами. Моя голова опускается на бок, и я вижу, как на пол падают четыре кольца. Я смотрю, как Хастур случайно наступает на одно, полностью расплющив кольцо своим весом.

Это кольцо я сделал для него.

Он наклоняется ко мне, настойчиво что-то говорит с искренней печалью от моей смерти.

Сеянус резко задаёт вопросы, но я ничего не могу разобрать.

Жизнь ускользает. Глаза закрыты, но перед смертью я слышу, как Хастур задаёт последние вопросы.

Кто это сделал? Что он сказал?

И последней искрой жизни я проталкиваю предсмертные воспоминания и последние слова убийцы через изувеченную гортань.

Я не могу сказать. 

~ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ~

VIII Легион «Повелители Ночи»

Яго Севатарион, «Севатар», Первый капитан, командир Атраментаров

Тал Ванек, боевой брат, Первая рота

Оррин Валзен, Примус Медикэ

Малитос Кулн, Девятый капитан

Нарака, «Бескровный», Тринадцатый капитан

Вар ДжаханТридцать девятый капитан

Кел Херек, Сорок третий

Крукеш "Бледный", Сто третий капитан

Товак Тор, «Однорукий», Сто четырнадцатый капитан

XIX Легион «Гвардия Ворона»

Аластор Рушаль, Восемьдесят девятый капитан

Служащие VIII Легиона

Экра Трез, Пожиратель Грехов

Тайе Каренна, командир крыла, эскадрилья «Скрытые»

Кул Кивен, наблюдатель, эскадрилья «Скрытые»

Венсент Аурлин, стрелок, эскадрилья «Скрытые»

- Падай.

Лорд-рыцарь Калибана стоял посреди бури. Его лоб венчала серебряная диадема, пепельные волосы из-за дождя казались нарисованными на бледном лице. Рыцарь был закован в черный керамитовый доспех с резными фигурами львов из марсианского красного золота. По мечу в его руках струилась кровь, которая смешивалась с ливнем и стекала со стали.

Вторая фигура как будто была его отражением в треснувшем зеркале. Лорд-рыцарь был бледен, а второй воин отличался чахоточной белизной. Полуночный доспех, крест-накрест перечеркнутый зубчатыми молниями, повторял бушующий над головой шторм.

Вокруг них свирепствовала битва. Она шла даже внизу, поскольку они бились на вершине горы из тел своих раненых и мертвых сыновей. Лорд-рыцарь Калибана месяцами ждал этого момента. И вот он настал – под визг ветра и завывание дождя, которые подчеркивал отрывистый треск многих тысяч болтеров.

Исполнив свой долг, рыцарь отступил назад, и ливень смыл с меча последние пятна крови. Его брат шатался, обхватив собственную шею когтистыми руками. Между судорожно сжимающихся пальцев хлестал темный текучий поток. Воин пытался зажать горло, и ему это не удавалось.

- Падай, - сказал Лорд-рыцарь своему брату. Его голос был надломленным и неровным, он задыхался. – Падай.

Черные глаза второго воина были широко открыты и подрагивали, пока жизненная сила утекала сквозь пальцы. Он беззвучно заговорил, безрезультатно шевеля губами, и, наконец, рухнул на одно колено. Раны на животе и груди кровоточили так же сильно, как и рассеченное горло. Казалось, что методично изрубленное и изорванное королевским клинком тело держится вместе лишь за счет отчаянной ненависти.

Лорд-рыцарь не отличался улыбчивостью и не был настолько мелочен, чтобы насмехаться над павшим соперником. Он отсалютовал поднятым клинком, приложив эфес к коронованному челу и воздавая почести убитому врагу.

- Я же говорил, - обратился Лев к умирающему брату, - что прикончу тебя, Керз.

Братья всегда встречались в темноте. В их склонности собираться в лишенном света помещении не было ничего театрального и символичного, или какой-либо необходимости в секретности. Некоторые традиции просто не менялись с момента возникновения, будучи скорее привычкой, чем выдумкой. Когда-то темнота была важна. Теперь она просто была.

Красные глазные линзы пронзали мрак. Им вторило скрежещущее урчание сервоприводов сочленений и работающих силовых кабелей. Доспех Мк-IV никак нельзя было назвать бесшумным изобретением. А будучи поврежденным, он издавал еще больше шума.

Трое братьев стояли молча. Их окутывало поражение, которое липло к ним теснее, чем окружавшие тени. Позор был столь свежим, что никто даже не успел починить броню. Комнату озаряли вспышки искр, проскакивавших в разорванных суставах, а воздух медленно пропитывался запахом битвы, исходившим от разбитых керамитовых доспехов. Химическая вонь фицелина, смешанная с грубым и резким смрадом прометия. На фоне этого висел слабый запах оружейного дыма, почти такой же безжизненный, как угольный.

- Трое, - произнес один из братьев. – Нас осталось трое.

- Могут быть и другие, - сказал другой.

Первый презрительно усмехнулся.

- Больше никого не будет. Ты что, был слеп последние девять часов? Не видел, что произошло? Сколько кораблей мы потеряли?

Третий брат облокотился о край центрального стола. Увенчанный гребнем шлем покачивался, поочередно оглядывая сородичей.

- Мы не знаем. И не узнаем, пока флот снова не соберется. Я видел, как «Праксис Мунди» развалился на части, уничтожив семь кораблей сопровождения. Перед ним погибла «Леди Сапиента». «Ужас Этернума». «Король без трона». «Затмение». И это только крейсеры, гибель которых я видел. Не могу назвать точное число фрегатов и эсминцев. Слишком много.

- А что с «Наступлением ночи»?

Третий брат покачал головой.

- Пробито снаружи и охвачено огнем изнутри. Флагман не мог спастись. Темные Ангелы вцепились ему в горло так же жестоко, как Лев – лорду Керзу, - воин на мгновение прервался, медленно вздохнув. – «Сумрак» должен был бежать первым. Не могу понять, почему он остался. Какой прок перестреливаться с флотом Темных Ангелов?

- Я слышал сообщения по воксу, - отозвался первый из братьев. – Севатар приказал флагману оставаться в системе, пока он забирает с поверхности те роты, корабли которых уже бежали.